14. Прощупывая пульс
Необходимо было провести акцию на дороге из Катенги в
Люлимбу, пытаясь предотвратить подход вражеских подкреплений, дабы сократить
таким образом потенциал изолированных войск в этом последнем пункте, а затем
попытаться атаковать его. Мы продублировали засады, поставив во главе них Помбе
и Нане, и начали борьбу вокруг позиции, которую день за днём пытались
уничтожить, но враг быстро восстанавливался, пока, наконец, здесь не был
сконцентрирован сильный гарнизон, что не позволило продолжать далее наши
действия.
Выслав вперёд Азиму с небольшой группой для проведения
разведки дороги, я вышел в направлении Люлимбы. Был облачный день с
кратковременным дождём, не позволявшем нам двигаться вперёд, что заставило искать убежища в покинутых домах, которые в изобилии встречались возле дороги, так
же заброшенной ещё задолго до того, как здесь произошли события, изменившие лик
региона. В первой половине дня послышался шум боя, сопровождаемый грохотом
авиации, направлявшейся в сторону засады; о результатах всего этого мы узнали
спустя несколько дней из сообщения Мойи: гвардейцы пробили нашу оборону,
поплатившись за это потерей нескольких танкеток, и, вероятно, некоторым
количеством бойцов, высланных на укрепление Люлимбы. Из этого пункта так же
выдвинулись войска чтобы помочь своим товарищам прорвать засаду, что даёт
повод думать, что нашим ребятам противостояло отнюдь не 53 человека, - как
следовало из захваченной зарплатной ведомости, - а намного больше. Поначалу мы
думали, что развернувшийся бой являлся битвой за Люлимбу, но на самом деле,
речь шла об укреплении противником своих авангардных позиций для последующего
наступления. Это мы позже поняли, наблюдая за громадной подготовительной работой,
осуществляемой неприятелем на Фронте Форс
и в Ньянги, но у нас не было никакой дополнительной информации из-за отсутствия
источников в стане врага.
В полдень мы встретились с Азимой, возвращавшемся из
разведки; он прошёл по дороге до деревни, которую мы посчитали Люлимбой, не
встретив ни одного гвардейца. Эта дорога идёт параллельно с позициями,
занимаемыми повстанцами в горах, до пункта, где она сходится с трассой, идущей
с Фронта Форс, после чего идёт напрямую к холмам, поднимаясь там, где они
наиболее низкие и проходимые.
Азима рассказал, как продолжил разведку в километре от
перекрёстка, пройдя по дороге, которая показалась ему наиболее важной, до реки Кимби,
не встретив ни следа человека. Он так же изучил пункт под названием Мисьон, - старую
брошенную протестантскую церковь; двигаясь по этой ничейной земле, разведчики
были замечены повстанческими дозорными с холмов, и, с дистанции в 6 километров, те выстрелили
по ним 17 раз из пушки, несколько раз из миномётов и ещё из какого-то оружия,
которое Азима не сумел распознать. Пушечные выстрелы были осуществлены с
некоторой точностью, но, учитывая параболическую дугу снаряда, попасть с такого расстояния в
шестерых мужчин, марширующих по дороге, мог только сверхчеловек; результатом
являлась чудовищная трата снарядов, бессмысленная стрельба по подозрительным лицам в зоне,
которая должна быть наводнена передовыми постами врага.
На фоне таких событий, мы решили пойти по дороге к горам,
чтобы там поспать; поскольку дистанция была длинной, казалось слишком утомительным преодолеть её за день, и мы должны были послать кого-нибудь
вперёд, чтобы предупредить Главный Штаб Любоньи1,
что направляемся к ним по дороге на равнине. Так мы и сделали, и на следующий день встретились
с аванпостами, высланными с гор в ответ на наше уведомление, которые и привели
нас к барьеру Люлимбы.
В ходе путешествия мы могли видеть великое количество
деревень, обустроенных крестьянами в джунглях, у подножий гор, в местах, где
была вода. Они находились в двух, трёх, четырёх километрах от дороги, и крестьяне
должны были ютиться в примитивных домах, обрабатывая свои старые поля, располагавшиеся недалеко от трассы, тем самым увеличивая риск столкновения с вражеской армией.
