АРАМБУРАСО

Марио Фирменич и Норма Арростито рассказывают о том, как был похищен Арамбуру

ВВЕДЕНИЕ

29 мая 1970 года радиостанции всей страны прервали своё обычное вещание для того, чтобы сообщить новость, потрясшую всю Аргентину. «Осуществлено похищение Генерал-лейтенанта Педро Эухенио Арамбуру».

Было около половины второго дня. Избегая полицейских постов и объезжая главные улицы, пикап «Гладиатор» несся к городку Тимоте, куда прибыл примерно в четыре.

В кузове, укрытый между снопами сена, ехал бывший диктатор и убийца генерала Валье в сопровождении двух молодых перонистов.  Он был схвачен среди бела дня, прямо в центре столицы. Схвачен группой боевиков, действовавших от имени народа.

Один из молодых перонистов держал в руке боевой нож, на случай возможности попадания в полицейскую ловушку. И если не будет шанса вырваться из тисков, этот молодой перонист прикончит главаря «Освободительной Революции» 1955 года. Хотя бы, после этого они все и погибнут. Так было решено заранее. «Освободитель» должен искупить кровью свою вину перед народом.

Было 29 мая 1970 года. День, когда камарилья Онгании праздновала в последний раз так называемый «День Армии». День, когда народ отмечал первую годовщину городского восстания в Кордобе. День, когда родились «Монтонерос». «Арамбурасо», как операцию окрестил народ, была первым выстрелом военно-политической организации, превратившейся через некоторое время в знамя перонистского движения и инструмент борьбы народа против империализма и всех его слуг и союзников.

Эта первая операция, проведённая группой молодых комбатантов, осуществилась в очень тяжёлых условиях и была направлена против врага, который тогда казался всемогущим. Но в итоге «Монтонерос» удалось явить обществу свой проект и продемонстрировать тот путь, по которому необходимо идти. «Арамбурасо» достигла, с этой стороны, большинства своих целей.

Первой задачей «Операции Пиндапой» являлась громкое появление на политической сцене новой организации. Цель была с успехом достигнута. В течение нескольких часов после похищения, все аргентинцы уже знали о перонистской борьбе и Сопротивлении; о Плане Борьбы, о «Uturuncos» и обо всех боевых опытах перонизма…Короче говоря, обо всём том, что синтезировала в себе группа молодых людей, задавшаяся целью победить или умереть.

Второй целью было осуществление революционного правосудия в отношении наиболее значимых главарей «Освободительной революции» 1955 года. Генерал Рохас был фигурой скорее отвечавший за силовую поддержку свержения генерала Перона, а вот Педро Эухенио Арамбуру являлся поистине вдохновителем и головным мозгом переворота. В фигуре Арамбуру народ видел квинтэссенцию всего антинародного зла государства. Генерал был ответственен за бойню на Пласа де Майо 16 июня 1955, за преследования и пытки сторонников перонизма. Арамбуру был главным виновником убийства 27 патриотов в течение жестоких репрессий июня 1956 года. Похитив его, «Монтонерос» действительно осуществили народный суд.

В первый раз в истории Аргентины народ мог видеть сипаев сидящими на скамье подсудимых, в первый раз именно народ судил предателей. Этот суд свершили «Монтонерос» в Тимоте: они показали народу, что помимо лицемерной «юриспруденции», словесных уловок и кодексов подавления трудящихся, существует и Истинное Правосудие, дорогу к которому открывает народная воля.

Арамбуру был, кроме того, виновен в дичайшем преступлении, которое ранило и возмутило перонистов. Он был инициатором кражи и дальнейшего исчезновения трупа Эвиты Перон. Народ это знал. Безо всяких расспросов и комментариев, народ знал, что именно Арамбуру был виновен в этой краже. Более того – Арамбуру приказал изувечит труп Защитницы Трудящихся. Возвращение тела, одна из фундаментальных целей «Арамбурасо», не была достигнута. Отказ генерала признать себя виновным, опираясь на «кодекс чести» горилл, не позволил «Монтонерос»  точно установить местонахождение тела.

Последней целью «Арамбурасо» являлось вторжение в политическую ситуацию, существовавшую в стране в тот момент. Арамбуру замышлял заговор против Онгании. Но политический проект Арамбуру по замене корпоративного режима Онгании был очень опасен.

