7. Провал
Заместители утонувшего Митудиди направились
в Кигому, а некоторые, - такие как товарищ Мутеба, получивший моё письмо к Кабиле,
- более никогда не появлялись на конголезском театре военных действий.
Хаос вновь стал полновластным
хозяином на базе, и теперь он был почти сознательным, как будто люди пытались
наверстать упущенное во время правления Митудиди. Последовали новые приказы и
распоряжения, не несущие даже малейшего следа рациональности. Кубинцы вынуждены
были взяться за обслуживание зенитных пулемётов, которыми был усеян берег
озера, тем самым приговорив себя к долгому бездействию. Учитывая отсутствие
дисциплины, не было никакой надежды на защиту базы от авиационных атак с
помощью конголезских пулемётчиков, которые не знали как обращаться со своим
оружием и не хотели учиться этому (что мы наблюдали, за редким исключением, в
течение всего нашего пребывания в Конго); когда начинались налёты, они просто
убегали, не заботясь об оставленных орудиях. Эти пулемёты исполняли роль
защиты от вражеской авиации, нота, укомплектованная наёмниками,
после одной или двух стычек, не имела больше интереса ввязываться в бой, и
расстреливала и бомбардировала зоны, где не было никакой противовоздушной
обороны. Несмотря на всё это, я считаю, что, бросив на обслуживание пулемётов
кубинцев, мы попусту растрачивали свои боевые силы, поскольку вражеские атаки
была неэффективны: всего четыре Т-28 и два В-26 исполняли эту задачу.
Продолжались трудности и на
Главной Базе: за отсутствием учеников, обещанных Митудиди, но так никогда и не прибывших, мы наблюдали
круговорот представителей далёких партизанских отрядов, увозивших полученное с
другой стороны озера оружие и амуницию, которое всё равно будет промотано безо
всякой пользы, потеряно или сломано, и заботились о множестве товарищей, поражённых
конголезской лихорадкой. В середине июня приехал Мунданди1; вместе с ним прибыли несколько писем от
Кабилы. В послании от 16 числа этого месяца он писал следующее:
«Товарищ, я прочитал доклад, переданный брату
Мутеба для моего ознакомления. Я уже говорил вам, товарищ, что хочу начать организацию
засад, Мунданди переговорит с вами об этом. Я даю разрешение на то,
чтобы полсотни кубинцев приняли участие в атаке 25 июня в ранге бойцов под
руководством Мунданди.
Вы революционер, и должны стойко переносить
все трудности, который имеются здесь, поскольку за одной преградой следует
другая. Вы так же можете отправить в Кабимбу десяток человек. С братским
салютом, Кабила.
Постскриптум: Я оценил план, посвящённый Бандере,
который мне передал Нандо. Мы видим ситуацию почти так же; наберитесь мужества
и терпения. Я знаю, что вы испытываете дезорганизацию, но мы делаем всё, чтобы
преодолеть её; всё это эффект отсутствия лидера. До свидания. Кабила».
Мы начали обсуждать с Мунданди, -
поскольку Кабила, согласно посланию, дал добро на наше участие во взятии Бандеры, - план атаки, которой он должен командовать. Мунданди
продемонстрировал нерешительность; у него не было никакого конкретного плана,
только приказ атаковать 25 июня. Я спросил, почему избрана эта дата, но он так
же не смог ответить. Мы изложили ему наш план, согласно которому необходимо
атаковать не саму Бандеру, а маленькую деревню Катенгу, расположенную в
нескольких километрах от этого пункта, дабы отвлечь сюда вражеские силы и
уничтожить их прямо на трассе. Однако Мунданди не сказал ни да, ни нет. Он
казался несчастным, на которого была возложена непосильная задача; в некотором
смысле так и было, но здесь имелась и достаточно большая доза лицемерия.
