Анализируя жизнь членов военно-политических организаций, Пьетроколла (1995) разделяет две категории подпольного существования.
Первая категория – это абсолютное подполье, перечёркивающее всю прошлую жизнь, дающее боевику право называться истинным революционером. В этот момент жизнь становится очень нестабильной, буквально висящей на волоске. Революционер не может подолгу оставаться на одном месте, он вынужден постоянно перемещаться, готовый в любой момент принять участие в той или иной операции или же защищать свою жизнь или жизнь товарищей с оружием в руках по первому же приказу руководства.
Другая категория именуется «полуподпольем», в формате которого жили, в основном, те, кто имел семью. Такой человек – «революционер выходного дня», ведущий двойной образ жизни, не прерывающий устоявшихся социальных отношений, совмещающий членство в военно-политической организации с жизнью «серого обывателя».
Несмотря на то, что штат Байя рассматривался практически всеми бразильскими вооружёнными организациями как «тыловая база», где было наложено вето на применение оружия (достаточно сказать, что за период «свинцовых лет» 68-73 гг. здесь была осуществлена только одна «революционная экспроприация» - 25 мая 1970 боевиками PCBR был ограблен «Банк Байи»), в Салвадоре, так же имелось множество абсолютных подпольщиков. Помимо различных отдельных активистов, мы имеем в виду членов трёх действовавших в штате организаций – PCBR, VAR-P и MR-8. Все они отказались от своих домов, семей, подруг и друзей, от прошлой жизни, передав себя полностью в распоряжение руководства революционных групп, использовавших их для ведения политической деятельности. Они кардинально изменили свою жизнь для того, чтобы уничтожить военную диктатуру – главного врага бразильского народа.
Когда мы говорим о жизни в подполье, мы, конечно же, говорим и о тотальной изоляции от общества, об одиночестве, о личностном кризисе. Жиомар Лопес Калежас, экс-комбатант ALN, свидетельствует:
«Когда я ушёл в подполье, я бросил учёбу, семью, стал зависим от организации, позволявшей мне выжить; у меня не было никакого легального статуса, никаких документов, не было никакой другой жизни, кроме жизни в организации (…) Подполье даёт ощущение, - весьма ложное ощущение, - полной свободы, но в тот же самый момент ты ощущаешь абсолютное одиночество».
Другой пример взят из книги «Воспоминания женщин-изгнанниц», где Мария Накано рассказывает следующее:
«Организация была моей большой семьёй. После того, как вы сделали свой политический выбор и влились в эту семью, становится очень трудно поддерживать отношения с прошлыми друзьями. Даже связь со старой семьёй очень затруднена. В подполье мой мир ограничивался только моими товарищами. Организация становится большой семьёй, заменяя друзей, братьев и даже отца с матерью».
Журема Валенса (2001) вспоминает, какой была жизнь в подполье конкретно в Салвадоре:
«Жизнь была замкнутой. Мы жили, как бы сказать, в наглухо закрытой бочке, безвылазно сидели в закрытой комнате. Я выходила оттуда лишь для коротких конспиративных встреч. Чтобы встретиться с мамой, я должна была сделать 300 кругов по городу; сесть на один автобус, сойти, потом сесть на другой автобус, сойти, убедиться, что за мной никто не следит и сесть на третий автобус…Потом мы встречались в кинотеатре. (…) Это было время, когда мы практически не покидали своего жилища».
О повседневной жизни тех, кто прибыл в Салвадор, скрывшись из «родных» штатов, в своих воспоминаниях рассказывает тогдашний региональный руководитель PCBR Паулу Понтес:
«Я был женат и жил в арендованной квартире. Когда мы приехали из Ресифи, мы купили новую мебель и вообще пытались наладить быт. Мы пытались симулировать обычную жизнь бразильских граждан. Живший с нами Рижи был «студентом», каждое утро уходящим из дома на учёбу, а я уходил как будто бы на работу. В 8 часов утра я покидал дом, в полдень возвращался на обед, вновь уходил в два часа и возвращался окончательно только в шесть. Так или иначе, но всё время своей «работы» я проводил на улице. Когда мне совсем нечего было делать, я шёл на Байша дус Сапатейрус, там было множество кинотеатров, очень дешёвых. Целыми днями там крутили вестерны, я иногда смотрел по три фильма подряд. Так я проводил вечер, чтобы вернуться домой в шесть. (…) Там был сапожник, наверное последний сапожник на Байша дус Сапатейрус, и однажды человек из партии проходя мимо него услышал, как тот слушает «Радио Тираны», радиостанцию которую активно глушили в ту эпоху. Я отправился туда и начал говорить с этим парнем, мы стали друзьями. Постепенно я начал посвящать его в наши дела. Как-то, имея проблемы с безопасностью, я отдал ему наши документы и он их спрятал в старые ботинки. Я предупредил, чтобы в случае ареста, он сообщил полиции, что пакет дал ему один из клиентов и он не знал, что находится внутри. И когда он действительно был арестован, он упорно придерживался этой версии».