Кроме того, они питались за счёт охоты. Мы долго разговаривали с крестьянами, я
попросил прислать из Макунго медика, для их лечения, поскольку мы не привезли
никаких медикаментов, и пообещал, что каждые две недели доктор будет совершать сюда
регулярные визиты.
Барьер подполковника Ламбера представлял собой скопление
маленьких хижин (с соответствующей обстановкой) с цинковыми или соломенными
крышами, расположенных у дороги, где не было никакой растительности, которая
могла бы их скрыть, без окопов или других укрытий подобного рода, только с
небольшой защитой в виде пары зенитных пулемётов. Защитные меры, широко
использовавшиеся солдатами, заключались в бегстве до ближайших зарослей и укрытии
там в случае авиационного налёта. Хотя серьёзных налётов, несмотря на
уязвимость и обнажённость позиций, так и не было сделано. Так же не было
никаких укреплений первой линии обороны, где располагались дозорные с
несколькими базуками (окопы всегда являлись нашей головной болью, поскольку,
из-за суеверного страха, конголезские солдаты избегают попадать в какие-либо
ямы и поэтому не строят никаких подобных оборонительных линий для отражения
атаки). Сила позиции заключалась в её расположении на крутом склоне,
доминировавшим над дорогой, петлявшей между холмами, откуда легко можно было
атаковать поднимавшиеся вражеские войска, но только если поднимались они именно
по дороге. Если бы вперёд была выслана пехота, наступавшая по флангам, не было
ничего, что могло бы остановить её, и она могла бы захватить позиции почти без
потерь.
На барьере находилось очень мало людей и ни одного
командующего. Мы думали немедленно идти к Любонье, но нам послали сообщение,
что скоро командующий сам поднимется на барьер. Он прибыл на следующий день,
сообщив нам, что подполковник Ламбер находится в Физи, потому что там его
больная дочь; до этого он ездил к озеру, и вот уже полтора месяца, как его
нет в лагере. Заместитель командующего со временем переместился в Любонью, где расположился Главный Штаб, а на барьере остался какой-то
мелкий руководитель (что не имело никакого значения, так как никто здесь не
имел власти над людьми). Доставка еды была взвалена на плечи крестьян, которые
должны были идти до лагеря из района Любоньи около 15 километров; иногда бойцы охотились
в окрестностях: здесь было много оленей.
Когда прибывало продовольствие, - главным образом, маниок, - начиналась работа по его помолу, дабы каждый смог в индивидуальной форме приготовить себе «букали», так
как не было никакой традиции совместной трапезы. Каждый должен был стряпать
свою порцию из того, что сумел добыть, превращая лагерь в гигантскую кухню, в
которой, умножая беспорядок, принимали участие даже дозорные.
Меня пригласили выступить перед войском, - небольшой группой менее
ста человек, не все из которых были вооружены, - и я в обычной своей манере принялся
«грузить» их; вооружённые люди ещё не солдаты, они лишь люди с оружием;
революционный солдат рождается только в бою, но здесь не было никаких боёв. Я
призвал их, - кубинцев и конголезцев, - вместе спуститься в долину для
сражения, поскольку мы прибыли, чтобы вместе разделить с ними тяжесть борьбы.
Борьба будет очень трудной: не нужно ожидать никакого скорого мира, и нельзя
ждать великих побед без столь же великих жертв. Я объяснил так же, что против
современного оружия их «дава» не всегда оказывается эффективной, и что смерть и
ранения являются естественными спутниками войны. Всё это я рассказывал на
примитивном французском, который Чарльз Бемба переводил на язык кибембе,
являющийся родным языком этой территории.
Местный командующий был готов спуститься вместе со своими
людьми, но отказался атаковать без приказа начальства; мы не могли ничего
сделать с этой маленькой и разнородной группой на равнине, если сверху не будет
приказа атаковать Люлимбу. Я решил отправиться в Физь, чтобы попытаться убедить
Ламбера в необходимости такой атаки. Сначала, одолев 15
километров по дороге от барьера, мы приехали в Любонью, расположенную на большой равнине Физь. Крестьяне
приняли нас очень хорошо, и это их отношение материализовалось в виде угощения.
