16. Борьба против времени
Наша позиция не была особенно выгодной, и нам было бы очень
плохо, в случае, если солдаты предприняли здесь наступление, но в нынешних
условиях, когда неприятель находился по другую стороны Люлимбы, были основания
предполагать, что мы можем какое-то время не беспокоиться. Позиция располагалась
по берегам ручья Киливе, недалеко от первых отрогов гор. Нашей главной заботой
была еда; иногда мы охотились на оленей, но с каждым разом их становилось всё
меньше, а охотиться было небезопасно. Необходимо было считать, что мы находимся
на вражеской территории, и охота должна была проходить очень точно, так как
выстрелы были отлично слышны гвардейцам, даже несмотря на то, что те
действовали очень опасливо, уйдя практически в глухую оборону.
У нас было совещание с президентом одной из близлежащих
деревень. Каждый маленький поселок имеет своего «капито», то есть мелкого управленца.
А большими деревнями, или группами деревень, управляет президент. Наш президент
говорил по-французски и был достаточно сообразительным; в течение долгого
разговора я изложил ему наши просьбы: нам необходимы люди для транспортировки
от озера консервов и других продуктов, крестьяне должны обеспечить нас помощью,
овощами и сырцом табака, которые они выращивают. Взамен мы предложили делить с
ними часть продуктов и материалов, принесённых с озера, достойную оплату
предоставленной еды, оказание бесплатной медицинской помощи и снабжение лекарствами,
- в пределах наших возможностей, - и семенами овощных культур, часть урожая от
которых мы так же будем забирать. Президент принял к сведению все эти
предложения и созвал совет своих товарищей, после чего, - через два или три
дня, - нам очень торжественно был дан ответ, отпечатанный на машинке и подписанный
большинством из членов собрания, где провозглашается готовность к поиску людей для
отправки их к озеру; крестьяне гарантируют нам еду и попытаются найти табак, но
они не могут принять плату, поскольку гостеприимство является правилом
Революции, гласящим, что крестьяне должны кормить и поддерживать свою революционную
армию.
От Мбили пришла новость: опять солдаты пересекли его линии
фронта и снова в ходе акции были подбиты броневики, но на этот раз с помощью
хитроумного устройства: мина была закопана на дороге, имея в качестве
детонатора запал от ручной гранаты, приводившийся в действие посредством шнура,
но теперь речь не шла о человеческой реакции, а о собственной тяге машины, которая,
попав в маленькую ловушку, имела лишь 6 секунд на то, чтобы выбраться; по
крайней мере одна танкетка взлетела на воздух с помощью такого примитивного механизма.
Я послал Сики на работы в качестве медика в зону барьера, и
в то же время, чтобы он помог Мойе в осуществлении его задач; первые доклады,
пришедшие от него, так же как и от Мойи промокшие под дождём, сетовали на крайнюю
степень существующей дезорганизации. Его изумил обычай бесстрастно
поддерживаемый конголезцами, несмотря на то, что они ожидали вражескую атаку;
каждую ночь, ложась спать, каждый из артиллеристов разбирал своё орудие и
уносил с собой в постель. Они не были способны выкопать траншеи для лучшей
защиты, чтобы спать там вместе со своими орудиями, или, просто выставить охрану
на ночь. Оружие, как личный предмет, должно было быть со своим владельцем, со
своим господином, который не позволит ему «спать» без присмотра в другом месте,
не являющимся его домом. Каждое утро начиналось с мучительных попыток
мобилизовать бойцов, дабы они заняли свои боевые посты вместе с артиллерией.
Мне сообщили так же, что они слышали несколько громких
взрывов в Любонье; когда они пошли узнать, что случилось, предполагая, что это
нападение врага, обнаружилось, что арсенал полностью сгорел, в результате чего
было потеряно множество миномётных и орудийных снарядов и пулемётных патронов.
