MONTONEROS (Todo es Historia)

Марио Уайнфельд и Хосе Натансон

Вернувшись назад на крыльях воспоминаний, мы должны вспомнить, что произошло с «Монтонерос» между 1976 и 1983 годами, во время последней военной диктатуры. Мы коснёмся ещё раз этой ужасной и увлекательной истории: истории одной маленькой ячейки герильерос (скорее даже – группы товарищей по колледжу), появившейся на политической арене в 1970 году и превратившейся, спустя несколько лет, в массовое движение. Движение, ставшее осью предвыборной кампании 1973 года, которая привела Эктора Кампору на президентский пост. 

Немного погодя внутреннее соперничество с самим Пероном вновь вернуло движение к своим истокам – на путь боли и крови: оно снова превратилось в военную организацию, не отягощённую никакими политическими договорами, никакой политической ответственностью.

Группа «Монтонерос» впервые заявила о себе, похитив и убив бывшего диктатора Аргентины Педро Эухенио Арамбуру (май-июнь 1970). Через некоторое время к этой «исторической» группе из 6-12 человек присоединились и признали её главенство другие вооружённые организации: «Descamisados» (Оборванцы) в 1970 году, «Fuerzas Armadas Revolucionarias» (Вооружённые Революционные Силы) в 1973 году, разрозненные группы «Fuerzas Armadas Peronistas» (Вооружённые Перонистские Силы) в 1974.

Так же в движение были включены старые перонистские лидеры (например, Оскар Бидеган и Риккардо Обрегон Кана, избранные губернаторами провинций Буэнос-Айрес и Кордоба в 1973 году; собственно сам президент Кампора и т.д.).

Montoneros в эпоху своего рассвета. Второй справа - Фернандо Вака Нарваха, далее - Норма Арростито, Марио Фирменич и Роберто Кьето.

Этот процесс создания и перманентного роста продолжался до 1973 или 1974 года. С этого времени начались непонимания и нарушения договоров, связывающие в значительной степени движение с генералом Пероном и перонизмом. Внутри движения ширились возражения против решения о сложении оружия после взятия власти перонистским правительством.

Именно эти диссиденты, намеревавшиеся продолжать вооружённую борьбу, совершили убийство верного Перрону генерального секретаря Всеобщей Конфедерации Труда Хосе Игнасио Руччи 23 сентября 1973 года; через несколько дней после того, как Хуан Перон был избран президентом в третий раз. Это была пощёчина лично генералу. 1 мая следующего года в ходе праздничной демонстрации колонны «Монтонерос» и верной им структуры «Перонистской Молодёжи» публично скандировали оскорбительные для Перона и его жены Исабель лозунги. В середине 1974 непримиримые «Монтонерос» официально ушли в подполье, заявив об этом на созванной пресс-конференции.

1974. Марио Фирменич официально заявляет об уходе движения в подполье.

Начался новый исторический этап, наиболее кровавый период борьбы, в котором политика, насилие и террор прочно переплелись между собой.

Конец перонизма

Государственный переворот 24 марта 1976 года породил в руководстве и низшем составе «Монтонерос» любопытную комбинацию страха и облегчения. Враг наконец снял маску, прояснил все противоречия. Падение правительства Исабель Перон избавило движение от сложных и запутанных объяснений с общественностью, которая хотела знать, почему организация атакует демократическое правительство, которое, хоть и с оговорками, можно было назвать перонистским. Кроме того, приход к власти военной хунты подтвердил точность пророчеств «Монтонерос», главным из которых было предсказание  «фатального кризиса перонизма», благодаря которому и произошло падение правительства второй жены Перона.

Именно так всё случившееся было объяснено в одном из первых внутренних документов, где, с использованием марксистской риторики, руководство выступило за формирование «революционного авангарда», в лучших традициях ленинской «партии нового типа» - «Партии Монтонеро» (Partido Montonero).

Сложные отношения с «официальным» перонизмом и попытки доказать, что именно они – «Монтонерос», - а не высокие члены «Хустисиалистской Партии» являются авангардом перонистского движения; всё это, начиная с 1973 года, было гордиевым узлом организации.