Неопределённость, проистекающая из неопределённости бытия, страх потерять жизнь и свободу, холод конспиративных квартир, невозможность заводить любовные отношения и вести нормальную жизнь: всё это накладывало своеобразный отпечаток на психику людей. Алекс Полари (1982) указывает:
«В подполье, зажатый со всех сторон, находящийся в постоянном напряжении, ожидая ареста или смерти, я закрылся в себе, придерживаясь крайне строгих моральных правил, закономерно наложенных подобным существованием, которые изменили меня. Я уже вообще не был похож на того весёлого парня, который постоянно шутил, любил и был любимым, умел дружить, учился и познавал что-то новое».
Невозможность поддерживать связи с родственниками, семьёй и старыми друзьями для многих боевиков была непереносимой. По словам Руя Петерсона, с содроганием вспоминающего о своей жизни до ареста, отрыв от привычной культурной среды был «своего рода изгнанием».
Чем же убивали время сидящие в своём добровольном заключении кадры военно-политических организаций? Далеко не лихими налётами на банки и не умопомрачительными вооружёнными акциями, которых, как было указано выше, в штате Байя просто не было.
Значительную часть повседневной жизни подпольщика составляло самообразование. За отсутствием материала, мы не можем с точностью сказать, в какой степени боевики вооружённых революционных групп были политически образованы, однако имеющиеся сведения показывают, что руководство военно-политических организаций было крайне озабочено проблемой политической профессионализации своих кадров.
Озабоченность эта проистекала, очевидно, из социального состава революционных групп. Поскольку большую часть военно-политических организаций составляли молодые студенты, качественные характеристики которых были не на высоте. Многие из них были привлечены отнюдь не желанием борьбы за светлое будущее, а банальной криминальной романтикой. Напряжение между «поколением 68-ого» и более взрослыми людьми, имевшими за спиной опыт политической борьбы, особенно ощущалось в ALN, в чьих рядах состояли не только рабочие или представители радикального христианского лагеря, но и бывшие руководители Коммунистической Партии, ветераны «эпохи Коминтерна», вроде Маригеллы или Камара Феррейры. В меньшем масштабе эта натянутость между политическими фанатиками и молодыми романтиками, привлечёнными яркими лозунгами, имелась и в других группах. Фернандо Карлус Мескита Сампайо, бывший боевик VAR-P, в своих воспоминаниях как раз касается этой темы. Говоря о вербовке новых боевиков, он утверждает, что приоритет отдавался рабочим, а не студентам, потому что
«…рабочий – это зрелый человек, убеждения которого проистекают из его бытия. По опыту было известно, что, даже оказавшись в неблагоприятном положении, рабочие оставались верны своим идеям. Красивые и громкие лозунги были эффективны для привлечения молодёжи и студентов, но они не давали никакого результата в ситуации, когда человеку грозила реальная опасность. В такие моменты, все эти слоганы мгновенно куда-то улетучивались, не имея должной теоретической опоры».
Таким образом, с помощью политического образования вооружённые группы стремились, если можно так выразиться, фанатизировать свои кадры, убедить их, что дорога, на которую они ступили – это путь в один конец.
Судебные процессы против членов вооружённых групп, оставили после себя, в числе прочего, длинные списки изъятой на конспиративных квартирах литературы и политических материалов. Список авторов довольно широк – начиная с «революционной классики» вроде «Как закалялась сталь» Островского и «Репортажа с петлёй на шее» Фучика, заканчивая малоизвестными марксистскими теоретиками, вроде Жоржа Полицера, Нельсона Вернека Содре или Кайо Праду-младшего.