Воздух был пронизан ощущением безопасности и мира, поскольку уже очень давно
гвардейцы не проникали в горы, и вся эта группировка находилась в относительно
благополучном состоянии, выражавшемся в более разнообразном рационе, - здесь
имелись картофель, лук, некоторые другие продукты, - а так же в стабильной
обстановке. На следующий день мы оставили эту деревню и прошли уже около 10
километров, когда на дороге появился грузовик, который перевозил бойцов в
Любонью и теперь возвращался обратно. На нём мы и доехали до Физи. На
автомобиле ехал индивидуум с явными признаками алкогольного отравления, его
ужасно рвало; на следующий день я узнал, что он умер в больнице, или, лучше
сказать, в рецептурной, так как здесь не было ни врачей, ни медицинской помощи
другого рода.
За 40 с лишним километров поездки мы имели возможность понаблюдать
за некоторыми особенностями региона. В первую очередь, большое количество
вооружённых людей наблюдалось во всех деревнях, которые мы встречали на пути; в
каждой из них был свой командующий, располагавшийся в собственном доме или доме
друга, чистый, сытый, обычно хорошо выпивший. Во-вторых, казалось что солдаты
наслаждаются полной свободой и очень довольны этой ситуацией, расхаживая с
винтовкой на плече; они не демонстрируют ни малейших признаков дисциплины,
желания борьбы или организации. В-третьих, соблюдение чёткой дистанции между
людьми Ламбера и людьми Мулане, что выглядело как отношения кошек и собак;
Чарльза, инспектора Масенго, они сразу же идентифицировали и окружили его
холодным высокомерием.
Физь это небольшая деревня, но, тем не менее, крупнейшая из
всех, видимых мной в Конго. Она строго разделена на два района: маленький с
каменными домами, некоторые из которых очень современные, и африканский квартал
с обычными хижинами, крайне бедный, без воды и канализации. Этот квартал был
густо населён и здесь проживало множество беженцев из других регионов, чьи пути
сошлись в этой точке; в другом районе обитали командующие и сами солдаты.
Физь расположена на вершине горной гряды, которая спускается
к озеру, в 37 километрах от Бараки, на лугу с бедной растительностью; в
качестве защиты тут имелся только один зенитный пулемёт, обслуживаемый
греческим наёмником, взятым в плен в бою в зоне Люлимбы, и местные командующие
были вполне удовлетворены столь странной и ненадёжной защитой. Генерал Мулане
принял меня очень холодно, поскольку ему была известна цель моей поездки, и,
учитывая напряжённость между генералом и Ламбером, он счёл нужным выразить своё
неудовлетворение. Моя ситуация была немного необычной: столкнувшись с сухостью генерала
Мулане, вежливого, но холодного хозяина, я буйно ходатайствовал за Ламбера,
рассыпаясь в любезностях; это было настоящее сражение без оружия. Результатом
было то, что у нас было два обеда: один с генералом, другой с Ламбером. Они
относились друг к другу со взаимным уважением и Ламбер стоял на вытяжку перед
генералом.
У нас состоялась небольшая встреча, в ходе которой я
проинформировал генерала о работе, которую мы провели на всём фронте, и, не
болтая ничего лишнего, выразил намерение говорить с товарищем Ламбером насчёт
того, что можно было бы сделать в Люлимбе. Генерал выслушал меня в полном
молчании, а потом отдал приказ на суахили одному из своих помощников (сам он не
говорил по-французски), и тот начал перечислять только что закончившиеся грандиозные
акции, проведённые в Муенга, городе, находящемся примерно в 200 километрах к
северу. Трофеями было знамя и старое ружьё, отобранное у бельгийского
священника. По их словам, они не смогли пройти дальше и захватить другие селения
из-за отсутствия оружия и боеприпасов; бойцы привели только двух пленников,
однако, цитата: «Вы знаете, дисциплина не очень хорошая, и мы многих убили ещё
до того, как добрались сюда». Патриоты потеряли трёх человек. Теперь они хотели
укрепить Муенгу тяжёлым оружием и отправили на озеро просьбу выдать его, вместе
с боеприпасами и некоторой амуницией. Затем они собираются начать наступление
на Букаву, имея около 300 штыков. Я не стал задавать много вопросов, опасаясь обнаружить
плохо сдерживаемую иронию или недоверие к их словам, и заставлять их пускаться
в объяснения, несмотря на то, что выглядело не очень логично, что 300 человек,
после тяжёлой яростной битвы, не смогли взять больше трофеев, чем флаг и ружьё
деревенского священника.