Ослабление и падение правительства Исабель разрубило этот узел, окончательно расставив всё на свои места. По мнению руководства военно-политической организации, на одной стороне баррикад отныне стоял народ, чьим авангардом собственно и называли себя «Монтонерос», на другой стороне – антинародная проимпериалистическая хунта «горилл», стремящаяся под патриотические лозунги уничтожить лучшие силы народа, обратить его в рабов империализма.

Начавшейся после переворота внутренней политической дискуссии предшествовали долгие дебаты: чему отдать главенствующее положение – политическому или военному аспекту?

Эти дискуссии, которые можно было бы охарактеризовать общей фразой «оружие против политики», хотя и проходили в достаточно напряжённом климате, на деле уже не имели никакого значения. Продолжая споры лишь в теории, на практике был сделан выбор в пользу «оружия»: в 1975 году, всего лишь через 2 года после своего триумфа, «Монтонерос» уже не играли ведущей роли в мобилизации масс и не имели никакого политического веса. Хотя, нужно сказать, что поначалу всё складывалось более-менее успешно.

Первым шагом организации после ухода в подполье, стало формирование «Истинной Перонистской Партии» (Partido Peronista Autentico), которая крайне удачно дебютировала на апрельских муниципальных выборах в провинции Мисьонес (5.6% голосов против 46%, отданный за «Хустисиалистскую Партию», 39% - за «Гражданский Радикальный Союз»). Но почин, к сожалению, не был подхвачен: другие громкие акции, заставившие всю страну говорить о «Монтонерос», были осуществлены исключительно с оружием в руках: похищение братьев Борн, подрыв военного самолёта в Тукумане, атака на казармы в Формозе…

Военный аспект доминировал над политическим аспектом, идея централизованного руководства одолела альтернативные концепции управления, связанные с формированием децентрализованных политических баз. Был взят курс на создание подпольной революционной армии рабочего класса – в движении окончательно восторжествовала методология марксизма-ленинизма.

Дебаты вокруг стратегии развития и действия, начавшиеся после 24 марта, были крайне условны и поспешны. И руководителей организации и офицеров подгонял смертельный страх. Ожидалось, что пришедшая после переворота к власти военная хунта ужесточит репрессии, которые пока что были весьма незаметны. Но никто ещё не мог предвидеть, что вскоре Государство перейдёт к откровенному террору, объект преследования которого («лица и организации, осуществляющие подрывную деятельность ») будет отождествляться практически с любыми формами оппозиции. Масштаб ответных действий государства совершенно не будет соответствовать имевшейся на тот момент угрозе, исходившей от нескольких малочисленных организаций герильерос.

Ибо, по-прежнему оставаясь одним из крупнейших военно-политических движений Латинской Америки, численность «Монтонерос», по свидетельствам самих участников организации, никогда не превышала цифры в 5 тысяч человек.

Государственный терроризм

Государственный терроризм с жестокой эффективностью косил тысячи жизней. Конечно, цифры весьма условны, но, по статистике, в тот период «Монтонерос» теряли за день убитыми от десяти до двенадцати человек. Поэтому главной проблемой организации стало банальное обеспечение выживания своих собственных кадров.

Некоторые из них, члены среднего командующего состава, предлагали разделение оружия и денег среди всех боевиков, делая ставку, таким образом, на политическое децентрализованное действие с полной автономией, поощряющей инициативу и решительность местных групп: предлагалась новая горизонтальная структура управления. Предложение, которое, несомненно, было вызвано тяжёлыми военными репрессиями, не имело успеха, потому что позиция Национального Руководства была совершенно иной – сохранение денег и оружия, жёсткое централизованное руководство, дисциплина: всё это, по мнению главарей, должно было усилить организацию.

Национальное Руководство Montoneros. Слева направо - Орасио Мендисабаль, Роберто Пердиа, Марио Фирменич, Рауль Ягер, Фернандо Вака Нарваха и Орасио Кампиглия.

Руководство предпочло сделать ставку на террористические действия против государственных учреждений, рассчитывая на максимальный эффект этих актов.

Наученные опытом железного контроля, установленного военной диктатурой над прессой, «монтонерос» предпочитали концентрироваться на покушениях, которые, благодаря своему масштабу и тяжести, не могли быть вычеркнуты государственной цензурой.