Очевидно, между собой Мунданди и
Кабила решили атаковать Фронт Форс, уверенные в том, что внезапное нападение
может привести к крупномасштабной победе над вражеской армией. Я же опасался за
жизни кубинцев и участвовавших в акции руандийцев, которые должны были быть
брошены в лобовую атаку на неизвестные позиции, оборудованные окопами,
естественными укрытиями и тяжёлыми орудиями. Первой моей реакцией было решение
лично участвовать в операции; Кабила тем временем заявлял, что наши люди должны
подчиняться приказам Мунданди, тем самым тонко отклоняя одно из моих предложений,
которое заключалось в том, чтобы кубинцы возглавляли тактические операции, в
которых участвуют смешанные силы. Я решил, что не это самое важное, рассчитывая,
что мой авторитет поможет навязать продуманные решения в непредсказуемых
дискуссиях, поскольку Мунданди знал, кто я такой и, казалось, уважал меня, поэтому я
написал Кабиле небольшую записку, в которой сообщил следующее:
«Дорогой товарищ,
Спасибо за ваше письмо. Я могу заверить вас,
что моё нетерпение связано с тем, что я человек действия; речь не идёт ни о
какой пустой критике. Я могу понять ваше положение, потому что лично находился
в аналогичных условиях.
Я так же жду с нетерпением вашего приезда,
потому что считаю вас старым другом и должен вам кое-что объяснить. В то же
время я безоговорочно подчиняюсь вашим приказам.
Согласно вашим распоряжениям, кубинцы завтра
идут на Фронт Форс; к сожалению, многие из них больны, и численность их будет
немного ниже (40 человек). В Кабимбе уже есть четверо наших товарищей. По мере
того, как прибудут другие, мы отошлём их туда.
Я прошу вас об одолжении: дать мне
разрешение на выезд на Фронт Форс, не иначе как в качестве политического
комиссара моих собственных товарищей, полностью находящегося под командованием
товарища Мунданди. Я только что говорил с ним, и он согласился. Я думаю, что
это может быть полезным. Я мог бы вернуться через три или четыре дня после
получения вызова от вас.
С наилучшими пожеланиями, Тату».
Действительно, мы обсудили с
Мунданди возможность моего участия, и он, по крайней мере, на словах согласился
на это, но я подчеркнул, что он должен отдать необходимые приказы, не дожидаясь
ответа Кабилы, подозревая, что он будет отрицательным.
Ответ пришёл через несколько дней,
и он не был отрицательным; скорее, Кабила уходил от ответа. Ещё было время,
чтобы написать ещё одно письмо, откровенно спросив, да или нет; письмо, которое
уже не допустит никаких туманностей,… и которое просто осталось без ответа,
поэтому я и не поехал на Фронт Форс.
В назначенный день бойцы ушли. Их
численность не достигала заявленных четырёх десятков; только 36 кубинцев
выдвинулись с базы, но немногим после мы отправили туда ещё семерых, так что
всего в акции участвовало 43 наших бойца. Вскоре пришло известие, что все идёт
прекрасно, но атака отложена, - Мунданди просто ещё не прибыл туда. Кроме того,
кубинские товарищи послали запрос, требуя выслать какого-нибудь медика; запрос,
который мы в этот момент могли удовлетворить, поскольку только что прибыла
группа из 39 кубинцев, среди которых было три врача – хирург, ортопед и клинический
доктор.
Первый доклад о схватке гласил
следующее:
«Тату или Куми; в пять часов сегодняшнего дня, 29 июня 1965, началась атака. Мы в порядке, кажется, что в
Катенге идёт наступление, там присутствуют пятеро наших товарищей, Нане, лидер
группы, и два руандийских товарища.
Родина или смерть!
Мойя»
И далее:
«Сейчас половина восьмого, всё идёт хорошо,
люди очень довольны, держатся отлично. Всё началось в назначенное время, мы
открыли артиллерийский и миномётный огонь.
После будет прислано больше сведений».
Но одновременно с этим посланием пришли
тревожные вести о двух десятках мёртвых, об убитых кубинцах, о раненых, что
заставило меня думать, что не всё идёт так хорошо; ранее я получил записку, в
которой незадолго до атаки мне сообщили:
«Днём 29 мы начинаем дело на Фронте Форс; нет
никакой возможности убедить командующего; позже мы проинформируем вас по этому
вопросу».