Вечером «помощничек» генерала, вместе с полковником из
региона Касенго, объяснил мне особенности всех обширных владений Мулане. Они
особо касались Увиры, сектора, который располагался в зоне доминирования генерала,
но который, тем не менее, находился под командованием полковника Бидалилы, игнорирующего
прямые приказы главнокомандующего; полковник из Касенго, напротив, был верным подчинённым
Мулане. Оба они жаловались на отсутствие оружия; полковник из Касенго уже
долгое время ожидал боеприпасов и амуниции, но они так и не прибыли. Я спросил
его, почему он не вернулся в Кибамбу, и он ответил, что хотел подождать, пока в
Бараку прибудет оружие, и оттуда силами своих людей транспортировать его в
Касенго, а затем начать наступление.
Генерал Мулане и полковник из Касенго являлись ветеранами, начавшими
борьбу вместе с Патрисом Лумумбой; они не говорили этого напрямую, но
переводчик уверенно объяснил, что именно они инициировали борьбу и являются
истинными революционерами, в то время как Масенго и Кабила присоединились к ней
гораздо позже, и сейчас хотят воспользоваться ситуацией. Он начал прямые
нападки на этих товарищей, обвинив их в саботаже; согласно
одному из информаторов, Кабила и Масенго посещали Нор-Катангу, оттуда им
присылали оружие и материалы, дабы сохранить эту зону, верную Сумиало, в полной
нищете и беспорядке, что так же позже произошло и в Касенго. Кроме того, они не
соблюдают субординацию; несмотря на присутствие в зоне генерала, подполковник
Ламбер, являвшийся оперативных командующим бригады, имел полную независимость,
и координировал свои дела только с Кабилой и Масенго, получая от них нужное количество
оружия и боеприпасов, разлагая дисциплину и предотвращая всеобщее наступление
революции.
Обе стороны, - и люди из Касенго, и люди из Физи, -
попросили у меня кубинцев. Я объяснил, что пытаюсь сконцентрировать свои
скудные силы, а не распылять их по всему фронту, что один или два кубинца не
изменят ситуацию; я пригласил их посетить озеро, где наши товарищи смогли бы
обучить их азам обращения с пулемётом, там же находились специалисты по тяжёлой
артиллерии; таким образом, они могли бы воспитать собственных артиллеристов, не
полагаясь на наёмников, как в случае с Физи. Этот аргумент их вообще никак не
убедил.
Генерал пригласил меня посетить Бараку и Мболо, свою родную
деревню. Я дипломатично принял предложение, но мы должны были вернуться в тот
же день, поскольку нам необходимо возвращаться в зону Люлимбы. Перед отъездом я
совершил прогулку по Физи и имел возможность осмотреть раненого в Касенго
бойца. Пуля пробила ему бедро, и рана была инфицирована, выделяя неприятный
запах. Я рекомендовал немедленно отправить его в Кибамбу, - раненый провёл в
этих условиях уже 15 дней, - дабы им занялись находившиеся там медики, и
предложил, чтобы он тотчас же был транспортирован в Бараку, в рамках нашей
поездки туда. Они рассудили, что более важным будет погрузить в автомобиль многочисленную
охрану, и оставили раненого в Физи; я больше не имел сведений о нём, но думаю,
что дело закончилось очень плохо.
Для них важно было организовать шоу; генерал Мулане надел
свой боевой наряд, состоящей из мотоциклетного шлема, обшитого шкурой леопарда,
который придавал ему довольно смешной вид, в результате чего товарищ Тумаини
окрестил его «Космонавтом». Маршируя очень медленно, и останавливаясь через
каждые 4 шага, мы наконец достигли Бараки, небольшого городка на берегу озера,
где я ещё раз имел счастье наблюдать всё то, что уже перечислено ранее, т.е.
