В комнате накурено так, что хоть топор вешай. Гость, в
очередной раз затягиваясь сигаретой «Gauloises», надрывно кашляет. Затем тишина. На улице холодно, но
внутри воздух спертый. Массивные очки в толстой оправе придают гостю вид профессора
старой закалки. Речи, переполненные специализированными терминами, подкрепляют
это впечатление. Здесь собралось множество людей, чтобы послушать его: молодые
и старые, члены Итальянской Компартии и внепарламентской левой, даже какое-то
количество христианских демократов. А как же! Кто же не слышал о дружбе этого
сумасбродного миллионера с Фиделем Кастро и Че Геварой? Каждому охота послушать
его. Даже полиция присутствует здесь.
«Сардиния сегодня
находится в предреволюционной ситуации. Чтобы в этом удостовериться, достаточно
посмотреть вокруг. Что вы думаете о бандитизме?»
Многие внимательно прислушались, другие заулыбались. Кое-кто
делал пометки в блокноте: «Сардиния
сегодня находится в положении, сходным со странами Третьего Мира, это
регион-колония». Большинство понимающе закивали головами. «Вы не можете упустить эту возможность
обрести свободу. Настало время». Шёл 1968 год. В зимнем саду Кальяри, где
происходила встреча, росло волнение среди собравшихся. Гость как будто бы этого
и ждал. «Потому что сегодня Сардиния
может стать Кубой Средиземноморья. Ибо все условия для этого имеются».
Джанджакомо Фельтринелли абсолютно верил в то, о чём
говорил. И вопреки мнению большинства итальянских левых, а так же наперекор
советам своего близкого друга Франческо Масала, он решил в центр своей речи
поставить тезис о том, что традиционный сардинский бандитизм является пока ещё
неразвитым эмбрионом политической партизанской армии. Потому что в Сардинии,
под предлогом борьбы с преступностью, свирепствовал самый настоящий
колониальный террор, неизбирательный и повальный, в результате чего итальянское государство, -
и так мало почитаемое среди местных жителей, - превращалось в сознании
сардинских масс в главного угнетателя. А бандиты, фактически, являлись единственной
силой, оказывающей сопротивление этому наступающему агрессору.
 |
| Джанджакомо Фельтринелли |
Сопротивление полицейским репрессиям должно было стать
отправной точкой для взаимодействия бандитов и итальянских революционеров. Но
нужно было непосредственно выяснить, насколько далеко они готовы зайти в
процессе реализации этого революционного проекта. Необходимо так же было
понять, насколько осознан их протест против итальянского государства. Для этого
Фельтринелли нужно было встретиться с ключевым персонажем местного бандитизма,
Грациано «Грацианедду» Месиной.
В личном деле, заведённом полицией на Месину, тот
описывается как «бандит по призванию»: «человек,
с патологическими криминальными наклонностями». В реальности так оно и было
– Месина всю свою жизнь игнорировал закон и общественные нормы, демонстрируя
свои не самые лучшие моральные черты. При этом психически он был совершенно
нормален – с хорошим чувством юмора и богатым воображением.
 |
| Грациано Месина |
Впервые он попался в руки властей в 12 или 13 лет, когда был
схвачен с пистолетом в кармане куртки. Приведённые в казармы карабинеров, он
бежал оттуда, предварительно украв сигареты одного из сотрудников. Спустя
месяц, он вновь тревожит полицию – на этот раз причиной стала стрельба из
револьвера по фонарям в его родном городке Оргосоло. Запертый в местном
застенке, он вновь сбегает. Позднее его мать скажет, что немного тюремной
дисциплины, вероятно, должно пойти ему на пользу. Но сам Грациано не был
согласен с этим. Он не любил тюрьмы и с большой фантазией и изобретательностью совершал
побеги из тюрем Сполето, Порто-Адзурро, Нуоро и Сассари.
Идея Фельтринелли была абсолютно ясна. Хотя прежде её часто
обсуждали, но никто и никогда в открытую не говорил тех слов, сказанных в
Кальяри: о том, что Сардиния может стать Средиземноморской Кубой. Фельтринелли
явно не звал никого браться за оружие, но абсолютно все поняли его посыл.
Но на самом деле Фельтринелли был отнюдь не единственным
апологетом идеи партизанской борьбы на острове и включения бандитов в
вооружённую борьбу. Элиссео Спига, который до 1966 года возглавлял
экономическую комиссию регионального комитета ИКП на Сардинии и принадлежал к
фракции т.н. «неосардизма», пишет в том же году, что «недавние акты бандитизма, такие как похищение четырёх человек, являлись
прямым результатом тех репрессий, которые государство обрушило на головы
населения Нуоро…Реальная опасность заключается в том, что именно государство
раскручивает вихрь бандитизма, совершая ошибку за ошибкой. Государство
оттачивает в наших горах эффективность антипартизанских отделов (…), которые
сражаются с бандитами так, будто бы они являются опасными политическими
повстанцами».