Как предвестник прибытия товарища Масенго, приехал Муюмба,
который до недавнего времени исполнял обязанности делегата Революционного Совета в
Дар-эс-Саламе. Он прибыл, чтобы взять на себя ответственность за проведение
саботажных акций на железной дороге Альбервиля, в области Макунго, и хотел
взять с собой шестерых кубинцев. Моя реакция была гневной, я объяснил, что веду
почти непрерывную борьбу за объединение своих людей, пытаясь создать мощную
смешанную армию и должен постоянно биться с распылением сил такого типа (здесь,
кстати, я в первый раз использовал в своей беседе фразу, что кубинцы
«конголизировались», то есть заразились царящим вокруг духом упадка). Это распыление сил
принесло больше вреда, чем ожидаемой пользы; мы должны обсудить это очень
серьёзно, потому что я вижу будущее Революции, идущей по данному пути, в очень
плохом свете. Дискуссия, и, прежде всего, рассказы о происходящих событиях,
оказали на него большое впечатление; он сказал, что готов остаться со мной, что
найдёт 20 крестьян для прохождения военной подготовки и проведёт осмотр области
Макунго, а после вернётся. На вопрос, соглашусь ли я принять рекрутов из
крестьян, у которых нет вообще никакого военного опыта, я ответил, что это будет
даже гораздо лучше; тысячу раз я предпочту новых людей, лишённых любых
контактов с обычаями революционных войск, этим солдатам, уже отравленным
разложением лагерной жизни.
На следующий день прибыл Масенго; так же в беседе с ним я недвусмысленно
выразил свою точку зрения о проблемах, с которыми мы столкнулись, подчеркнув те
решения, которые он должен принять дабы создать мощную и дисциплинированную
армию, если не желает остаться с мелкими группами, разбросанными по горам. Мы
договорились, что создадим в этой зоне фронт под руководством Ламбера, но я
хотел бы иметь независимую колонну; я указал, что она должна быть независимой
так же от контроля Ламбера, поскольку его безответственность приводит меня в отчаяние.
Мы хотели создать что-то вроде боевой академии. Я предпочитал
иметь в качестве учеников крестьян и Муюмба пообещал увеличить их число до 60,
но указал, что добавит ещё солдат с разных фронтов; это предложение не вызвало
у меня особого восторга. Кроме того, мы намеревались более рационально
организовать Генеральный Штаб, что позволило бы оперативно руководить всеми
фронтами, и я согласился послать Сики в качестве консультанта для налаживания
работы штаба, Тембо для политической работы и Касулу, медика и переводчика с
французского. Масенго попросил, чтобы я написал нашему послу в Танзании, чтобы
он как-то повлиял на танзанийское правительство, поскольку трудности
увеличивались день ото дня. Наконец, он попросил больше кубинских кадров. Я в
принципе сказал да, но должен был сделать тщательный отбор; это была специфическая
война, в которой качество отдельных кадров стоит многого, и его невозможно
заменить количеством.
На следующий день, в то время как мы дискутировали, пытаясь
поднять из руин Освободительную Армию, произошёл трагикомический инцидент: один
из парней бросил зажженную спичку и хижины, сделанные из сухой соломы, - сезон
дождей только начался, - вспыхнули словно факелы; сгорели некоторые вещи, но больше
всего меня пугала опасность, в которой пребывали люди, поскольку в хижинах так
же находились гранаты, взрывавшиеся внутри, и, кроме того, меня беспокоило впечатление,
которое мы произвели на Масенго и его товарищей нашей небрежностью и
дезорганизацией. Агано, виновник инцидента, - один из лучших наших товарищей, -
тем не менее был приговорён оставаться три дня без еды.