Арамбуру предлагал интегрировать перонизм в либеральную систему посредством «перонистов» из кланов Паладино, Кория и прочих бюрократов и партократов.

Арамбуру, который уже заключил союз с некоторыми активными генералами, превосходил неповоротливых горилл образца 55 года в политических вопросах. В 1970 году он был уже искусным агентом Империализма; человеком, который попытался очистить перонизм от народного фактора; человеком, который создал хитроумную политическую ловушку, которая, посредством использования предателей и «перонистов в галстуках», была направлена на уничтожение Движения, на окончательную изоляцию перонизма от народа.

Ему было не очень трудно собрать «тщеславных дураков», предложив забыть старые обиды, наплевать на всех умерших за идею и отказаться от возвращения останков Эвиты.

Спустя всего лишь три года, генерал Лануссе реанимировал проект Арамбуру, разбив посредством своего «Великого Национального Соглашения» единый народ на куски.

Диктатура вынуждена была ждать три года для того, чтобы инициировать новую политическую ловушку. Но в то время маленькая группа молодых товарищей уже превратилась в массовую организацию, крупнейшую военно-политическую структуру Латинской Америки. И её призывы к войне уже не были плачем старого бойца, взволнованного несправедливостью, но голосом масс, сталкивающихся с режимом на всех фронтах этой великой битвы под флагами тех молодых парней, поставивших 29 мая 1970 года всё на карту, ради того, чтобы показать народу, как бороться с империализмом с помощью контратак и как нанести удар, посредством организации в борьбе.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ПОДГОТОВКА

ФИРМЕНИЧ: Ударить по Арамбуру было  нашей заветной мечтой. Мы заболели этой идеей и приступили к разработке операции ещё в начале 1969 года. Это была как бы народная справедливость – ответ на убийства патриотов в июне 56, - и, кроме того, мы хотели вернуть труп Эвиты, который Арамбуру вывез из страны.

Но должно было пройти некоторое время, так как мы тогда ещё не сформировали оперативную группу. Поэтому, мы усилили работу: удар по Арамбуру должен был символизировать выход в свет уже реструктуризованной организации.

В конце 1969 года мы решили, что настало время осуществить нашу операцию. Ибо, следующий год мог стать решающим для Арамбуру, который метил в президенты и намеревался предложить альтернативную версию военной диктатуры, сместив камарилью Онгании, ослабленную городскими восстаниями весны 1969 года.

В политическом значении это действие, символизирующее наше собственное появление, было операцией, в ходе которой мы могли получить либо всё, либо ничего. Первая историческая группа «Монтонерос» действительно поставила на карту всё. Или грудь в крестах или голова в кустах, как говорится.

АРРОСТИТО: Вся «организация» в тот момент состояла из двенадцати человек в Буэнос-Айресе и Кордобе. В похищении участвовали десять.

Мы начали подготовку к нему в начале 70 года, не обладая практически никакой информацией. Для получения хоть каких-то сведений, имён, фотографий и т.д., мы коллекционировали газетные издания, в основном «La Prensa». В этом журнале Фернандо как то раз нашёл фотографии внутреннего помещения здания, где жил Арамбуру на улице Монтевидео. Это дало нам понимание того, что происходит внутри жилища.

ФИРМЕНИЧ: Мы приложили максимальные усилия в слежке за объектом. Здание, в котором жил Арамбуру располагалось напротив колледжа «Шампанья», и мы выяснили, что на первом этаже этого колледжа находились лекционный зал и библиотека.  Тогда мы пробирались туда и как бы читали книжки. Этот метод был открыт Фернандо Абалем Мединой, который был достаточно нахальным малым. Естественно, что во время «чтения», мы пялились не в книгу, а в окно. Таким образом, мы сменяли друг друга через полчаса или через час, чтобы не вызывать подозрений.

Никто нас не о чём не спрашивал.

АРРОСТИТО: Именно тогда мы впервые увидели вблизи Арамбуру. Он имел обыкновение выходить прогуляться в одиннадцать утра, иногда раньше, иногда позже, а иногда и не гулял вовсе. Из библиотеки «Шампаньи» мы его видели три раза.

После мы начали наблюдать с угла улицы Санта Фе, якобы прогуливаясь. Сменяли мы друг друга через каждые пять минут. Мы должны были так делать, потому что на этом углу так же прогуливался капрал-консьерж, черноволосый и толстый, и мы не хотели вызвать какие-либо подозрения у него.