Товарищи Мбили и Мойя вели долгие
дискуссии, для того, чтобы убедить команданте Мунданди, что не надо вести атаку
в той форме, которую запланировал он, но все доводы разбивались о его твёрдую
позицию; он утверждал, что имеет приказы Кабилы и будет их исполнять во что бы
то ни стало. Позднее Кабила говорил, что не отдавал таких приказов.
Фронт Форс - Фронт Бандера был
сосредоточен вокруг гидроэлектростанции, построенной на берегу реки Кимби. Водозабор
находился практически в горах, где доминировали руандийцы; по долине (поскольку
горы резко падают на плато бассейна реки Конго) шли линии электропередач.
Посёлок был разделён на две части: старую, находившуюся перед ГЭС, и более
современную, рядом с турбинным отсеком, где располагался военный городок с
более восьмью десятками домов. Река Кимби выступала в качестве естественной
защиты, и эта защита была подкреплена траншеями, расположение которых было
изучено лишь поверхностно. Тут так же имелось поле для небольших самолётов.
Было подсчитано, что здесь располагался батальон от 500 до 700 вражеских
бойцов, а в четырёх километрах, на перекрёстке с трассой, которая вела в Альбервиль,
дислоцировалась ещё одна военная группировка, сформированная специальными
силами; утверждалось, что там находится Кадетская Школа или школа военной
подготовки.
Единственное, чего смогли
добиться от Мунданди, было то, что на основные участки боя он поставил кубинских
руководителей. На схеме ниже вы можете увидеть примерный макет атаки, которая
шла только через северный край, с засадами по обеим сторонам дороги Люлимба –
Альбервиль. План был следующий:
Маленькая группа, возглавляемая
Иширини атакует так называемую «колесницу», тоннель, снабжающий водой турбинный отсек. Внизу, пересекая реку Кимби, группа бойцов под
руководством лейтенанта Ази, должна атаковать укреплённые позиции ближе к
горам. В центре лейтенант Азима с группой руандийцев должен был штурмовать
аэропорт, после чего идти на соединение с группой Ази. Перекрывать движение со
стороны Люлимбы должен лейтенант Мафу со своей группой. Наиболее
укреплённой позицией, с 75-мм пушкой и другим тяжёлым оружием, ведал лейтенант
Инне, перекрывший подъездной путь со стороны Альбервиля. Командный пункт был
расположен на другой стороне реки Кимби, в предгорьях, и там находились Мойя и
Мунданди. Сначала планировалось обустроить два командных пункта, но потом
решили, что будет лучше их объединить.
Этот план имел некоторые
серьёзные недостатки: Инне должен был действовать в совершенно неизвестной зоне,
поскольку не было проведено должной рекогносцировки. Мафу и Ази немного знали
территорию. Азима сделал беглый осмотр с гор через бинокль. Для противодействия
ожидавшемуся подкреплению со стороны Альбервиля, мы имели хорошо укреплённую
засаду, однако установлена она была буквально наугад. Долго обсуждался с
Мунданди вариант нанесения главного удара по Катенге; наконец, его удалось
убедить в необходимости этого, и он отдал приказ об атаке капитану Салуму, но, как позже выяснилось, приказ был получен 30 числа, в то время как
Мунданди отдал его 29.
На Фронте Форс всё происходило
отнюдь не так, как об этом свидетельствовали первые оптимистичные доклады.