Когда происходил весь этот фейерверк с «участием» патронов и
гранат, сопровождавшийся взрывами моих бомб большой мощности, приехал Мачадито,
наш кубинский министр здравоохранения, с несколькими письмами и посланием от
Фиделя. Он привёз с собой своего коллегу Мучунго, министра здравоохранения Революционного
Правительства Сумиало; они потерялись и вышли на наш лагерь, ориентируясь на
звуки взрывов. Я знал о давних отношениях, которые поддерживал Сумиало и его
товарищи с Фиделем. Люди из Революционного Совета не были правдивыми в своих рассказах;
думаю, что их слова были правдивы только наполовину, потому что в таких случаях
всегда бывает так, а кроме того, они вообще мало что знали о том, что
происходит внутри страны; они уже очень долго пребывали вне Конго, и, так как
волна лжи от «демобилизовавшихся» за границу солдат неуклонно росла вверх, я
полагаю, что, даже не имея плохих намерений, они всё равно не могли получить
представление о том, что же происходит в реальности. Дело описывалось ими в
идиллических красках, с повсеместным присутствием военных группировок, с силами
в джунглях, с продолжающимися боями; картина, далёкая от той, что мы видели перед
глазами. Кроме того, им удалось добыть достаточно денег, чтобы совершить серию
вояжей по всему африканскому континенту, объясняя характеристики своего
Революционного Совета, подвергая бичеванию Гбенье и его камарилью. Они
обращались так же за помощью в поддержке своих беспочвенных проектов, и просили
другие дружественные страны выдать до 5 тысяч винтовок, торпедных катеров для
действий на озере и тяжёлого оружия, выдумывая планы фантастических атак и
невероятных наступлений. У Кубы им удалось выпросить 50 врачей, и Мачадито
прибыл изучить условия для их приезда.
Ранее через Тембо я получил впечатление того, что обо мне думали
на Кубе, что там уверены, будто бы я настроен крайне пессимистично. Сейчас эта
картина была усилена личным посланием от Фиделя; в нём он советовал
мне не отчаиваться, попросил вспомнить первые дни борьбы в Сьерра-Маэстре и
всегда помнить, что эти проблемы неизбежно возникают, несмотря даже на хороший кадровый
состав. Я написал Фиделю длинное письмо, из которого я привожу несколько
параграфов, которые очерчивают мою точку зрения:
«Конго, 5.10.65.
Дорогой Фидель,
Получил твоё письмо, которое вызвало во мне смешанные чувства, поскольку
во имя пролетарского интернационализма мы совершаем ошибки, которые могут очень
дорого стоить нам. Кроме того, меня лично беспокоит что, что - или от
отсутствия серьёзности написанного в моих письмах, или потому, что ты меня
вообще не понял, - вы полагаете, что я страдаю ужасной болезнью беспричинного
пессимизма.
Когда прибыл твой «греческий подарок»1,
он сказал мне, что одно из моих писем сильно напоминает послание приговорённого
к смерти гладиатора, а Министр2,
передав мне твоё оптимистическое сообщение, лишь подтвердил это твоё мнение. Ты
можешь переговорить с эмиссаром, и он передаст тебе свои впечатления как бы из первых
рук, так как он проехался по большей части фронта; по этой причине я опускаю собрание
анекдотов о местном положении. Я скажу тебе только то, что здесь, согласно словам
моих собственных сторонников, я утерял объективный взгляд, сохраняя
необоснованный оптимизм, противоречащий реальной ситуации. Я уверяю тебя, что
если бы для меня это не было красивым сном, я был бы полностью разбит атмосферой всеобщей катастрофы.
В своих предыдущих письмах я просил вас более не присылать сюда людей,
но только кадры; сказал, что здесь практически нет нехватки оружия, за
исключением некоторого специфического вооружения, но напротив – слишком много
вооружённых людей и слишком мало солдат; и особенно я подчеркнул необходимость
давать денег не больше, чем по чайной ложке, да и то – лишь после
многочисленных просьб. Ни одно из этих увещеваний не было принято к сведению,
и уже сфабриковано множество фантастических планов, которые подвергают нас
опасности международной дискредитации, а так же ставят меня в очень тяжёлое положение.