ФИРМЕНИЧ:  По мере того, как проверяли информацию, мы изменяли модель операции. Первой идеей было осуществить захват прямо на улице в момент, когда Арамбуру выйдет прогуляться. Мы думали посадить его в автомобиль со шторками на окнах или закрыть окошки одеждой с каждой стороны. Мы долго крутились вокруг этой идеи, пока не исключили её окончательно, решив войти непосредственно внутрь и захватить Арамбуру на восьмом этаже.

Для этого нам нужен был хороший «ключ». Лучшим оправданием для проникновения внутрь было бы представиться армейскими офицерами. Эмилио «Толстяк» Маса и дугой товарищ ранее учились в военном лицее Кордобы и были знакомы с манерами поведения военных. «Толстяку» Масе эта идея даже понравилась, он был достаточно осведомлён во всех этих делах, и поэтому немедля начал демонстрировать Фернандо движения и речь типичных вояк. Мы попробовали повторить.

АРРОСТИТО: Они приобрели часть одежды в доме Исолы, - пошивочной военной мастерской на Авенида де Майо. Фернандо Абалю Медине было 23 года, Рамусу и Фирменичу по 22, Капуано Мартинесу 21 год. Все они носили довольно короткие причёски – так называемую «стрижку под гагару».

Значит, мы купили значки, кепи, штаны, носки и галстуки. Для покупки некоторых вещей наш товарищ вынужден был выдавать себя за бойскаута. У одного отставного офицера-перониста мы позаимствовали мундир: он симпатизировал нам, хотя и не знал, для чего мы будем использовать форму. Проблема была в том, что Фернандо был здоровяком. Он должен был перешивать всю одежду, чтобы влезть в неё. Кепи с него тоже слезала – она буквально танцевала на его голове.

КАК МЫ ВОШЛИ

ФИРМЕНИЧ: Одна вещь нас сильно поразила: Арамбуру не имел личной охраны, по крайней мере, по улице он ходил один. После он говорил, что министр Имас снял охрану за несколько дней до похищения, но это не точно. За пять месяцев нашего неусыпного контроля, мы ни разу не видели ни внешней охраны, ни патрулей, ни чего-либо подобного. Только прохвост-консьерж прогуливался близ подъезда и всё.

Как раз в это время, когда операция перешла в решающую фазу, кому-то пришло в голову навести порядок на улице Монтевидео, что-то связанное с починкой электросетей или газовых труб, как это всегда и делается в нашей стране. Этот ремонт точно перекрывал улицу посередине, как раз сбоку дома Арамбуру, где мы планировали оставить группу прикрытия на двух автомобилях.

Это было проблемой. Подумав, мы решили перекрыть вообще всю улицу с помощью нескольких вывесок «На ремонте», «Работают люди». Но затем мы отвергли эту идею.

После мы обратили внимание на то, что двери гаража колледжа «Шампанья» находились как раз напротив дверей здания, где жил Арамбуру, и что в направлении Чаркаса располагался другой гараж, и что там дорожное покрытие не было разбито. Выяснив это, мы решили, что команда прикрытия должна находиться именно там: один автомобиль на тротуаре близ колледжа, другой в гараже.

ВРЕМЯ «Ч»

ФИРМЕНИЧ: Конечный план мы разработали в доме Мунро, где жил Капуано Мартинес и я. Там мы аэрозолем перекрасили пикап «Шевроле», на котором было задумано перевозить Арамбуру по городу. Трудились мы в перчатках, мы вообще всё делали в перчатках, дабы не оставлять отпечатков пальцев. Я не особо в курсе относительно этого дела, но, чтобы устранить всякие сомнения, мы стремились не оставлять следов даже на кружках, а в ходе вооружённой практики, мы всегда протирали тряпочками своё оружие.

АРРОСТИТО: Оперативная база была организована в одном доме в Вилья Уркиса, который снимали Фернандо и я. Там мы организовали фотолабораторию. Ночью 28 мая Фернандо позвонил Арамбуру по телефону под каким-то надуманным предлогом. Арамбуру общался достаточно грубо, сказал Фернандо, чтобы тот прекратил его беспокоить, или что-то типа того. Но мы уже знали, что генерал находится в своём доме. Внутри Парка Час мы оставили той ночью два наших оперативных автомобиля: пикап «Шевроле» и белый «Пежо» 404. Помимо них, в нашем распоряжении имелись ещё три машины: белая «Ренолета» 4 L, такси «Форд-Фалькон», которое было оформлено на имя Фирменича, и пикап «Гладиатор» 380, оформленный на имя матери Густаво Рамуса. Утром 29 числа мы выдвинулись из нашего «оперативного» дома. Два товарища сели за руль двух запасных машин. «Ренолета» осталась в Пампе, а такси и «Гладиатор» мы припарковали недалеко от Аэропарка: такси мы заперли на ключ, а внутри «Гладиатора» остался один из соратников.