Иширини должен был выдвигаться
вместе с двумя кубинцами и семерыми руандийцами с гранатомётами и винтовками; в
их задачу входил обстрел «колесницы» для того, чтобы заставить замолчать
пулемётное гнездо, после чего они должны были попытаться причинить вред силовой
установке гидроэлектростанции, отключив свет на несколько минут. Однако, руандийские бойцы остались
в паре километров от места действия и акцию осуществили только кубинцы. Чтобы
дать представление о царившем беспорядке, я привожу полный отчёт лейтенанта Ази,
отвечавшего за атаку через реку Кимби:
«Приготовившись исполнить миссию, я
расположил миномёт, пушку и зенитный пулемёт, а так же станковые пулемёты на
дистанции прямого огня по врагу, примерно в 300 метрах от него, за исключением
миномёта, который находился в 500 метрах, и выдвинулся с 49 руандийцами и пятью
кубинцами. Переправившись через реку, что происходило в 150 или 200 метрах от
вражеского миномёта, и в 100 метрах от позиции неприятеля, по нам был открыт беглый
огонь, который дезорганизовал руандийский отряд, и привёл к потерям пятерых
бойцов, в результате чего их осталось 44. Я оперативно реорганизовал силы,
разделив бойцов на три группы, в каждую из которых включил кубинцев: двое в
моей группе и по одному в двух других. В три часа дня 29 числа позиции были уже
заняты: одна располагалась в 25 метрах
от врага, а другие чуть дальше. Мы слышали пулемётные выстрелы со стороны неприятеля.
В пять часов, как и планировалось, открыли огонь пушек, миномётов, зенитных и
наземных пулемётов, и продолжили атаку оружейной стрельбой по пехоте. Это дало
результаты; стрельба продолжалась непрерывно до шести часов; к этому моменту на
моём фронте было трое раненых. В семь часов на левом фланге не слышалось
выстрелов наших войск. Сменив позицию, я продвинулся немного влево и заметил
отсутствие здесь многих руандийцев; я вооружил двух кубинцев пулемётами,
поменяв их винтовки; в итоге позицию обороняли Анчали, Ангалия и я, вместе с
руандийским капитаном. В восемь сорок пять мы имели уже двух мёртвых
руандийцев; я продвинулся влево, пытаясь найти Таньо чтобы передать сообщение
Мойе, а в это время центральная и левая группа, включая и руандийских офицеров, по собственной инициативе
покинули место боя. У меня остались 14 руандийцев,
пропал кубинец Таньо, который был в центральной группе. Я послал первое
сообщение Мойе через Ангалию. В десять часов у меня оставалось только четверо
руандийцев, среди них один офицер. Держались мы до двенадцати часов, отступив
на 25 метров, имея двух убитых и трёх раненых. Я послал ещё одно сообщение Мойе.
Продержавшись таким образом до половины первого ночи, мы, переправившись реку,
отступили на наши артиллерийские позиции. Прежде чем уйти, я попытался
разыскать Таньо и Сита; никого из них не нашёл, и только позже появился
Сита. На артиллерийских позициях я получил приказ от Мойи убрать орудия и
пулемёты и покинуть засаду, в случае если гвардейцы переправятся через реку. Мы
удерживали этот пункт до 6 утра 30 июня, когда я получил приказ об общем
отступлении. В засаде к тому моменту оставались одни кубинцы, - Анзали, Анчали,
Агири, Абдалла, Альмари и Ази, и не было ни одного руандийца. Несмотря на
приказы занять позиции, они ушли через горы к своему лагерю. Руандийские бойцы оставляли оружие и боеприпасы, совершенно
не заботились о своих погибших.
Товарищ Азима получил приказ занять другую
сторону реки (правый берег, в 500 метрах от нашего расположения) и выдвинулся
вместе с Алакре, Аробо и 40 руандийцами. Ночью, когда они направлялись к позициям, руандийцы услышали шум, и заявив, что это слон, бросили на
горе двух кубинцев, которые вынуждены были вернуться на командный пункт
в шесть часов дня 29».
Всё это вполне укладывалось в тон
всей операции, начавшейся с некоторым воодушевлением, - хотя ещё до первых выстрелов многие позиции были покинуты бойцами, - а затем завершившейся полным разгромом.