Идея Фельтринелли, очарованного латиноамериканским опытом
партизанской борьбы, конечно завораживает. Причём борьбу с бандитизмом издатель
рассматривает не как ошибку Государства, а напрямую как «желание дать политическую оценку сардинскому бандитизму»,
угрожающему государственной власти на острове. Бандитизм должен быть изучен для
того, чтобы проследить, возможно ли изменить его направленность. В конце
концов, разве герилья не рождается как ответ на репрессии властей? В данном
случае, традиционный сардинский бандитизм может быть преобразован в
политическое движение за независимость и социализм. Фельтринелли был уверен,
что бандит-пастух мог в будущем стать революционером.
«Чтобы оставаться
честными, - пишет Фельтринелли в своей брошюре «Восстание против
колонизации» от 1968 года, - мы должны
признать, что различие между сардинским бандитом и гипотетическим партизаном,
не очень существенно. Во-первых потому, что и бандит-пастух и партизан
действуют в слаборазвитых аграрных регионах, колониальных или полуколониальных
по своему характеру, и само их происхождение имеет социально-экономические
причины. Протест против насилия и угнетения, хотя и разными путями, приводят обоих
к общей методологии действия вне рамок установленного порядка.
Именно в среде таких
сельских бандитов наиболее часто встречается трансформация, - под воздействием
внешнего политического вмешательства, - преступников в партизан (как в
индивидуальном, так и в массовом порядке). Герой Мексиканской Революции Панчо
Вилья наверное самый известный, но не единственный пример подобного рода. Даже
на Сардинии, по-видимому, были такие бандиты-партизаны, преступники, не
лишенные некоторого политического самосознания и понятия о политической борьбе.
Паскуале Тендедду, выдвинувший свой манифест в журнале «Новые Аргументы»,
являлся образцом этой тенденции».
Подобную же позицию поддерживал итальянский документалист
левых взглядов Ансано Джанарелли, ставивший знак равенства между политическим
угнетением и репрессивным давлением на сардинский криминал, особенно
усилившимся в конце 60-х годов. «Я не
думаю, что кто-то воспринимал «голубые береты» в качестве репрессивного
контингента колониального правительства, - говорит журналист Анджело
де Муртас, - Однако очевидно Джанарелли думал
иначе, поэтому он и снял фильм «Сьерра-Маэстра», в котором прослеживается
именно эта гипотеза».
Нуоро, 22.11.68. «Господин
генерал, мы, группа карабинеров провинции Барбаджа, - писал корпусный
генерал Луиджи Форленцы главнокомандующему карабинеров, прибывшему на Сардинию
с инспекцией, - многие из нас являются
сардинцами, но некоторые имеют континентальное происхождение…в любом случае, мы
все – итальянцы…Синьор генерал, у нас есть чёткое ощущение, что правительство в
Риме не понимает природу зла, преследующего этот несчастный остров с древнейших
времён. Это древнейшее зло, вросшее в архаичные социальные структуры острова, и
все усилия по его искоренению вызывают протест общества».
Это было время, когда грандиозные военные оккупации сельских территорий,
обоснованные борьбой с бандитизмом, приводили не только к закономерному
недовольству общественных секторов, но и к тому, что местная полиция на низших
уровнях становилась на сторону населения.
Несколькими месяцами ранее, - в марте 1968, - родился, вдохновлённый примером испанской ЭТА, Сардинский Национально-Освободительный Фронт (Fronte Nazionale de Liberazione de sa Sardigna), а в Баунеи местная националистически настроенная интеллигенция стала
инициатором широкого протеста против проекта Национального Парка Дженнардженту,
который должен был раскинуться на месте традиционных овечьих пастбищ, тем самым
«превратив пастуший мир в увеселительный
аттракцион». Наконец, Оргосоло и Пратобелло усилиями итальянских властей
превратились в оживлённые курорты, нарушающие патриархальное бытие местных
жителей. В этом контексте всеобщего недовольства сардинские бандиты
действительно воспринимались народом в положительном ключе. Знаменосцем этих
традиционных криминальных элементов и стал Грациано Месина, превратившийся в
глазах сардинцев в эдакого Робин Гуда, каждый побег которого воспринимался с
ликованием, каждое преступление которого одобрялось простыми людьми.