В «Пежо», направлявшемся к дому Арамбуру, находились Капуано Мартинес, исполнявший функции шофёра, и ещё один товарищ: оба были одеты в гражданское платье. К ним подсели Маса, одетый в форму капитана и Фернандо Абаль со знаками различия лейтенанта первой степени.

ФИРМЕНИЧ: Рамус управлял пикапом «Шевроле», а «Тощая» (Норма Арростито) сопровождала его, расположившись на переднем сиденье. Сзади сидел товарищ, одетый священником и я, наряженный капитаном полиции.

АРРОСТИТО: Я надела белый парик, сильно накрасилась, и вообще была одета очень модно. «Пежо» направился по проспекту Санта Фе. Свернув на Монтевидео, товарищи заехали в гараж. Капуано остался за рулём, трое других вышли. Кто-то из них попросил разрешения у охранника оставить здесь машину на некоторое время.

Когда охранник увидел униформу, он тотчас согласился. Оставив машину в гараже, товарищи вышли на улицу и зашли в дом  №1053 по улице Монтевидео.

Примерно в тот же момент к месту действия подъехал наш пикап «Шевроле». На углу с проспектом Санта Фе я вышла и направилась собственно к дверям здания, где жил Арамбуру. Близ них я и остановилась, приведя пистолет в боевое состояние.

ФИРМЕНИЧ: Мы проследовали к дверям колледжа «Шампанья» и припарковались прямо на тротуаре. «Священник» и я вышли. Но оставили дверь открытой – на сиденье, в пределах досягаемости, лежал автомат. У нас был ещё один автомат, лежавший под сиденьем нашего шофёра. Кроме того, мы захватили самодельные гранаты.

В тот день я не заметил полицейского, обычно всегда стоящего на углу. Ибо я беспокоился о том, что мне делать, если он увидит меня – всё-таки он имел звание выше моего и был моим непосредственным «начальником».

Тут произошла одна забавная вещь. Ко мне подъехал «Фиат» 600 и его шофёр попросил у меня разрешения остановиться здесь. Я строго запретил ему паковаться. Он начал спорить: «А почему пикап может здесь стоять?» Ничего ему на это не ответив, я рявкнул – «Разворачивайся!» Ребята на «Фиате» начали сыпать проклятиями, но таки уехали.

ЧТО ПРОИСХОДИЛО ВНУТРИ

ФИРМЕНИЧ: Один товарищ остался на седьмом этаже, держа дверь лифта, а так же исполнял функцию поддержки.

Фернандо и «Толстяк» Маса поднялись этажом выше. Позвонили в дверь, строго соблюдая военный вид. Фернандо немного больше волновался из-за спадавшей с его головы зелёно-оливковой пилотки.

Их внимательно выслушала жена Арамбуру. Товарищи не вызвали у неё никаких сомнений: по мнению жены, у дверей стояли настоящие армейские офицеры. Их пригласили войти, затем супруга предложила кофе, дабы подождать, пока Арамбуру закончит принимать ванну.

В конце концов, к ним вышел улыбающийся и безукоризненно одетый генерал. Он выпил кофе вместе с ними, после чего с признательностью принял предложение об охране, высказанное этими двумя явившимися ребятами. В ходе разговора, Маса выдал говором своё происхождение: «Вы из Кордобы?» - «Да, мой генерал».

Обмен вежливостями продолжался ещё пару минут, пока кофе совершенно не остыл. Время так же работало против нас. Наконец, голос Фернандо нарушил молчание:

- Мой генерал, вы должны проследовать с нами.

Вот так. Без всяких ненужных объяснений. В девять часов утра.

Если бы он начал сопротивляться? Мы убили бы его. Таков был план, хотя мы все понимали, что вот так убив Арамбуру в собственной квартире, вряд ли бы мы остались в живых.