Товарищ Таньо, который появился
спустя шесть дней, был ранен, и оставлен собственными товарищами-руандийцами; он
всё-таки сумел подняться на гору, где встретил других руандийцев, бойцов
патрульной группы. Вскоре он выздоровел и вновь включился в борьбу.
Для полноты картины, другой
рапорт того же дня:
«Мы можем информировать, что весь фронт
руандийцев отступил в беспорядке, оставляя оружие, боеприпасы, раненых и
убитых, которые были собраны нашими товарищами, доложившими обо всём
Мунданди.
Миссия товарища Инне, который был руководителем
боевой команды, заключалась в том, что он должен был занять дорогу из Альбервиля
в Форс, дабы избежать прибытия вражеского подкрепления. И согласно информации,
которую мы имеем на данный момент, его группа так и не прибыла на место, потому
что проводник признался, что потерялся, и товарищ Инне принял неправильное
решение атаковать позицию, где, согласно сведениям наших руандийских товарищей,
располагалась военная академия. С началом боя на месте остались только наши
товарищи и несколько руандийцев, двое из которых были ранены, а другие убиты.
После начала сражения, товарищ Инне попросил
руандийцев подготовить артиллерию, однако вышло так, что руандийцы, притащившие
орудие, просто ушли в обратном направлении, к своему лагерю, бросив на месте
снаряды и другие детали, которые затем были собраны нашими товарищами.
Узнав о смерти Инне, мы направили на
место боя товарища Мбили с 20 бойцами в виде подкрепления, и одновременно для
того, чтобы на месте ознакомиться со сложившимся положением. Добравшись до засадной позиции товарища
Мафу, он встретил здесь Косамбала, Султана, Айили и других, которые входили
в группу Инне. Оценив ситуацию, товарищ Мбили сообщил мне обо всём произошедшем
и попросил ещё подкрепления, чтобы, - если я сочту это нужным, - направиться с
этими людьми на трассу для организации новой засады. Всё это происходило около 18:00 29 числа.
Обсудив ситуацию с товарищем Мунданди, я заявил,
что руандийцы не хотят идти в бой, из-за чего мы не имеем больше людей, чтобы организовать
засаду на трассе, поскольку руандийцы, входившие в группу Инне, ушли
на базу, между тем как 20 руандийцев, которые были посланы с товарищем Мбили,
так же отказались сражаться. Бойцы засадной команды товарища Мафу в то же время
находятся в очень тяжёлой ситуации, поэтому мы считаем нужным распорядиться,
чтобы Мбили, оставив четверых или пятерых товарищей собирать трупы наших бойцов,
вместе с остальными вернулся в контексте плана общего отступления ночью 30.06.65. К 4 часам ночи 30 июня на позициях продолжали сражаться только товарищ
Ази и другие кубинские бойцы; рассмотрев их ситуацию, Мунданди принял решение
об отступлении этой группы к близлежащим горам.
Другие проблемы, сопровождавшие операцию,
описаны в деталях товарищем Мбили. Наш командный пункт, где находился
Мунданди, располагался примерно в 800 метрах от фронта (реки) и
здесь так же находились: Мойя, Мбили, Паулу, Саба и Анга.
Более здесь не было никого из кубинцев,
поэтому мы считаем, что засады были укреплены всеми возможными силами, которыми
мы вообще располагали и которые могли пустить в ход, учитывая существующую
дистанцию.
В лагере фронта остались больные Бахаза и
Ананане, которые не могли идти в бой.
Мойя».