Те, кто выступал против централизованного терроризма, заявляя, что подобными действиями блокируется осуществление всех типов политической агитации и происходит усиление репрессий, поплатились в полной мере: руководство зачастую намеренно оставляло их беспомощными лицом к лицу с репрессивными органами. Тысячи симпатизантов и боевиков остались без средств к существованию, без прикрытия для действий в подполье.

К сожалению, не все думали подобным образом. На протяжении 1976 и 1977 годов  «Монтонерос» продолжили свою бомбинг-кампанию, исполнив около тысячи покушений, унесших жизни более 500 человек. Наиболее громким терактом стало убийство шефа федеральной полиции, комиссара Сесарео Кардосо (июнь 1976), когда подруга его дочери (активистка движения) заминировала кровать чиновника. Столь же зловеще «знаменит» был теракт против офиса службы федеральной безопасности (около 90 жертв, 30 из них скончались) в июле того же года. Громкие покушения действительно, как и было предсказано диссидентами, вызвали ответную реакцию – маховик репрессий закрутился на полную мощь (особо стоит выделить т.н. «бойню в Сан-Патрисио», когда «эскадрон смерти», сформированный из фашистских элементов, в ответ на июльский теракт, в столичной церкви Сан-Патрисио расстрелял трёх сочувствующих «Монтонерос» священников и двоих семинаристов). Репрессии изолировали «Монтонерос» от народных масс.

Покушения продолжались, но со временем они стали более «гуманными»: последние резонансные действия были предприняты в 1979 году и нацелены исключительно против фигур экономического истеблишмента, нежели против «солдат» врага. Совершилась попытка убийства двух членов экономического кабинета министерства Хосе Альфредо Мартинес де Ос – Гильермо Вальтера Кляйна и Хуана Алемана. Дом Кляйна, представлявший собой бункер, расположенный в районе Ольвиос, был взорван, но Кляйн остался невредим. Хуан Алеман так же спасся при другом покушении в Белграно. Принёс успех и ещё один громкий акт: был убит крупный бизнесмен Франсиско Сольдати и его охрана. Некоторые попытки окончились провалом, повлёкшим неожиданные жертвы и тяжёлые удары по престижу организации (так, во время покушения против адмирала Ламбрускини, погибла его 15-летняя дочь – этот факт был использован правительством как доказательство преступности и полной дефективности «Монтонерос»).

Прочь из Аргентины

Согласно Эрнесто Лопесу, репрессивный аппарат Государства был организован как структура, аналогичная боевым формациям террористов. Эта тайная сеть, параллельная непосредственно правовым органам, децентрализованная в зонах, областях и районах, действительно была эффективной в борьбе против герильи: в июле 1976 года другая крупная партизанская группа, марксистская «Революционная Народная Армия» (Ejercito Revolucionario del Pueblo) была фактически обезглавлена, и её руководитель, Марио Роберто Сантучо, был убит.

Рауль Ягер

Опасаясь подобного же исхода, Национальное Руководство «Монтонерос» вынуждено было уехать в изгнание. Страну покинули Марио Фирменич, Роберто Сирио Пердиа и Рауль Ягер: в Аргентине остался только Хулио Роке, который в мае 1977 года таки был арестован и, дабы не давать никаких показаний, спустя несколько минут после задержания, отравился цианом.

Между тем, репрессии, пытки и убийства очень быстро истребляли «Монтонерос». Тысячи боевиков и симпатизантов бежали из страны, в основном в Мексику и Испанию. Там они могли обосноваться, выпускать свои публикации, выступать с заявлениями на форумах и международных конгрессах, формировать эдакие «землячества» (так называемые «Дома монтонерос»), в конце концов, относительно успешно реализовывать задачи агитации и перегруппировки собственных сил.

Гораздо меньше возможностей имелось у тех, кто остался в Аргентине, где простое выживание было равносильно подвигу. Некоторые переехали в другие города или посёлки, оставив собственную работу, семейные дела, ушли в политическую ссылку.

Другие покинули организацию, откинув мысли о национальном освобождении. Третьи продолжили вооружённую борьбу и деятельность в подполье в условиях относительно слабой и вялой политической жизни.