НА УЛИЦЕ

ФИРМЕНИЧ: Это было невероятно. Товарищи вышли из дома готовые тут же расстаться со своими жизнями, но всё обошлось: Арамбуру спокойно проследовал на улицу, а «Толстяк» держал его под руку чуть выше плеча, будто похлопывал его по спине. Фернандо сжимал другую руку генерала. Они вышли на из здания без всяких затруднений.

Конечно, Арамбуру не понимал ничего. Он, должно быть, предполагал, что кто-то из руководства страны прознал про его подготовку к перевороту, ибо он пока ещё думал, что его сопровождают реальные армейские офицеры.

Его жена вышла за ним. Это я узнал уже позже, потому что не припоминаю, чтобы я это наблюдал собственными глазами.

Все трое сели в «Пежо» и направились к Чаркасу, сделав крюк по улице Родриго Пенья к улице Бахо. Мы сели им на хвост.

ПОЕЗДКА

ФИРМЕНИЧ: Недалеко от Юридического Факультета «Пежо» остановился, и мы пересадили Арамбуру  в наш «Шевроле». Капуано, Норма и ещё один товарищ сели впереди, Фернандо, Маса и Арамбуру загрузились в кузов. Там генерал «встретил» меня и товарища, переодетого «священником». Это должно быть показалось ему весьма и весьма таинственным, если не сказать больше: священник и полицейский. Священник в его присутствии начал переодеваться, сидя на запасном колесе. Арамбуру угрюмо молчал, может быть, потому что он ничего не понимал. Я жёстко держал его за запястье.

Маса, «священник», Норма и ещё один товарищ покинули автомобиль в Пампе, унеся с собой сумки с униформой и частью оружия. Они отправились к дому одного товарища для сочинения нашего знаменитого «Сообщения номер один». Мы же продолжили движение к точке, где нас должны были ожидать два автомобиля поддержки: Рамус и Капуано сидели впереди, я, Фернандо и Арамбуру – сзади. Когда подъехали к нужному месту, Капуано пересел на такси, а мы загрузились в другой пикап «Гладиатор», где нас ждал товарищ.

Кузов «Гладиатора» был закрыт брезентовым тентом, часть кузова была завалена снопами сена. Мы убрали несколько тюков, оставив небольшой проход внутрь кузова. Туда сели Фернандо, Арамбуру и ещё один соратник. В кабину сели Рамус, который был легальным хозяином автомобиля, и я, по-прежнему одетый в полицейскую форму. В течение более чем одного месяца мы изучали дорогу к Тимоте, планировали свой путь так, чтобы не сталкиваться с полицейскими постами и не пересекать крупных городков. Впереди нашей машины шло такси, управляемое Капуано: именно на его плечи ложилась миссия отвлечения внимания полиции, в случае чего. Посредством одной пары раций мы осуществляли координацию наших машин, с помощью другой происходило общение между кабиной и кузовом.

За всю мою революционную жизнь я не припоминаю оперативного отхода более тихого, чем этот. Это была просто прогулка. Единственным местом, вызывавшим тревогу, был пригород Генерал Пас, но мы проехали его без проблем: в то время там ещё не было такого строгого полицейского контроля, как сейчас. Проехав Ганоа, мы продолжили свой маршрут по грунтовым и второстепенным дорогам. По деревянному мосту пересекли реку Лухан, и в дальнейшем до самого Пилара не встретили ни души. Если бы произошло что-то непредвиденное, то, я уверен, мы смогли бы избежать неприятностей, ибо на этом этапе маршрут был разработан идеально. Мы затратили восемь часов на дорогу, которую в обычное время можно было бы проехать за четыре. И за это время мы ни разу не заезжали в густонаселённые пункты для покупки еды или бензина. Для этой цели нам служило легальное такси.

Арамбуру молчал всю дорогу: мы услышали его голос лишь когда товарищи вынуждены были искать в темноте кузова канистру для бензина – «Она здесь» - сказал он.

В час дня по радио впервые прозвучало сообщение о том, что генерал Арамбуру предположительно похищен. К тому моменту мы уже преодолели половину пути.

Было половина шестого вечера или даже шесть, когда мы прибыли к «La Celma» - ранчо, принадлежавшему семье Рамуса. Такси вернулось в Буэнос-Айрес, а мы остались здесь. Первой задачей Рамуса было отвлечение внимания управляющего, баска Асебаля.