Для товарища Инне операция была
полна трудностей; он имел предварительные дискуссии с Мафу, предполагая
действовать в засаде, а потом отступить, чтобы атаковать позиции противника,
что и было предложено командованию. Не добившись одобрения, он продолжал настаивать
на своей идее. С началом боя, шансы на прибытие в назначенный для засады пункт были невелики,
так как проводник, впав в смертельный ужас, не сделал больше ни шага, и никто
более не знал дороги. Инне решил атаковать позицию, которая в этот момент
располагалась напротив, а именно военную академию, и был встречен сильным огнём
тяжёлого оружия. По словам очевидцев, вскоре пуля настигла и самого Инне, а его
место за пулемётом занял Кавакава, который был убит миномётным снарядом; другие
два товарища получили лёгкие ранения и отступили. Разведчик, отправленный затем
на место схватки, нашёл так же труп Телатини; товарищ Анзуруме исчез и
посчитался погибшим. Атака захлебнулась за 200 метров до позиций неприятеля, в
зоне, прекрасно им контролируемой. Помимо четырёх кубинских товарищей, погибло,
по крайней мере, 14 руандийцев, среди них брат команданте Мунданди; мы не
смогли определить точное количество, потому что учёт руандийцев был крайне
плохо поставлен.
В этой горемычной акции большая
часть вины лежала на кубинском руководителе; товарищ Инне, недооценив противника,
преисполненный неоспоримого мужества и горящий желанием исполнить свой моральный долг,
хотя и противоречащий его конкретной миссии, пошёл в лобовую атаку, погибнув
вместе с другими бойцами и оставив открытым путь на Альбервиль, по которому
должно было придти вражеское подкрепление.
Перед началом боя, предвосхищая
негативное развитие ситуации, всем товарищам было приказано оставить документы
и бумаги, которые могли бы послужить их идентификации. Это было сделано, но бойцы
группы Инне хранили в рюкзаках некоторые документы, поскольку они рассчитывали
оставить свои вещи в стороне, а уже затем вступить в бой в засаде. С началом схватки
они уже никуда не могли подевать свои рюкзаки, и в одном из них врагами был
найден дневник, благодаря которому стало известно, что в атаке участвовали
кубинцы. Противник не знал, что здесь погибло четверо наших товарищей,
поскольку все местные газеты говорили только о двух мёртвых кубинцах.
Количество оружия и боеприпасов, брошенных
в ходе бегства, было огромным, но, так как не было предварительного учёта,
его нельзя подсчитать; раненые так же были оставлены на произвол судьбы, и,
конечно же, были брошены мёртвые.
Между тем, что же случилось в
Катенге?
Здесь в атаке участвовало 160 конголезцев,
использующих менее эффективное оружие, нежели то, что было у руандийцев,
поскольку самыми полезными здесь были автоматы и гранатомёты малой
дальности. Фактор внезапности был упущен, так как, по причинам, которые
Мунданди не объяснил, приказ на атаку был получен днём позже, - 30 июня, - когда
вражеская авиация летала над всем регионом и защитники его, логически, были уже
начеку.
Из 160 бойцов, 60 дезертировали ещё
до начала боя, а многие другие не сделали ни одного выстрела. В назначенное время
конголезцы открыли огонь по казармам, стреляя почти всегда в воздух, поскольку
большинство из них закрывали глаза и давили на спусковой механизм до тех пор,
пока не кончались патроны. Враг отвечал метким миномётным огнём, вызвав несколько
жертв и спровоцировав мгновенное и повальное бегство.
Потери составляли 4 убитых и 14
раненых; эти последние в ходе отступления, проходившего в беспорядке, бежали
охваченные смертельным ужасом. В первый момент конголезцы связывали поражение с тем, что
колдовство шамана было неэффективным и он дал им плохую «дава»; они пытались оправдать
себя, обвиняя во всём женщин и страх, но там не было никаких женщин и не все
(кроме некоторых самых искренних) были готовы признать свою трусость. Колдун
был заменён: большая часть работы команданте Калихте, шефа этой группировки,
была посвящена поиску нового «муганга»2
с соответствующими характеристиками, для чего он оббегал всю область.