Помимо чтения, политическое воспитание включало в себя и обязательные диспуты, на которых обсуждались не только изученные материалы (книги, профсоюзные газеты, журналы и газеты «братских» организаций), но и актуальная политическая ситуация – в Бразилии и в мире.
Продолжая тему самообразования, Алзира Абреу указывает, что даже часы досуга были заполнены дискуссиями, вращающимися вокруг проблем бразильского левого движения и международного коммунизма:
«…внутри VAR-P в какой-то момент была создана «Комиссия Мониторинга Актуальной Ситуации», которая готовила специальные тетради с газетными вырезками, делала копии с них и передавала их для изучения кадрам организации».
MR-8 действовало аналогично – руководством организации был распространён список обязательной для чтения литературы, куда вошли не только труды Маркса и Энгельса, но и тексты Дьёрдя Лукача, а так же «Вопрос о методе» Сартра. Правда, по утверждениям Ренату Аморина да Силвейры, изучение этих материалов носило периодический, несистематизированный характер.
В соответствии с документом «Политика организации» (1970), разработанным PCBR, обязанностью каждого отдельного партийца являлось изучение экономической и социальной ситуации каждого штата посредством чтения газет, а так же ознакомление с революционными позициями «дружественных» организаций. Здесь так же был список рекомендованной для чтения литературы, главное место в котором занимали материалы «Нормы безопасности» и «Политические Резолюции».
После разгрома партии в руках полиции оказалось довольно большое количество материала, из которого особый интерес представляют тетради, содержащие учебные планы подготовки кадров, а так же лекции по самым различным темам – начиная от оказания первой медицинской помощи, заканчивая историческим материализмом.
Помимо всего этого стандартного набора, на конспиративных квартирах PCBR агенты правоохранительных органов не раз изымали полемические рукописи. Учитывая невозможность созыва пленарных заседаний по причинам конспирации, а так же во имя сохранения внутренней дисциплины, вся полемика по стратегическим и тактическим вопросам велась исключительно в письменном виде, что, по замыслу руководства, исключало опасность интриганства, фракционности и раскольничества.
Тот или иной член организации, сформулировав свои тезисы на бумаге, выставлял их на всеобщее обсуждение путём передачи рукописи от одного товарища к другому. Несогласные с высказанными позициями, в свою очередь, давали ответ в таких же точно тетрадках. Таким образом, внутри структуры циркулировало иной раз довольно значительное количество этих манускриптов: ознакомившись с позициями сторон, подпольщики дискутировали, спорили, вносили свои предложения, после чего доводили своё решение до руководства – опять же в письменном виде.
Контроль за соблюдением правил безопасности являлся одной из важнейших функций военно-политических организаций. В ситуации, когда правоохранительные органы использовали самые современные, а так же совершенно незаконные (пытки и убийства) методы дознания, розыска и обезвреживания, соблюдение жестких норм конспирации становилось вопросом жизни и смерти.
Эти нормы вкратце были изложены в труде «12 правил подпольной работы», разработанном руководством PCBR и являвшемся обязательным для изучения рядовыми кадрами. Хотя иные бразильские вооружённые группы не затрачивали время на сочинение и распространение среди своих членов подобных опусов (за исключением ALN), правила конспирации, принятые для поддержания внутренней структуры, были аналогичны нижеизложенным:
«1. Знайте только то, что необходимо для исполнения вашей задачи; рассказывайте другим только то, что необходимо для исполнения конкретно их задачи.
2. Направляясь на встречу или собрание, убедитесь, что все меры безопасности для их проведения соблюдены. В противном случае, никуда не ходите.
3. Никогда не носите с собой бумаги, содержащие имена, адреса, телефоны, места встреч и подобного рода информацию. Держите всё в голове, или, в самом крайне случае, записывайте в зашифрованном виде.
4. Никогда не проводите встреч в местах массового скопления людей. Никогда не проводите встреч и там, где они могли бы вызвать ненужное внимание.
5. Используйте улицы только для коротких встреч или встреч с одним человеком.