Это было нелегко, потому что дом Асебаля и ранчо располагались практически стена к стене, и Рамус должен был убрать баска с глаз долой, под предлогом какого-нибудь разговора. В этот момент Фернандо и другой товарищ завели Арамбуру в дом Рамусов. Этот второй товарищ был таким неуклюжим, что по дороге к дому упал прямо с автоматом в руках. Но Асебаль, слава богу, не услышал ничего, и единственного, кого он смог увидеть, так это меня, по-прежнему одетого в полицейскую форму.

СУД

ФИРМЕНИЧ: Мы завели Арамбуру в спальню, и в эту же ночь там начался суд над ним. Генерала посадили на кровать, и Фернандо сказал:

- Генерал Арамбуру, вы задержаны революционной перонистской организацией, которая намеревается предать вас революционному суду.

Именно тогда генерал понял, в чём дело. Но единственное, что он ответил нам, было слово «Хорошо».

Он был довольно спокоен. Если даже он и нервничал, то мы этого не заметили – он держал себя в руках. Фернандо сфотографировал его сидящим на постели, без пиджака и галстука, на фоне голой стены. Но фотографии так и не были никогда напечатаны, ибо плёнка была повреждена.

Во время суда мы использовали магнитофон для записи показаний. Это было муторно и утомительно, потому что мы не хотели оказывать давление на генерала или запугивать его, когда он отказывался от ответа или отвечал односложно: «не знаю», «не помню», и т.п.

Первым обвинением, которое мы выдвинули против Арамбуру, было обвинение в расстреле генерала Валье и других патриотов, которые встали вместе с ним против антинародной диктатуры 9 июня 1956 года. Поначалу Арамбуру пытался отрицать свою причастность к этому преступлению. Говорил, что когда это произошло, он был в Росарио. Мы зачитали ему слово в слово декреты за номерами 10.363 и 10.364, подписанные лично им, приговаривающие к смерти повстанцев. Мы зачитали ему хронику расстрелов в Ланусе и Хосе Леоне Суаресе.

Он ничего не ответил. В конце концов, он признался:

- Хорошо, мы сделали освободительную  революцию, а долг любой революции уничтожить контрреволюцию.

Мы зачитали ему отчёт о пресс-конференции, на которой адмирал Рохас обвинил генерала Валье и его приверженцев в марксизме и аморальном поведении. Арамбуру вскричал:

- Это говорил не я, а Рохас!

Тогда мы спросили, разделял ли он эту позицию. Арамбуру ответил, что нет. Мы спросили, готов ли он подписаться под своими словами. «Может быть», - ответил он, предположив, что на этом дело и закончится.

- Если вы хотели поинтересоваться именно этим, то могли бы это сделать в моём собственном доме, - сказал он, и немедленно подписал декларацию, отрицавшую клевету на генерала Валье и революционеров 1956. Эта декларация была направлена в газеты, и, по-моему, была опубликована в «Хронике».

Вторым пунктом судебного заседания был вопрос о подготовке военного переворота. Несмотря на доказательства, Арамбуру наотрез отказался от этого обвинения. Когда мы предоставили ему точные сведения о его отношениях с некоторыми генералами, он ответил, что «они только друзья». При включённом магнитофоне он более не хотел ничего говорить. Однако во время перерыва на еду, он признался, что нынешний режим себя изжил, и что только переходное правительство – он полностью признал право на его существование, - может спасти ситуацию. Его проект был, одним словом, проектом Великого Национального Соглашения, который после активно продвигал Лануссе: мирная интеграция перонизма в либеральную систему и служение перонизма интересам правящих классов.

Возможно, что некоторые сведения стёрлись из моей памяти, но я точно помню, что тех, кто руководил судом, было трое: Фернандо, ещё один товарищ и я. Рамус постоянно курсировал между своим ранчо и Буэнос-Айресом. В любом случае, думаю, что тема Эвиты была поднята на втором судебном слушании 31 мая.  Мы обвинили Арамбуру в краже и исчезновении тела первой жены Перона. Генерал просто окаменел. Посредством гримас и резких жестов он дал нам понять, что не собирается говорить об этом, потребовал, чтобы мы выключили магнитофон. В конце концов, Фернандо это сделал.

- Насчёт этого я не могу ничего сказать, - сообщил Арамбуру, - это дело чести. Единственное, в чём могу заверить вас, что она была погребена по-христиански.

