17. Отступление по всем фронтам
Мы продолжали пытаться всеми возможными средствами
инкорпорировать конголезцев в нашу маленькую армию и дать им азы военной
подготовки, чтобы с этим ядром постараться спасти наиболее ценное: душу, само
присутствие Революции. Но кубинцы, ответственные за то, чтобы вдохнуть жизнь в
мёртвое тело, сами с каждым разом теряли всё больше жизненных сил.
Действие климата не оставалось без последствий: к эпидемии малярии добавился
гастроэнтерит. В дневнике кампании фиксировалась, - до тех пор, пока трудности
полевой жизни не победили мой дух графомана-натуралиста, - статистика данного
заболевания; за 24 часа более 30 заболевших. Сколько ещё, знают только джунгли.
Многих товарищей постигла эта болезнь, которая не будучи слишком тяжёлой и не в
состоянии сопротивляться сильным антибиотикам, тем не менее способствовала
подрыву морального духа, и так уже разлагающегося. И ничто, что происходило за
пределами нашего лагеря, не могло поднять его.
Немногие конголезцы, которых нам удалось завербовать,
отправились за давой в близлежащий лагерь или пошли на осмотр к конголезскому
медику (колдуну), и больше не вернулись, просто дезертировали. Столкнувшись с
этим фактом, я осознал значение отсутствия прямого контакта с ними; я хотел
внушить им всё то, что чувствовал сам, стремился убедить их в том же, во что
действительно верил, но переводчик, и, - возможно, - моя белая кожа, сводили на
нет все мои усилия. После одной из обычных выходок, нарушавших дисциплину
(конголезцы отказывались работать, что было одной из их особенностей), я
яростно набросился на них, говоря по-французски; они услышали наиболее страшные
выражения, которые я смог сыскать в своём бедном лексиконе, и, в минуту апогея,
я сказал, что им нужно надеть юбки и отправить собирать в плетёные корзины
маниок (по их мнению – женское занятие), потому что больше они ни на что не
годны, они хуже женщин; я лучше предпочту создать армию из женщин, чем из таких вот индивидуумов. Между тем переводчик
изложил мою речь на суахили; конголезцы посмотрели друг на друга и
рассмеялись от всего сердца, с приводящей в замешательство бесхитростностью.
Наиболее стабильной проблемой была, пожалуй, дава и её строгие
требования, поэтому мне пришлось привести в лагерь «муганга», который,
вероятно, относился не к самой высокой категории колдунов, однако, прибыв к нам, он немедленно взял быка за рога: заняв своё место, он всего себя
посвятил отдыху, как и подобает «муганга» высшей категории. Он был находчив: на
следующий день после приезда, я сообщил, что он должен отправиться с группой
людей, которые должны провести несколько дней в засаде, поскольку дава теряла
свою эффективность с течением времени и бойцы, утратившие магическую защиту,
покидали свои посты на позициях, но он ответил категорическим отказом; он
сделает им усиленную даву, действие которой будет двухнедельным. Столкнувшись с
таким сильным аргументом и поддерживая его авторитет, мы должны были
согласиться, и люди отправились в путь с усиленной давой, которая дала отличные
результаты.
Днями раньше мы говорили с Масенго о начале практического
военного обучения в зоне Калонда-Кибуйе, в связи с чем я принял меры чтобы
отправить туда кубинцев с задачей действовать, разделившись на две
группы, и провести отбор конголезских комбатантов, наиболее лучшим образом
проявивших себя в засадных акциях. Мы хотели использовать ту же систему, что и
в ближайшей к Катенге зоне, где мы были вынуждены снять засады из-за
массового дезертирства, доходившего до такой степени, что на некоторых позициях остался
всего один или два бойца. Мы оставили Ази, который был болен, с двумя
товарищами, а остальные должны были быть сосредоточены с нами. Несмотря на наши
усилия, среди больных и разбросанных по разным фронтам, нам удалось собрать
очень немного свободных людей, и эти тринадцать бойцов во главе с Мбили и
направились к Калонда-Кибуйе. Иширини был вторым шефом.