Перехожу к объяснениям:
Сумиало и его товарищи продают вам кирпич огромных размеров. Было бы
утомительно перечислять огромное количество вранья, в котором они погрязли,
предпочту объяснить вам сложившуюся ситуацию на прилагаемой схеме. Есть две
зоны, где можно говорить о присутствии каких-то организованных революционных
сил; это зона где сейчас находимся мы, и другая, часть провинции Касаи, где базируется
Мулеле, являющийся тёмной лошадкой. В остальной части страны присутствуют только
автономные банды, выживающие в сельве; они без борьбы потеряли всё, как, к
примеру, без борьбы ими был сдан Стэнливиль. Но не это самое печальное, самое
худшее это упадочный дух, царящий среди групп данной зоны, единственной, имеющей связь
с заграницей. Разногласия между Кабилой и Сумиало с каждым разом всё более обостряются,
и именно эти разногласия выступают в качестве предлога, чтобы сдавать города
без боя. Я достаточно знаю Кабилу, чтобы не питать никаких иллюзий в отношении
него, и не могу сказать того же самого о Сумиало, однако, что касается этого
последнего, то некоторые выводы напрашиваются исходя из известных фактов, таких
как постоянная ложь, окружающая его, тот факт, что он так и не соизволил ни
разу явиться в эти проклятые Богом места, частое пьянство, практикуемое в
Дар-эс-Саламе, где он обитает в лучших отелях, и вид союзников, которых он тут
завёл против других фракций. В эти дни группа армии Чомбе высадилась в зоне
Бараки, где генерал-майор, верный Сумиало, имеет не менее тысячи вооружённых
людей, и захватила этот чрезвычайно важный стратегический пункт практически без
боя. Сегодня они выясняют, кто виноват: те, кто не сражался, или те, кто не выслал
с озера достаточно боеприпасов. Факт в том, что они позорно бежали, бросив в
зарослях безоткатную пушку 75 миллиметров и два миномёта 82 мм; весь обслуживающий
персонал этих орудий пропал, и теперь они у меня просят кубинцев, чтобы спасти артиллерию
(хотя неизвестно, где конкретно находятся орудия), а потом сражаться вместе с нею.
В 36 километрах находится Физь, и они ничего не делают для того, чтобы защитить
эту деревню; нет ни траншей на единственной подъездной дороге, вьющейся между
горами, вообще ничего. Всё это даёт лишь слабое представление о ситуации. Что
касается необходимости тщательно подбирать людей, а не массово посылать сюда
кого попало, то ты вместе с комиссаром уверяешь меня, что те, кто здесь
находятся, отличные парни; я уверен, что большинство из них действительно отличные,
если бы они не были надломлены. Нельзя быть уверенным в этом, нужно иметь
действительно стальной дух, чтобы терпеть всё то, что происходит; здесь нужны
уже не отличные парни, а сверхлюди…
А осталось их 200; поверь мне, что эти люди сейчас деградируют, если
только мы не примем окончательного решения бороться самостоятельно; в этом
случае произойдет естественный отбор, и мы увидим, со сколькими из них мы
останемся стоять против врага. Возможно, что этот вариант слишком драматичен и
необходим один батальон для того, чтобы вернуть территории, которые занимала
Революция в момент нашего прибытия, и угрожать Альбервилю, однако в данном
случае численность не имеет никакого значения; мы не сможем в одиночку
освободить эту страну, которая не хочет сражаться, здесь нужно взращивать
боевой дух и искать солдат с фонарём Диогена и терпением Иова; задача, которая
становится тем сложнее, сколь больше придурков наносят вред, встречая наших
людей на своём пути…
Ситуация с лодками заслуживает отдельного внимания. Уже давно я просил
двух техников-мотористов, чтобы избежать опасностей кладбища, в которое
превратилась пристань Кигомы. Прибыли три советских пакетбота и не прошло и
месяца, а два из них уже вышли из строя; третий, на котором прибыл эмиссар,
зачерпывает воду всеми бортами. Три итальянские лодки последовали по тому же
пути, что и предыдущие, несмотря на то, что имели кубинский экипаж. Для решения
этой проблемы, а так же вопроса об артиллерии, необходимо согласие со стороны
Танзании, которое не так то просто получить. Это не Куба, готовая ставить на
карту всё, что имеет (карта, которая разыгрывается, достаточно слабая). Эмиссар
получил от меня задание уточнить у дружественного правительства формат помощи,
которую оно может оказать. Знай, что почти всё, что прибыло на судне, было
изъято в Танзании и эмиссар так же должен сообщить тебе об этом.