полную дезорганизацию.
В Бараке были заметны следы прежнего благополучия, здесь
даже некогда был хлопкоупаковачный завод, но война разрушила всё, и мелкие
фабрики теперь были разбомблены. В 30 километрах к северу, на берегу озера, расположилась
деревня Мболо; к ней вела очень плохая дорога, шедшая параллельно берегу.
Примерно через каждый километр мы обнаруживали то, что называлось барьерами;
две палки, переплетённые сизалевым волокном, означающие сигнал остановки, близ
которых несли свою вахту стражи, требовавшие путешественников предъявить
документы. В связи с нехваткой бензина, единственными, кто путешествовал здесь,
являлись революционные функционеры, и было непонятно, зачем так распылять силы на
многочисленные дорожные посты, в то время, когда нужно заниматься их
сосредоточением. В Мболо произошла смена персонала; солдаты, приехавшие на
грузовике кортежа, заменили трёх, которые укатили в Физь в отпуск; так же был
организован военный парад, который завершился выступлением генерала Мулане. Здесь
идиотизм достиг поистине чаплинских форм: было чувство, что мы смотрим плохую комедию,
скучную и пресную, в то время как командующие орали во всю глотку, топали
ногами и ругались последними словами, а бедные солдаты приходили и уходили,
появлялись и исчезали вновь, пытаясь реализовывать их перестроения. Командиром
отряда был бывший офицер бельгийской армии. Каждый раз, когда бойцы попадали в
руки одного из трёх этих бывших колониальных вояк, они с лихвой узнавали все нюансы
казарменной дисциплины, с местными особенностями, никогда однако не выходившими
за рамки приличий. Всё это служило для организации парадов всякий раз, когда в
регион пребывала важная шишка. Худшее состоит в том, что солдаты с открытым
сердцем впитывают подобную методологию, которая преподносится им как образец тактики.
Наконец, все разошлись, и генерал повёл нас в свой дом, и со
всей любезностью нам было предложено подкрепиться. Той же ночью мы
вернулись в Физь поговорить с Ламбером, чтобы затем немедленно уехать. Кроме преобладающей
враждебности и холода в отношении к нам, - что
очень отличалось от общего отношения конголезцев, - здесь имелось столько признаков
бардака и разложения, что невольно возникала мысль о необходимости очень серьезных мер
и очень большой чистки. Так я и сказал Ламберу, когда увидел его, и он, очень
скромный, ответил, что всему виной генерал Мулане, что сам он в своём секторе,
как я имел возможность убедиться, таких вещей не допускает.
Мы выехали на следующий день на джипе, но вскоре кончился
бензин, и нас оставили на дороге, поэтому далее мы пошли пешком.
Вечером мы остановились отдохнуть в доме друга Ламбера,
который промышлял продажей самогона. Полковник сказал нам, что он пойдёт
посмотреть, можно ли немного поохотиться, и ушёл; вскоре нам принесли кусок
мяса, который мы съели с обычным аппетитом; Ламбер, между тем, явился много
позже, с искрящимися глазами, что сигнализировало об обильном алкогольном возлиянии, при этом
он сохранял самообладание. Мы столкнулись с группой из 15 или 20
новобранцев Ламбера, которые решили уйти, потому что им не выдали оружия;
Ламбер сделал им серьёзный выговор, он вещал с ужасным пафосом, несмотря на
простоту слов, что можно объяснить состоянием эйфории после потребления
«помбе». Прямо там новобранцы взяли наши вещи и сопровождали нас до самой Любоньи;
я думал, что они потом вернутся на фронт, но на самом деле они исполняли только
роли носильщиков, а затем их отпустили на все четыре стороны.