Этот товарищ был солдатом на Кубе, но из-за его
человеческих качеств мы решили испробовать его в ответственном деле подготовки
местного командного состава, поскольку, если в конечном итоге наша армия
станет больше, нам потребовалось бы это оперативное учреждение,
укомплектованное достаточным количеством конголезских кадров. Товарищи должны были
находиться по крайней мере 20 дней в засаде; мы решили не оставлять их на более долгий срок из-за
суровости климата, который косил множество людей, особенно кубинцев. После
этого вторая группа должна была отправиться в другой район, избегая насыщать
ту же область засадами, в то время как первая группа отдыхала и
восстанавливалась. Мбили ушёл, чтобы пересечь реку Кимби и начать действовать,
и в этот момент, с небольшой временной разницей, я получил два письма – одно от
Сики, а другое от Масенго. Сики писал:
«Мойя,
Гвардейцы наступают на Физь, и ничто не может остановить их, мы уходим
из Физи в Любонью, я постараюсь разрушить мосты. Можешь сказать Тату, что моя
поездка закончилась крахом.
Сики.
10.10.65»
Письмо Масенго содержало новость о том, что Физь уже пала, и
директиву, чтобы вся группа Калонда-Кибуйе была поставлена под моё руководство1.
Между тем, некоторые из предыдущих работ начали давать
результаты: с озера прибыл груз продуктов и кое-какие медикаменты, привезённые
крестьянами, с которыми мы поделились частью вещей. Их было не много, но мы
смогли дать им немного соли и сахара, и теперь наши люди пили сладкий чай.
Прибыло письмо от Али, промокшее под дождём; это была история засады, которую
мы попытались организовать в зоне Кабимбы; из-за найденной на тропе пустой пачки
сигарет, группа вернулась назад, чтобы, в конце концов, прибыть на главную
дорогу в весьма урезанном виде; из 60 конголезских солдат осталось только 25; на дороге они арестовали
нескольких крестьян (те занимались уборкой трассы), которые заявили, что через
несколько часов должен проехать грузовик цементной фабрики, которая
располагалась в Кабимбе. Руководитель конголезского отряда, узнав об этом,
решил снять засаду за час до прибытия грузовика, поскольку с ним могли придти
гвардейцы; на этом операция, длившаяся неделю, завершилась. Некоторое время
спустя, дождь наград посыпался на головы конголезцев за столь элегантно
исполненную акцию: капитан превратился в майора или команданте и так далее.
Из Физи приехал Сики, совершивший ускоренный марш-бросок
из-за сложившейся там ситуации, и рассказал о перипетиях своей поездки.
Посредников, через которых проходили беседы с генералом Мулане (Сики не говорил
ни на французском, ни на суахили, а генерал не говорил на французском) было
слишком много, чтобы дать гарантии абсолютного взаимопонимания, но в общем, Сики
передал наш ультиматум и предложил немедленно выкопать траншеи. Существующая
защита заключалась в «барьере», состоящим из трёх мужчин, - гранатомётчика со
своим помощником и другого, который оперировал советским ППШ; так же имелась
обычная канава посреди дороги, как бы препятствовавшая проезду; ни укреплений,
ни разведывательных мероприятий – больше не было ничего. После разговора с
Сики, генерал Мулане взял слово и разразился речью, направленной против
товарища Масенго, обвинив его в том, что во всём виноват именно он, потому что
он не прислал ни оружия, ни амуниции, не прислал кубинцев, чтобы они дрались
здесь, что в этих условиях он не может защищать Физь, что он не мальчик для
битья, и что вся ответственность должна лежать на Масенго. Сики никак не
отреагировал, не знаю, может быть из-за отсутствия характера или потому, что он
находился на вражеской территории, как он мог квалифицировать эту зону, поэтому
он перенёс весь этот словесный поток молча. Этой же ночью его уже не было в
Физи.
Некоторые товарищи выражали мнение, что генерал не мог быть
настолько туп, что он просто был в сговоре с наёмниками; не знаю, так ли это
было на самом деле, но генерал продолжал оставаться в зоне Физи, как повстанец,
после того, как мы покинули её. Думаю, что его медлительность может быть оправдана
подобной деятельностью, но на практике, генерал сыграл в пользу врага.