6. Никогда не проводите встреч или собраний в барах, в парках или припаркованных автомобилях, особенно, если у вас проблемы с документами.
7. Будьте строго пунктуальны, и требуйте от других того же.
8. Используйте только дома, имеющие презентабельный внешний вид, нормально обставленные, населённые семейными парами.
9. Как можно меньше пользуйтесь телефоном, а если в этом возникнет острая необходимость – используйте шифры.
10. Всегда используйте псевдоним, даже общаясь с товарищами.
11. Никогда не посещайте раскрытые дома, никогда не посещайте чужие дома, используйте только те дома и квартиры, что принадлежат организации.
12. Ваша безопасность зависит не столько от личного соблюдения норм конспирации, сколько от строгого соблюдения этих правил всеми товарищами организации».
Несмотря на широкое распространение столь строгих правил коллективной безопасности, несмотря на многочисленные обсуждения, посвящённые этой проблеме, ситуация в лучшую сторону не менялась. К примеру, даже блюдя кодекс конспирации, Паулу Понтесу, Фернандо Аугусто де Фонсеке, Жетулиу Оливейра Кабралу и Антониу Престесу де Паулу, - за исключением первого, все были национальными лидерами PCBR, - не удалось избежать того, что агенты диктатуры сумели сфотографировать всех их на улицах Салвадора.
В виде профилактики, применялась политика «сегрегации», то есть запрещения личных контактов между товарищами, принадлежавшими к разным ячейкам, задействованным в осуществлении различных задач. Это тоже не сильно помогало.
Подпольное существование меняло не только жизнь боевиков, рвавших все связи со своим прошлым, но и их имена. В соответствии с требованиями безопасности, получение псевдонима являлось первейшей задачей человека, ушедшего в подполье. Именно этот псевдоним будут раскрывать под пытками арестованные товарищи. В таком случае, «засвеченный» человек просто получает новое «имя». Но никто, даже самые близкие товарищи ячейки, не должны знать твоего настоящего имени.
Эти правила, имевшие смысл для подпольных кадров или же для членов Вооружённого и Логистического Секторов, абсолютно не соблюдались в «массовых организациях» городской герильи, таких например как Студенческий Сектор MR-8. Жука Феррейра рассказывает:
«Мы осознавали нашу органическую слабость. Я, например, мог сдать абсолютно всех, будучи даже случайно арестован, мог сдать всех, потому что всех знал. Сержиу Фуртаду (…) или профессор Жозе Карлус Суза так же могли обрушить всю нашу структуру. Мы были слишком слабы для вооружённой борьбы, поэтому мы принимали участие в движении, работавшем внутри масс (…) Мы были очень слабы, если дело касается конспирации, практически все члены нашей структуры вышли из массового движения, будоражившего Байю в 1966, 1967, 1968 годах».
О некоторых аспектах конспирации упоминает в своих воспоминаниях Убиратан Кастру де Араужу:
«Для осуществления встреч с людьми, которых мы знали, существовала целая техника. Мы встречались в самых необычных местах. Например, в Зоологическом Парке, где я разъяснял товарищу аспекты международной политики, глядя на выкрутасы обезьяны. Во Дворце Уньяна осуществлялись получасовые встречи, на которых озвучивались директивы национального руководства. Директивы, новости организации, вести об арестованных и убитых товарищах – изложение всего этого занимало не более 15 минут, поскольку долгий разговор мог привлечь внимание проходившей мимо публики.
Когда вы приходили на одну и ту же «точку встречи» во второй раз, вы уже должны были быть готовыми ко всему, поскольку «точка» могла быть раскрыта, властям уже могло быть известно ваше имя, ваша внешность (…) Когда ты включался в кадровый состав организации, ты переходил на другую ступень бытия. Во-первых, ты уходил в подполье; во-вторых, ты должен был получить военную подготовку; в-третьих, ты был обязан подчиняться строгим правилам, не терпящим никакого либерализма. Либерализм – это наше запрещённое слово. Любое более-менее открытое действие являлось проявлением либерализма, любое послабление – либерализм. Ты уже не мог общаться с тем, с кем хочется, ты не мог посещать публичные места, ты мог общаться только с товарищами и только на «точках», нигде больше».