Результатом этой двойной атаки
была очень сильная деморализация среди конголезцев и руандийцев, но не только среди
них. Кубинцы так же были сильно подавлены; каждый из наших товарищей имел печальный опыт лицезреть, как войска, которые должны идти в атаку, растворяются в первые минуты боя; как отличное оружие бросается повсюду для того, чтобы бежать быстрее; они
так же наблюдали отсутствие товарищества между ними, когда раненые бросались на
произвол судьбы; ужас, который обуял солдат и лёгкость, с которой они
разбегались, игнорируя любые приказы. В этой гонке часто пример быстроты
подавали офицеры, и даже политические комиссары (настоящая язва Освободительной
Армии, о которой мы поговорим позже). Тяжёлые орудия обслуживались, в основном,
кубинцами и были спасены практически все; пулемёты типа FM и DP, находившиеся в руках руандийцев, были частью потеряны, так же
как и винтовки всех типов и боеприпасы.
В дни последовавшие за атакой,
большое количество солдат дезертировало или попросило отвода. Мунданди написал
мне длинное письмо, исполненное, как всегда, в духе героического сказания, в
котором посетовал на гибель своего брата, но заявил, что он умер только после
того, как сумел уничтожить грузовик, полный солдат (очевидная чушь, так как на
месте боя не было ни одного грузовика). Ему причиняла боль потеря некоторых
наиболее крепких кадров из его группы, и он очень возмущался тем, что Генеральный
Штаб находился в Кигоме в тот момент, когда люди сражались и жертвовали собой в
Конго. Он возвестил, между прочим, что две трети войска противника было
уничтожено; данные, которые не могли иметь никакого надёжного подтверждения, и
которые, конечно же, оказались ложными. Отвечая своему духу фантазёрства, он не
мог прекратить выдвигать подобные утверждения, пока не извинился за собственные слабости.
Словом, Мунднади признавался в
том, что он полностью упал духом. Я должен был отправить ему ответ, наполненный
советами и анализом ситуации, стараясь ободрить его. Его письма были ничем
иным, как первыми ласточками разложения, которое охватит потом всю Освободительную
Армию, и вовлечёт в орбиту своего влияния и кубинские войска.
30 июня, когда уже начался бой на
Фронте Форс, но из-за расстояния мы не имели новостей о нём, я записал в своём
дневнике следующий баланс за месяц:
«Это самый худший баланс на сегодняшний
день. Когда всё, казалось, указывает на то, что мы начинаем новую эру,
произошла смерть Митудиди, и тучи сгустились ещё плотнее. Исход в сторону Кигомы
продолжается, Кабила объявлял о своём возвращении уже неоднократно, но так и не
приехал; дезорганизация тотальная.
Положительным фактом является то, что люди
отправились на фронт, но негативным является сообщение о предстоящей атаке, которая может стать сумасбродной
затеей или абсолютно неэффективной и лишь поднимет тревогу в лагере Чомбе.
Остаётся ряд вопросов без ответов: какой
будет деятельность, которую задумал Кабила для нас и особенно для меня? Одним
словом, как будет вести себя человек в этой ситуации? Будет ли он способен
оценить ситуацию и положить конец хаосу, в котором всё пребывает здесь? Пока мы
не увиделись, нельзя ни о чём гадать, но, по крайней мере, по поводу первого
вопроса есть большая вероятность, что он не выскажет ни малейшего удовольствия
от моего присутствия. Не ясно, страх ли это, ревность или обида, нанесённая способом
моего прибытия».
В эти дни было написано письмо
Пабло Ривальте, послу в Танзании, и, среди прочего, я передал ему инструкции
для уведомления Правительства о моём присутствии здесь, принёс свои извинения
за метод моего тайного вояжа и объяснил затруднения, которые происходят потому,
что Кабила отсутствует сейчас в Конго, отметив, что участие в борьбе в
Африке является только моим личным решением, а не идеей кубинского Правительства.
Курьер, взявший письмо, должен был перед этим поговорить с Кабилой в Кигоме,
чтобы выяснить его мнение. Тот, зная мои намерения, наотрез отказался что-либо говорить, объяснив,
что поговорит со мной, когда приедет в Конго
1. Мунданди – Боец руандийского
происхождения, командующий группой соотечественников, действующей на Фронте
Форс.
2. Муганга – обычно этим термином
на суахили обозначают либо западных докторов, либо, как в данном случае,
местных шаманов и знахарей.