В этой тяжёлой атмосфере постоянной охоты, выбор вооружённой борьбы, и, в более широком смысле, концепции, выходящей за пределы самообороны, казался чушью, самоубийством, утопией. Один из блестящих интеллектуалов «Монтонерос», писатель Родольфо Уолш, из Аргентины осторожно противостоял позиции изгнанного руководства, выпустив несколько внутренних документов.

Эти документы имеют сегодня пророческое значение. В конце 1976 года Уолш аргументировано предложил боевикам организации стратегию отхода от активных наступательных действий и переход в тотальное сопротивление.

 «Сопротивление», по его собственным словам, есть разумный ответ правительству, ибо организация не имеет никаких должных условий для противостояния с ним на равных. Принятие этого плана предполагало переход движения в «стратегическое отступление, которое спасёт нас от полного уничтожения».  Терроризм государства стал жестоким обстоятельством, вынуждавшим что то менять: необходимо было пересмотреть дискуссию о «политике или оружии». Делать политику было невозможно. Продолжать боевые действия было равносильно суициду. Логический синтез и безусловное отступление – только это смогло бы спасти движение.

Уолш был убит в марте 1977 года силами правопорядка. Хотя, как это не странно, ранее прислушавшиеся к его словам главари «Монтонерос», теоретически не отрицавшие возможность «стратегического отхода», избрали, в конце концов, тактику полного уничтожения.

Возвращение к перонизму…из Рима

Уолш рекомендовал так же «отступить от перонизма», оставить эту идею в стороне, или вернее, отказаться от социалистической утопии. «Народные массы, осознав ошибочность своих взглядов, - продолжает он - отступили от перонизма, который мы считаем полностью исчерпанным… Отступили от плохой, но известной концепции в сторону своих культурно-исторических корней». Партизанское действие и борьба за социализм идут вразрез с исторической реальностью.

Какие-то из этих доводов витали в воздухе на собрании в римском отеле «Леонардо да Винчи», когда в апреле 1977 года руководство в изгнании основало здесь «Перонистское Движение Монтонеро» (Movimiento Peronista Montonero): военно-политическую организацию, объединявшую в единое целое  «Партию Монтонеро» (Partido Montonero) и «Армию Монтонеро» (Ejercito Montonero), и гарантировавшую приоритет политического действия над военным.

Эта новая структура предполагала вновь вернуться к перонизму; концепции, которая была практически полностью выкинута «Партией Монтонеро» в 1976 году. По мнению Национального Руководства, перонизм не был совершенно исчерпан, как об этом писал Уолш, но действительно требовал некоторого пересмотра и модернизации. Именно поэтому исторические перонистские лидеры (такие как Обрегон Кама или Бидеган) по-прежнему пытались удержать перонистский дискурс внутри «Монтонерос» все эти годы.

Главной задачей нового Движения, согласно документам, являлось формирование стратегического блока с оппозиционным «Народным Фронтом», требовавшим реального соблюдения Национальной Конституции, снятия политических запретов и проведения свободных выборов.

Дальше фиктивных деклараций дело не пошло. Так называемая «вооружённая рука» «Перонистского Движения Монтонеро» продолжала контролировать весь политический аппарат, стремясь создать армию, а не эффективную общественную организацию. Марио Фирменич являлся не только командующим «Армии», но и генеральным секретарём «Партии». Подобная двойственность закрепилась и на низших уровнях обеих организаций.

В этой связи нужно ли говорить, что политическая деятельность «Перонистского Движения Монтонеро» (как впрочем, и «Перонистской Партии») была практически нулевой.

Униформа для всех

Военный аспект по-прежнему господствовал над аспектом политическим. «Перонистское Движение Монтонеро» выпускало политические директивы, которые никогда не исполнялись. В этот же момент «Армия Монтонеро» была реструктурирована, и здесь молниеносно претворялись в жизнь все приказы руководства.

Был принят кодекс военного правосудия, предусматривающий серьёзные наказания не только для солдат, но и для их руководителей, которые исполнялись с особой суровостью. Обосновывалась необходимость введения униформы, своего цвета и т.д., регулировались внутренние отношения, запрещалось фривольное обращение между боевиками разного уровня, даже если они знакомы уже много лет.