Реальность такова, что внутренние разногласия, как показали события, прорвались наружу. 37 километров от Бараки до Физи враг прошёл по дороге,
вьющейся вдоль холмов, со множеством возможностей для засад, включая реку,
которая формировала достаточно трудный барьер для пересечения его автомобилями,
мост через которую уже был наполовину сломан, но не было никого, кто полностью
уничтожил бы его, чтобы достигнуть лучших возможностей обороны; это бы по
крайней мере, несколько задержало наступление. Но ничего из этого не было
сделано. 12 октября враг триумфальным маршем вошёл в Любонью. Полковник Ламбер,
узнав о падении Физи, ушёл туда с 40 людьми, оставив тяжёлое оружие в Любонье,
которое потерялось в зарослях; он не хотел прислушаться к голосу разума, а
Масеенго не имел духа, чтобы навязать ему решение остаться защищать этот
последний рубеж, который стоял на пути объединения вражеских сил Люлимбы и тех,
что высадились в Бараке.
Когда Масенго приехал в наш лагерь, я довольно раздражённо
сообщил ему, что не могу взять на себя ответственность за организацию обороны от
двойной атаки с имеющимися в наличии людьми. Восточный сектор был усилен
Мбили, отправившимся туда с 13 бойцами, и теперь мы можем подсчитать, что 13
кубинцев находятся с одной стороны, и 10 с другой; дальнейшее развитие ситуации
будет обозначать смерть этих 23 человек, поскольку остальные не хотят делать
абсолютно ничего. На барьере располагался арсенал со 150 ящиками патронов всех
типов, - прежде всего, для тяжёлого оружия, миномётов, пушек, пулемётов, - и в
предыдущую ночь я пытался всеми средствами подключить людей к работе по
спасению боеприпасов; я должен был угрожать лишить их воды, отобрать одеяла,
которыми они укрывались, в общем, оказать экстремальное давление на них, в то
время как Масенго, который провёл там ночь, был абсолютно бессилен что либо
сделать для того, чтобы заставить их работать, а помощники Ламбера бежали
вместе со своими бойцами.
Реакция Масенго заключалась в том, что он отправил Ламберу
письмо, в котором приказывал вернуться и вместе со своими людьми принять
участие в организации обороны. Не знаю, дошло ли это письмо до своего адресата,
но всё было бесполезно; спустя некоторое время пришло известие, что без боя
пала позиция, сдерживавшая натиск врага с обеих стороны - с Люлимбы и с
Любоньи, - и теперь отступление превратилось в паническое бегство. Деятельность
наших людей была более чем неважная; оружие, которое было передано под их
ответственность, - например, миномёты, - осталось в руках конголезцев и было
ими потеряно, кубинцы не продемонстрировали никакого боевого духа, и, точно так
же, как и конголезцы, заботились только о том, как спасти свои жизни, а
дезорганизация отступления была такова, что мы недосчитались одного человека и
до сих пор не знаем, потерялся он, ранен или убит вражескими солдатами,
палившими по холму, по которому отступали наши люди. Мы думали, что он мог
направиться на базу у озера или быть в каком-то другом месте, пока его
длительное отсутствие не убедило нас, что он был убит или захвачен. Но более о
нём мы ничего не знаем. Короче говоря, мы потеряли огромное количество оружия.
Я дал указания, чтобы все присутствующие конголезцы, которые не задействованы в
выполнении какой-либо миссии или приказа, были немедленно обезоружены. На
следующий день в руках у нас оказались существенные военные трофеи, как если бы
мы осуществили самую плодотворную из засад; пушка 75-мм с хорошим количеством
боеприпасов, зенитный пулемёт в полной сборке и остатки другого, части
миномёта, пять автоматов, гранаты, патроны и сотня винтовок. Ответственный за
пушку, товарищ Бахаза, остался один на позиции, и, перед наступлением
гвардейцев, панически анонсированного в докладе другого кубинца, ушёл, бросив
орудие на произвол судьбы; наёмники наступали однако не с такой огромной
скоростью и Мойя, отдав соответствующий приказ, сумел спасти пушку; тем не менее
товарищ Бахаза, член Партии, был подвергнут мною серьёзной критике, как впрочем
и многие другие.
Мы решили, по договорённости с Масенго, разоружить всех
беглых солдат, лишить их всех званий и сформировать новый отряд из того, что
осталось, а осталось, на мой взгляд, очень немного. Я рассчитывал только на
тех, кто демонстрировал свою серьёзность и боевой дух.