«Месина был тем, кто
бежал из тюрьмы, обвёл вокруг пальца силы правопорядка, бахвалился своей
ловкостью и неудивительно, что для Фельтринелли он представлял некий интерес,
- продолжает тот же Де Муртас, - Желание
издателя увидеться со знаменитым сардинским бандитом всерьёз обеспокоило
итальянские спецслужбы. Министерство Внутренних Дел послало на Сардинию офицера
разведки, чтобы он связался с Месиной и выяснил, какова перспектива превращения
бандита в руководителя партизанской борьбы, как на это рассчитывал
Фельтринелли. Месина развеял все сомнения, отказавшись встречаться с миланским
издателем. Но в обмен на это своё решение он хотел получить «на память» кожаную
куртку агента».
«Насколько я знаю,
- говорит Элисео Спига, соавтор знаменитой книги «Сардиния. Восстание против
колонизации», - между Фельтринелли и Месиной
не было никаких контактов. Затем издатель узнал о сделке, заключённой между
полицией и сардинским бандитом…».
Расстройство всех планов не слишком взволновало
Фельтринелли, который, тем не менее, решил организовать публичную конференцию в
Кальяри.
В ночь перед дебатами Фельтринелли зашёл к Франческо Масала,
учителю средней школы и своему старому другу, с которым познакомился ещё в 1963
году во время первой туристической поездки на остров. Он сел на первую парту и
раскинул перед товарищем несколько отпечатанных статей, по поводу которых его
интересовало мнение своего сардинского друга.
«Он сказал, -
вспоминает Масала, - что приехал для
организации дискуссионной лекции для местных внепарламентских левых. Я прочитал
его тезисы. И выразил полное отрицание, попытавшись отговорить от намерения
публично озвучить их. Он ошибался, квалифицируя ситуацию на Сардинии как предреволюционную.
Он ошибался, видя в традиционных пастухах потенциальных партизан. Я сказал
Фельтринелли, что Сардиния действительно хочет освободиться, но используя свои
инструменты, без привлечения терроризма или других методов, инспирированных
извне. В конце концов, я сказал ему, что он, как миланский капиталист, должен
рассматривать столь нежных его сердцу сардинских бандитов не как партизан, а
как неокапиталистов. То есть как экспроприаторов, чьей основной целью является
накопление капитала незаконными методами».
И, несмотря на то, что народ действительно активно
сочувствовал сардинским бандитам, проявлял солидарность с ними, которая сбивала
с толку революционного романтика Фельтринелли, сами эти бандиты не в состоянии
были поддержать реальную народную борьбу за землю, социальную справедливость и
национальную свободу. И уж не приходится говорить о том, чтобы эти люди
возглавили сардинскую борьбу. Потому что, в отличие от «классических» партизан,
ставивших коллективизм превыше всего, программа действий бандитов сводилась к
индивидуальному выживанию в данный момент времени. Бандитизм был похож на
герилью лишь в своих крайних проявлениях, но не более того. Именно таким
неутешительным выводом, - чётким и ясным отказом от тезисов Фельтринелли, - заканчивается раздел «Бандитизм и герилья» в
уже упомянутой книге «Сардиния. Восстание против колониализма». Подобную же
позицию мы могли бы встретить практически во всех изданиях внепарламентской
сардинской левой тех лет.
Однако не все держались такого же мнения. Спустя примерно
год после конференции Фельтринелли в Зимнем Саду Кальяри, в Тренто возникла
странная молодёжная группа, организовавшая целую серию мини-семинаров, вполне
соответствующих проводимой миланским издателем линии тождественности между
бандитами и партизанами. «Группа Сардинии», как она именовалась, официально
являлась не более чем «коллективом самообразования».
«Насколько я помню,
- говорит один из участников группы Сальваторе Кубудду, в то время являвшийся
студентом социологического факультета, - создавалось
впечатление, что кто-то извне пытается насадить на Сардинии чуждые ей концепции
борьбы. Однако в итоге все усилия в этом направлении провалились, и весной 1970
года группа прекратила своё существование».
К тому моменту на острове, вслед за континентальной Италией,
начался рост так называемой «новой левой». В Сассари и Кальяри появляются
первые операисты, внутри острова развиваются конкурирующие с операизмом
марксистско-ленинские группы, но ни те, ни другие, несмотря на восхищение
Кубинской Революцией и примерами вооружённой борьбы в странах Третьего Мира,
никоим образом не возвращаются к тезисам Фельтринелли.
Позднее, в конце 70-х годов, - опять же, под влиянием
творившихся на континенте событий, - на Сардинии возникают и первые вооружённые группы…Однако и в их теоретических построениях не были места каким-либо
интерпретациям идей миланского издателя. Фактически, теория Фельтринелли о
колониальном угнетении, о возможности вовлечения сардинских бандитов в
вооружённую политическую борьбу, была забыта, оставшись лишь авантюрным
проектом революционного миланского романтика.
По материалам книги «Sardegna.Storie di terrorismo. Giovanni Maria Bellu – Roberto Paracchini»