Кодекс раскрывал качественные изменения в «Монтонерос». В самом начале истории организации феномен «молодёжного бунта», положил начало новым отношениям, связанным с модой на войну и революцию, с новым отношением к истории. Кто-то мог ошибаться, но при этом не подвергался никаким санкциям.

Было много юмора. Иногда очень тонкого юмора: «монтонерос» называли своего наиглавнейшего политического врага JPRA (Juventud Peronista de la Republica Argentina), как J-Perra (обыгрывание аббревиатуры: «perra» - «сука»). Иногда, этот юмор был мрачен: после убийства Хосе Руччи, «монтонерос» скандировали: «Руччи предатель, передавай привет Вандору». Но это всё-таки был юмор, лёгкое отношение к жизни, к войне, к революции.

Так же организация характеризовалась полным неприятием авторитетов: обращение на ты было обычным делом, уравнивающим всех. Разговорная речь использовалась как в документах, так и в печати (например, перед фактом тяжёлой болезни Перона еженедельник «El Descamisado» риторически вопрошал со своей титульной страницы:  «Что за дерьмо?»). Принятие кодекса, нивелирующего любое панибратство, любую демократию и вводящего униформу, не для всех молодых людей стало позитивным фактом. Многие почувствовали, что «Монтонерос» окончательно оторвались от своих корней.

Милитаризм, напрочь вытеснивший политику, стал фактором, окончательно похоронившим организацию. «Монтонерос» бросили вызов «Процессу Национальной Реорганизации» (именно так называлась политика, проводимая с 1976 года военной хунтой), презрев и свои и чужие жизни.

В недавнем репортаже Марио Фирменич пояснил свою тогдашнюю позицию: «Если кто-то готовиться жить, он не сможет делать политику. Делать политику – это значит готовиться для власти, а не для жизни».
 

Марио Фирменич

Эта позиция была полностью подтверждена подсчётами, которые, с поразительным легкомыслием, Фирменич излагает журналистам: «В конце 1976 года мы имели около полутора тысяч погибших». Хуже всего то, что со временем эти цифры только возрастали. В конце 70-х команданте Фирменич скажет: «Мы потеряли пять тысяч, но сколько ещё потеряем? Это уже детали».
 

Разумеется, это презрение к жизни своих людей, стоившее много крови, в конце концов, привело «Монтонерос» к весьма затруднительному положению.

Другой фактор разложения организации заключался в жестоких требованиях, установленных «Партизанской Армией» для своих боевиков. Между ними, вовлечение в борьбу своих детей и других товарищей, никакой семейной жизни, в случае бегства или ухода в подполье. Нарушение этих указаний довольно часто строго осуждалось революционными трибуналами.

Пытки

Очень далеко от Рима и его официальных заседаний, солдаты партизанской армии продолжали свою бессмысленную битву. Строгая централизация, неограниченные репрессии со стороны армии, использование всех средств для получения признательных показаний и доносов, деморализовали многих боевиков и способствовали скорой идентификации и арестам многих из них.

В фильме «Охотники за утопиями» Луис Салинас, экс-боевик «Монтонерос», размышляет о своём опыте пыток. Он уверяет, что пытка – это форма политической дискуссии, в которой пытаемый не должен сдаваться, должен применять всю свою хитрость и изворотливость, свою преданность общему делу и, прежде всего, свою волю (не быть тем, кем хочет тебя сделать палач).

«Это неправильно и, иногда, даже отвратительно, доносить на кого-то; в ходе допроса ты проверяешь своё политическое сознание, которое снижает эффект пытки».

Укажем так же, что многие специалисты признают эффективность жестокости военных, благодаря которым деморализация и отчаяние прочно закрепились в душах большинства приверженцев «Монтонерос».

«Столкновением с физической болью – говорит английский исследователь Ричард Джиллспай, - «Монтонерос» назвали главной причиной политического и военного банкрота своей организации. Всё это выглядит довольно забавным, учитывая, что основные лидеры бежали за рубеж, бросив движение на произвол судьбы».

«Ещё хуже, - добавляет Джиллспай, - что «Монтонерос» требовали от своих боевиков неограниченного сопротивления при пытке. Это просто нонсенс. Например, «Фронт Освобождения Алжира» требовал от своих солдат не менее 48-часового сопротивления: разумный срок, позволявший другим товарищам принять все меры предосторожности. Это объяснялось элементарными возможностями сопротивления организма, разумный предел, предотвращающий возможность глупых жертв среди актива. Ничего подобного в «Монтонерос» не было».