Мы поговорили с Ламбером о наших будущих планах: он
предложил оставить Главный Штаб в Любонье, но я утверждал, что этот пункт не
подходит, т.к. находится в 25 километрах от врага. Генеральный Штаб не мог
располагаться от имевшихся войск, - от силы 350 человек, - на такой
дистанции. Мы можем оставить здесь свои пожитки, но сами должны быть вместе с
нашими бойцами на фронте. Ламбер не очень охотно со мной согласился, и на
следующий день мы назначили отъезд. Он повёл нас осмотреть его оружейный склад,
который располагался примерно в 5 километрах от Любоньи, в хорошо сокрытом
месте. Действительно, в условиях Конго создание такого арсенала играло важную роль; здесь было большое количество
боеприпасов и оружия, включая и
захваченное у врага в предыдущих акциях, в эпоху, когда враг был ещё слаб; 60-мм миномёт с боекомплектом, бельгийские
базуки североамериканского типа, несколько снарядов к ним, пулемёты. Группа Ламбера была намного лучше укомплектована, нежели группа Физи, что придавало
некоторый вес аргументации этих бойцов.
Мы намеревались тотчас же спуститься на равнину, встретиться
с войсками Ламбера, Калонда-Кибуйе и Калихто, оставив только несколько засад
для сдерживания подкрепления, и окружить Люлимбу подвижной цепью, используя бойцов
из Килонда-Кибуйе для двойной задачи: атаковать деревню со стороны дороги и
одновременно предотвращать возможное прибытие подкрепления. В резерве мы имели
людей с барьера, установленного на трассе, которая шла из Люлимбы в Кабамбаре, находившегося так же
под командованием Ламбера.
Мы вышли, вооружённые всеми этими грандиозными планами, но нам
так и не удалось покинуть Любонью: после соответствующих собраний и раздачи
«давы», появились два самолёта В-26 и два Т-28, начавших систематический
обстрел деревни. Выдержав 45 минут бомбардировки, мы имели несколько легко
раненых, шесть разрушенных домов и пару автомобилей, посечённых шрапнелью.
Командир объяснил, что результат этой операции демонстрирует силу «давы»;
только двое наших бойцов получили очень незначительные ранения. Мне показалось
правильным не начинать дискуссию об эффективности авиации и достоинствах «давы»
в случае, вроде этого, и на этом мы прекратили беседу.
По прибытии к барьеру, начались собрания и совещания, в
финале которых Ламбер мне объяснил, что он не будет спускаться на равнины; помимо
всего прочего, сейчас в его распоряжении было всего 67 штыков, а 350 его людей
были разбросаны по близлежащими деревням. Он не имел сил для проведения
запланированной атаки; он немедленно приступит к поиску «отпускников» и наладит
необходимую дисциплину.
Я убедил его, чтобы он отправил группу людей на равнину для
разведки и налаживания кое-какой предварительной работы; я пойду с ними. Утром
он вышел с первой группой людей, сообщив им, что он проводит их немножко, а
потом направится к барьеру Кабамбаре,
чтобы найти побольше людей; мы встретимся внизу.
Дойдя до деревни, которую мы приняли за Люлимбу, и не
встретив там никого, мы продолжили путь в сторону реки Кимби и, в 2 километрах
от неё столкнулись со всеми нашими бойцами, сидящими в засаде; деревня, которую мы
приняли за Люлимбу, на самом деле ею не была, та располагалась в 4 километрах
отсюда, на берегу реки Кимби. Ламбер получил хвастливые новости из
Калонда-Кибуйе, информирующие об уничтожении всех позиций в этом пункте и о
том, что гвардейцы бежали в джунгли; поверив в это, он распорядился спокойно
двигаться вперёд, и когда бойцы прибыли на место назначения, они почти нос к носу столкнулись с
гвардейцами, такими же безмятежными, как и наша группа. Они делали свои
упражнения в лагере недалеко от деревни, и их было много. Тотчас же была
организована маленькая засада, а разведка подсчитала, что в лагере находится от
150 до 300 солдат неприятеля.
Главным сейчас было сконцентрировать здесь наибольшее
количество бойцов, организовать их и начать атаку без надежд на получение
подкрепления, но сначала мы должны были создать более прочную базу и ждали,
пока Ламбер приведёт своих незабвенных 350 человек. Мы отступили к Мисьон,
который располагался в 4 километрах от Люлимбы, чтобы там дождаться результатов
совещаний, проводимых с каждым из руководителей различных барьеров; ответственным
за эту деятельность был сам Ламбер.
1. Любонья – деревня между Люлимбой и Физии