Особое место занимала техника паролей и использования различных предметов для идентификации. Жука Феррейра, рассказывая о встрече с Элианой Гомес де Оливейра в Ларго-де-Сантана, утверждал, что контакт мог состояться только при следующих обстоятельствах: первый будет держать в руках книгу Германа Гессе «Степной волк», а Элиана – экземпляр журнала «O Cruzeiro». Жука, приблизившись к Элиане, должен был спросить, в какой стороне находится квартал Федерации, а девушка должна была ответить: «В стороне Итапуана». Абсурдность ответа (оба района расположены в различных частях Салвадора) обозначала отсутствие опасности.
Практика встреч вообще являлась проблемой, для разрешения которой была необходима смекалка. Так, например, члены структуры PCBR в Салвадоре, испытывавшие трудности в контактах с партийными товарищами из Аракажу (столица соседнего с Байей штата Сержипи), придумали оригинальную систему, позволяющую улучшить взаимосвязь, но при этом отвечающую самым высоким стандартам безопасности.
К примеру, если для боевика из Аракажу возникнет необходимость связаться с партийной группой в Салвадоре, он в один из трёх определённых дней недели подавал от условленного имени объявление о продаже какого-нибудь барахла в «Jornal do Comércio». День недели в данном случае определял одну из трёх заранее обговорённых «точек встреч», дата контакта назначалась через три дня после публикации. Для подобного же рода связи в самом Салвадоре служил «Jornal da Bahia».
Выживание боевиков, находившихся в подполье, во многом зависело и от финансовой помощи организации, которая ежемесячно выделяла определённые суммы, уходившие на оплату арендованных домов и квартир, - во многих случаях служивших так же арсеналами и архивами, - а так же на покупку продуктов питания и другие личные нужды.
Позиция PCBR касательно стиля жизни революционера, как впрочем позиции и других вооружённых групп, была предельно ясна: жизнь революционера должна быть скромной, аскетичной, полной самоотречения и самопожертвования. Согласно одному из документов партии
«…экономия должна стать постоянной константой жизни Партии (…) распыление финансовых средств, бесконечные и зачастую бессмысленные траты и расходы несовместимы с практикой пролетарской организации, потому что это тенденции, питающие систему господствующих классов…»
Паулу Понтес несколько уточняет характер этого буквально монашеского существования:
«Наша организация установила для своих профессиональных кадров здесь в Байе, да и вообще на всём Северо-Востоке, минимальную заработную плату, покрывавшую расходы на питание и какие-то мелкие бытовые нужды. Аренда дома или техническое обслуживание транспорта – это были уже другие вещи. Партия оплачивала их напрямую. Вы спросите: это же абсурд, а на какие деньги вы покупали прессу? Я отвечу – я практически её не покупал – не на что было. А если я не читал газет, если у меня не было денег на покупку журнала – какую информацию об обществе я мог иметь? У нас не было телевизоров, только радио. Организация давала нам минимальную зарплату – мне, моей жене и Рижи. Мы еле-еле сводили концы с концами: все три зарплаты практически полностью уходили только на самую простую еду. (…) Одежда вообще была проблемной вещью, но я думал в то время, что это правильно. Ибо интересы организации были важнее личных интересов и, по возможности, мы экономили деньги организации, расходуя как можно меньше».
Подобные же трудности испытывал и Жозе Карлус Суза, бывший боевик MR-8:
«У нас было мало денег, столько же одежды. На нас было то, что мы взяли из дома, а получить что-то новое было очень и очень трудно. Поэтому мы имели не больше двух-трёх рубах, в которых появлялись на улицах, встречались с товарищами или осуществляли какие-то действия. Мы берегли их».
Вкратце, именно так выглядела жизнь подпольщика, оперировавшего в штате Байя в период развития городской герильи конца 60-х, начала 70-х годов. Несмотря на то, что мы говорим о наиболее «тихом» штате, стоявшем вдалеке от пожара революционной борьбы, существование подпольных кадров в Сан-Паулу или Рио, мало чем отличалась от жизни в Салвадоре.
По материалам книги «Ousar lutar, ousar vencer. Histórias da luta armada em Salvador (1969-71)». Sandra Regina Barbosa da Silva Souza.