Чрезмерная требовательность не погасила, а только вызвала новую волну недовольства среди низшего и среднего состава организации. Многие из этих людей имели серьёзные разногласия с руководством, но предпочитали скрывать свою сущность перед лицом общего врага. «Никогда не говори ничего плохого об организации, находясь в тюрьме» - свидетельствует один экс-боевик, имевший счастье сидеть в тюрьме с 1975 по 1983 годы. «Самокритика приветствуется, но не здесь» - говорили в ESMA.

Согласно Хуану Гаспарини, оправдание за выдачу информации властям было очень сложным. По его словам имелось лишь четыре довода, которые могли частично оправдать твоё поведение: признался во всём «потому что не хотел выглядеть трусом перед всеми, отказываясь от того, что сделал; из солидарности перед памятью павших; из-за кровных уз или дружеских отношений» или же «потому что это дорога в один конец».

ESMA

Однако не всегда признания выбивались с помощью пыток. Беспрецедентный случай произошёл в концентрационном лагере, печально известным под названием «Техническая Школа Армии» (Escuela de Mecanica de la Armada). Движимый президентскими амбициями, имевший претензии стать «новым Пероном», команданте руководства армии Эмилио Массера предложил наладить сотрудничество с арестованными боевиками в обмен на определённые поблажки. Эта  затея была рассчитана как на тех, кто, в обмен на сотрудничество, имел возможность выйти на свободу, так и на тех, кто был заключён по обвинениям в действительно серьёзных преступлениях.

Многие из заключённых намеревались сотрудничать, не вступая в сделку с совестью, принимая помощь в собственных интересах и интересах организации.

История этого альянса построена на различных исторических анекдотах, показывающих как героизм хитроумных партизан, так и полное подчинение своим палачам.

Впоследствии это с непревзойдённой страстью было описано в новелле «Помни о смерти» Мигеля Бонассо, которую необходимо прочитать для осознания того, что происходило в те жестокие годы.

Совершенно очевидно, что это сотрудничество, этот жульнический альянс в центре концлагеря, всегда находился на краю предательства, прививал каждому заключённому чувство, что он предатель, даже если это было и не так.

Некоторые из тех, кто согласился на сотрудничество, переметнулись на сторону власти, или же сломались под пытками и угрозами, но многие другие (не менее пятидесяти) предпочли сохранить свою сущность. Впоследствии они были освобождены и продолжали свою борьбу против военной диктатуры.

Цианид

Руководство «Монтонерос» неоднократно выпускало директивы, заставлявшие членов боевой структуры сопротивляться до конца и не сдаваться живым врагу.

И если рядовые вынуждены были в особых случаях стрелять в себя, то руководители и высшие офицеры имели таблетки с цианидом, которые должны были быть употреблены перед неминуемым захватом.

Согласно декларации, сделанной Марио Фирменичем в недавнем документальном фильме, эта «лёгкая смерть» гарантированная начальникам, давала повод для жалоб базовым организациям, требующим раздать смертельные пилюли абсолютно всем боевикам.

Невозможно определить, сколько человек погибло от цианида, но совершенно точно, что многие намеревались это сделать, и, что репрессивные силы, зная об этой практике, имели «противоядие» и прибегали к нему обычно в ходе пыток, устраивая в теле захваченного контролируемый ад. Бонассо поведал историю одного партизана, который храбро сражался против своих похитителей, и который, будучи схвачен, выпил циан, но был «спасён» военными. После этого он полностью сотрудничал со своими спасителями-палачами. «Этот поломанный парень, который решил умереть за свои идеалы, и который, - насильственно, - был спасён, сказал гораздо больше того, что мы имели право говорить о самих себе». В 1978, с ослаблением государственного терроризма, организация прекратила более неэффективную практику употребление цианида.