Была проведена встреча с конголезскими товарищами; я очень
резко высказался по поводу их поведения, объяснил, что мы хотели бы выстроить
новую армию и никого не заставляем идти с нами, любой желающий может покинуть
лагерь, но нужно оставить оружие здесь, а так же с нами остаётся арсенал,
который мы спасли с превеликими трудностями. Выступая перед собравшимися, я
попросил поднять руки тех, кто хотел остаться; никто этого не сделал. Так как я
уже разговаривал с двумя или тремя конголезскими парнями, которые высказали
желание продолжать борьбу, мне это показалось странным; тогда я взглянул на
одного из них и попросил сделать шаг вперёд тех, кто хочет остаться; двое вышли
из строя, и, немедленно после этого, все остальные сделали то же самое; теперь
оставались все. Я не был уверен в такой искренности; я попросил их хорошо
подумать, обсудить положение между собой и только после этого принять решение. После
нового всеобщего совета, от них отделилось 15 человек, готовых немедленно уйти,
однако произошли и положительные сдвиги; конголезский командир решил остаться
как простой солдат, поскольку он не сильно ценил предыдущие звания, а число
добровольцев оказалось больше, чем ожидалось.
Было решено, что Масенго вернётся на базу в сопровождении
Тембо, Сики и медика-переводчика Касулу. Парадоксально, но политическая
ситуация в стране была как никогда перспективной, поскольку Чомбе был отправлен
в отставку, а новый премьер-министр Кимба безуспешно пытался сформировать своё
правительство. Мы имели идеальную возможность для того, чтобы продолжить борьбу
и использовать суматоху, которая охватила Леопольдвиль, однако вражеские
войска, далёкие от событий в своей столице, по-прежнему действовали очень
эффективно, и здесь, на фронте, не было никакой серьёзной внутренней оппозиции,
действующей по своему разумению.
С товарищем Рафаэлем, отвечающим за наши дела в
Дар-эс-Саламе, приехавшим поговорить лично со мной, мы имели дискуссию, в ходе
которой договорились по ключевым вопросам; руководитель группы связистов должен
находится на фронте; кроме того, нам должен был быть предоставлен передатчик,
способный связаться напрямую с Гаваной, еженедельно должен был отправляться
груз продовольствия для новой армии, которую необходимо снабжать как можно
лучше, а товарищ из Дар-эс-Салама должен переехать в Кигому, заменив Чанга,
который не говорил на суахили и испытывал много сложностей; Чанга переедет на
эту сторону озера и будет отвечать за лодки.
Что касается снабжения, я изменил своё прежнее отношение,
которое оказалось неверным; изначально я приехал, намереваясь создать
показательное боевое ядро, пройти все трудности бок о бок с конголезцами и
продемонстрировать им наш дух самопожертвования на пути революционного солдата,
но результатом этой политики стало то, что наши люди голодают, раздеты, разуты,
а конголезцы получают обувь, одежду и еду из других источников; единственное,
чего мне удалось достигнуть, так это распространения недовольства среди
кубинцев. Тогда было решено сформировать ядро армии, отлично обеспеченной
амуницией, солдаты которой едят лучше, чем остальные конголезские бойцы; оно
будет действовать непосредственно под моим командованием, станет практической
школой, эмбрионом новой армии. Для достижения этих целей крайне важным являлась
организация регулярных поставок из Кигомы базового снабжения, и его перемещение
с озера на фронт с помощью крестьян, поскольку конголезских солдат будет очень
трудно заставить работать, а если бы этим занимались кубинцы, мы остались бы
вообще без бойцов.
Мы разделили наши силы на два отряда под руководством моих
заместителей Зива и Азима, боевые акции, после минимального курса
обучения, должны были проходить под командованием Мбили и Мойи соответственно.
Основной состав этого нового ядра был таков: 15 кубинцев и около 45
конголезцев, некоторые присоединялись сюда в соответствии с потребностями;
командир отряда, три командира взводов, кубинцы, и три командира отделений (из
пяти человек), так же кубинцы. Таким образом, три отделения составляли взвод,
три взвода – отряд; в общем 9 командиров, все кубинцы. Мы переместились в новый
лагерь, расположенный в часе ходьбы от предыдущего, близ первых отрогов гор, но
всё ещё на равнине.
1. Эта группа никогда не была включена в наше войско, прибыл
лишь ряд товарищей под руководством политического комиссара, который казался
хорошим парнем, но он не мог справиться с этой толпой; остальные разошлись по
своим деревням. Я разогнал всю эту банду, включая и комиссара, потому что
больше не хотел беспорядка в своих войсках.