Мы настаивали, чтобы он ответил, что произошло с трупом. Он сказал, что не помнит. Потом попытался договориться с нами: взял на себя ответственность, что в нужное время тело Эвиты вернётся в Аргентину. Дал нам слово офицера.

Мы не прекратили своих попыток узнать, что с трупом. В конце концов, он сказал:

- Мне нужно будет напрячь память

- Хорошо

Сумерки. Мы перевели Арамбуру в другую комнату. Он попросил ручку и бумагу. Он писал перед тем, как отойти ко сну. На следующее утро, когда проснулся, он попросил принять душ.

Мы вернулись в комнату, где происходил суд. Начали допрашивать генерала без магнитофона. Прерываясь и дёргаясь, он рассказал всю правду: труп Эвиты Перон погребён на кладбище в Риме под фальшивым именем и под охраной Ватикана. Документация, связанная с кражей тела находится в сейфе Центрального Банка, оформленного на имя полковника Кабанильяса. Более он ничего не может сказать, потому что честь офицера запрещает ему это делать.

ПРИГОВОР И КАЗНЬ

Была уже ночь 1 июня. Мы объявили Арамбуру, что Трибунал удаляется для вынесения приговора. С этого момента мы прекратили общаться с генералом. Мы привязали его к кровати. Он спросил, зачем мы это делаем. Я сказал, чтобы он не беспокоился об этом. Поздней ночью Фернандо объявил ему решение суда:

- Генерал, Трибунал приговорил вас к смертной казни. Приговор будет приведён в исполнение в течение получаса. 

Арамбуру попытался резко возражать нам. Он говорил о крови, которую мы, молодые перонисты, собираемся пролить. Когда спустя полчаса мы отвязали его от кровати, он сел и некоторое время не двигался. Его руки по-прежнему были связаны за спиной. Он попросил, чтобы мы завязали ему шнурки на ботинках. Мы это сделали. Спросил, можно ли ему побриться. Мы ответили, что не имеем бритвенных принадлежностей. Мы провели его во внутренний коридор дома, ведущий к подвальной двери. Арамбуру попросил священника, дабы исповедоваться. Мы сказали, что не сможем найти ему священнослужителя, потому что все дороги вокруг запружены полицейскими патрулями.

-Но если вы не можете привести священника, - спросил генерал, - каким образом будут похоронено моё тело?

Он сделал два или три шага вперёд. «Что вы собираетесь сделать с моей семьёй?» Мы успокоили его, заявив, что ничего не имеем против родственников генерала.

Подвал был таким же старым, что и сам дом, построенный около семидесяти лет назад. Мы использовали его в первый раз в феврале 1969 для того, чтобы закопать здесь оружие, украденное Федеральном Тире Кордобы. Лестница в подвал была ненадёжна. Поэтому я должен был идти впереди, чтобы помочь спуститься генералу.

- Меня убьют в подвале, - огорчённо сказал он. Спустились. Мы повязали Арамбуру платок на рот, и поставили его близ стены. Подвал был слишком маленьким, поэтому стрелять мы должны были из пистолета.

Фернандо взял на себя задачу исполнения приговора. Он, как шеф нашей организации, практически всегда брал на себя основную ответственность. Мне предстояло выйти наверх и стучать ключом по железной бочке, чтобы замаскировать выстрелы.

- Генерал, - сказал Фернандо, - мы готовы.

- Приступайте – холодно ответил Арамбуру.

Фернандо стрелял из 9мм пистолета в грудь Арамбуру. После он сделал три контрольных выстрела из этого же оружия и ещё один выстрел из 45-ого. Затем он накрыл труп одеялом. Никто не решился раскрыть это покрывало – так мы его и похоронили.

Чуть позже мы нашли в кармане его пиджака записи, которые он сделал в ночь на 31 мая. Они начинались рассказом о похищении и заканчивались рассуждениями о собственном политическом проекте. Генерал описывал своих похитителей как молодых перонистов, которыми двигают благие намерения, но, в то же время, которые глубоко ошибаются. Он выдвинул мнение, что если правительство не подчинит себе перонизм, перонизм перейдёт к вооружённой борьбе. Выход из ситуации, предложенный Арамбуру,  был точной копией Великого Национального Соглашения Лануссе. Этот манускрипт и декларацию против клеветы на генерала Валье, полиция изъяла в ходе обыска в столичном пригороде Гонсалес Катан. Правительство Лануссе не позволило опубликовать эти документы.

«La causa peronista» 3 сентября 1974