Мундиаль и контрнаступление

Перед чемпионатом мира по футболу 1978 года, «Монтонерос» предложили вооружённым силам Аргентины перемирие: никаких атак, никаких ответных действий. Они так же усилили политическую агитацию и исполнили несколько бескровных покушений, благодаря чему факт перемирия стал известен СМИ. «Монтонерос» предложили массам девиз: «Аргентина чемпион, Виделу к стенке!» (Argentina campeon, Videla al paredon!), который, по понятным причинам, не получил публичного признания. Более эффективным было присутствие «Монтонерос» годом спустя в Швеции, где Аргентина проводила товарищеский матч против Голландии: на трибуне позади ворот был вывешен огромный плакат с надписью «Видела убийца»; плакат, который аргентинское ТВ засняло и не успело вырезать в прямом эфире.

Это было очень символично: «Монтонерос» имели больше приверженцев за пределами Аргентины, чем внутри неё. Присутствие организации за рубежом часто проявлялось в пародийной гротескной форме: члены Национального Руководства, обмундированные согласно уставу, передвигались по миру и фотографировались, словно генералы-триумфаторы, рядом с Ясиром Арафатом, Улофом Пальме или с верхушкой Сандинистского Фронта.

С поднятыми вверх головами, они так же гордо маршировали по Гаване, Зимбабве или Бейруту.

В Аргентине успех Мундиаля замаскировал, но не уменьшил прогрессирующий процесс потери популярности военной хунты. Продолжающиеся внутренние проблемы (особенно в армии), а так же бессмысленное чередование президентов (Виделы и Виолы), вызывало всё большее недовольство... «Хотя режим, как и Процесс Национальной Реорганизации, всё ещё крепко стоял на ногах,  - говорит Наталио Ботана, - жизнь брала своё: чехарда Виделы и Виолы порождала неизбежный политический кризис. Экономический план демонстрировал ограниченность. По мере того, как уменьшались репрессии, повсюду увеличивалось недовольство…В любом случае, военная власть всё ещё была сильна».

Те, кто находились в изгнании, не особо понимали начавшиеся на родине процессы, поэтому вскоре после чемпионата мира по футболу, руководство организации провозгласило начало народного «контрнаступления», которое, наконец, свергнет диктатуру.

Прочтение агитационных документов той эпохи показывает практически полное повторение аргументов и лозунгов, использующихся с 1970 до 1973 года; первого успешного периода борьбы «Монтонерос», периода наибольшего роста организации. Но повторение истории было невозможным: верить в это было большой ошибкой.

Орасио Мендисабаль

Национальное Руководство отправило в Аргентину две большие группы: TEA (Tropas Especiales de Agitacion – «Специальные Отряды Агитации»), под руководством Орасио Мендисабаля – для осуществление политических акций и  TEI (Tropas Especiales de Infanteria – «Отряды Специального Назначения»), под руководством Ягера – для реализации боевых задач.

Маленькая подпольная армия была навербована из рядов изгнанников: многие вернулись в Аргентину, намереваясь исполнить военные и политические задачи, но были убиты. Погибло более 600 партизан, среди которых собственно главари групп TEI и TEA.

Фокизм или политический терроризм были сомнительными концепции с этической точки зрения: его единственное обоснование заключалось в эффективности; дескать, именно с помощью военных акций можно побудить народные массы к действию. Но большинство аргентинцев к тому времени уже не поддерживало даже само существование движения «Монтонерос», которое сами партизаны считали как раз таки «народным авангардом».

Когда «Монтонерос» убили Арамбуру, они заполучили тысячи приверженцев, завоевали признание, потрясли страну и ускорили неимоверно свой рост. «Контрнаступление» было трагическим фарсом, пародией на первый период борьбы организации.

Расколы

«Контрнаступление» инициировало окончательный внутренний распад «Монтонерос», так как стали очевидны  жуткие ошибки руководства и его беспредельное призрение к жизням своих приверженцев. Многие из боевиков, в конце концов, отвергли новый бредовый проект, и навсегда отошли от организации.

По мере того, как репрессии уничтожали тех, кто вернулся в страну, внутренняя полемика ужесточалась и вскоре привела к серьёзным расколам. «Контрнаступление» надломило организацию, включая и очень узкий круг особо верных, тех, которые поддерживали движение с самых первых её шагов и до финала.

В 1979 году Родольфо Галимберти, Хуан Хельман и другие исторические лидеры организовали оппозиционную группу, противостоящую идее «контрнаступления», а так же, что более всего удивительно, «милитаризму и фокизму руководства, абсолютному упразднению внутренней демократии и безответственному бонапартизму». Раскол был углублён взаимными обвинениями в присвоении финансовых средств организации. Эти деньги были платформой технического обеспечения движения, и складывались они в значительной степени из выкупа, заплаченного фирмой «Bunge & Born» за похищенного Хуана Борна (50 миллионов долларов). Ситуация вокруг этих средств закончилась перекрёстными доносами и повальными обвинениями в национальном предательстве и частном присвоении общественных фондов.

Пожалуй, самым горячим и последовательным в этих обвинениях был экс-партизан Хуан Гаспарини. Дискуссия о том, кто разворовал деньги, продемонстрировала степень внутренней деградации «Монтонерос».

В 1980, группа боевиков, среди которых выделялись Хайме Дри и Мигель Бонассо (который в течение третьего перонистского правительства возглавлял газету «Noticias», один из самых важных инструментов влияния «Монтонерос» на общество), начали внутренние дебаты для формулировки новой внутренней стратегической линии. Но добились они лишь отторжения и новых нападок, в результате чего произошёл ещё один раскол – от организации отошла эфемерная формация «17 de Octubre». Этот демарш, согласно Бонассо, был направлен против идеи «вооружённой борьбы, которая, под сурдинку, была взята на вооружение узкой фокистской группой, прибравшей к рукам весь политический аппарат».

Обескровленные государственным терроризмом и, - что гораздо более серьёзно, - отвергнутые своими самыми верными приверженцами, «Монтонерос» уже не были ни организацией масс, ни отступившей армией, ни политической партией. «Монтонерос» стали лишь пустым звуком.

В качестве финала

То, что на начальном этапе отличало «Монтонерос» от других групп герильерос, так это способность к массовой работе в правовом поле. Способность к мобилизации масс была более высока, нежели у других молодёжных групп (партизанских или нет, перонистских или не перонистских). Стратегия «Монтонерос» притягивала людей, потому что в ней комбинировалась «сила оружия» с общественной практикой, с активизмом независимых баз и, - прежде всего, - с деятельностью в рабочих слоях. Поэтому «монтонеризм» шёл во главе президентской кампании 1973 года, поэтому он завоевал тысячи душ боевиков и приверженцев… Организация пережила триумфальный рост между 1970 и 1973 годами. Из маленькой террористической ячейки «Монтонерос» выросли в организацию народных масс. Но этот союз политики и войны было трудно оставить в равновесии: военный аспект всё-таки перевесил политический. Выбор был, очевидно, плачевен.

Провал концепции  «контрнаступления» лишь отдалил неизбежную смерть организации. Проект массовой борьбы был принят без контакта с собственным народом, который для руководства сводился исключительно к горстке изгнанников, чьи организационные действия в Аргентине были практически нулевыми. Военно-политическая организация строилась вокруг партии, блокирующей любые внутренние дебаты и изгоняющей многих своих боевиков за «диссидентское» мышление.

Внутри структуры зародилось неразрешимое противоречие между боевиками, по мере своих сил сопротивлявшихся диктатуре (многие из которых были подвергнуты пыткам и убиты), и кучкой главарей, предпринимавших легкомысленные политические путешествия, параллельно отдавая самоубийственные приказы.

После внутреннего кровопускания 1979 и 1980 годов «Монтонерос» оставили бредовую идею захвата Мальвинских островов, которые к тому моменту превратились в предмет инсинуаций военной диктатуры, и энергично отвергли все попытки воссоединения перонизма в единый лагерь. Организация развалилась.

Но и военная диктатура шла к своему краху. В 1983 году прошли выборы, положившие начало новому демократическому этапу в жизни страны. Эти выборы довольно сильно отличались от электоральных кампаний 1973-74-75-76 годов: постоянство общественных институтов, политическое представительство для всех партий, неприятие коллективного насилия. И, конечно, самым большим отличием являлось отсутствие «Монтонерос»; организации, которая была главным действующим лицом в политической жизни семидесятых; с именем которых разные люди отождествляли всё самое хорошее и всё самое плохое, что произошло в Аргентине в это лихорадочное десятилетие.

«Todo es Historia» №  4 (347). Июнь 1996