Вопрос денег является для меня наиболее болезненным из-за его
постоянного повторения, как я и предупреждал. На пике моей «расточительной»
дерзости, после многочисленных слезливых просьб, я взял на себя обязательство
снабжать фронт при условии, что я возглавлю борьбу и сформирую смешанную
специальную колонну под моим прямым руководством, следуя стратегии, которую я
сам и очертил, и которую вы поддерживаете. Я подсчитал, превозмогая душевную
боль, что необходимо 5 тысяч долларов в месяц. Сейчас я наблюдаю, как суммы в
20 раз больше без вопросов выдаются всяким проходимцам, чтобы те комфортно жили в
африканских столицах, не говоря уже о том, что они разъезжают по миру за счёт
прогрессивных стран, частенько оплачивающих их поездки. На несчастный фронт,
где крестьяне страдают от всех мыслимых бед, в том числе от притеснений и
алчности собственных защитников, не приходит ни копейки, как и бедолагам, изгнанным
в Судан (виски и женщины не фигурируют в списке трат, которые покрывают
дружественные правительства, а это стоит денег, если хочется хорошего качества жизни).
Наконец, с 50 кубинскими врачами освобождённая зона Конго будет иметь
завидное соотношение - один врач на каждую тысячу жителей, т.е. достигнет уровня
СССР, США и двух-трёх других наиболее развитых стран мира, не говоря уже о том,
что распределение здесь происходит в зависимости от политических предпочтений, и
нет даже минимальной санитарной организации. Гораздо лучше, если бы вместо
этого гигантского контингента будет послана группа революционных врачей, снабжённая,
согласно моей просьбе, хорошими практикующими фельдшерами такого же
революционного типа.
Так как в прилагаемой карте приводится краткая информация о военной
ситуации, ограничусь лишь несколькими рекомендациями, связанными с объективной
необходимостью: забудьте обо всех этих людях, руководящих фантастическими
группировками, и подготовьте мне сотню кадров, не все из которых должны быть
неграми, и выберете из списка Османи наиболее превосходных. Что касается оружия,
необходимы новая базука, электрические детонаторы с элементами питания, немного
R-4 и более ничего на данный момент; забудьте о винтовках, - если
они не компьютеризированные, то не принесут никакой пользы. Наши миномёты
должны быть в Танзании и с ними новый расчёт миномётчиков, чего нам более чем
предостаточно. Забудьте про Бурунди и тактично попробуйте вновь поднять вопрос
о лодках (не забывайте, что Танзания является независимой страной, и мы должны
там играть по-честному, оставив в стороне рулетку, которую кручу я). Немедленно
отправьте механиков и человека, который знает навигацию, дабы переправляться
через озеро с относительной безопасностью; это уже обговорено и Танзания
согласилась. Позволь мне самому справиться с проблемой врачей, но пришли
некоторых в Танзанию. Не делайте вновь ошибок, раздавая деньги, поскольку конголезцы
слушают меня, пока чувствуют себя нуждающимися, и игнорируют меня, если
неконтролируемые деньги льются рекой. Не доверяйте никому и не судите никого по
наружности. Приведите в чувство тех, кто ответственен за информацию, ибо, не в
состоянии распутать этот клубок лжи, они дают утопическую картину, которая не
имеет ничего общего с реальностью.
Я стараюсь быть ясным и объективным и правдивым. Вы доверяете мне?
Обнимаю».
Мы с Мачадо сходились во мнении о невозможности иметь здесь
полсотни врачей, по крайней мере до тех пор, пока мы не организуемся как
герилья, и он согласился с тем, что особенности нынешней ситуации действительно
тревожные, поскольку он сам был свидетелем всего того разложения, которое
существовало на фронтах и подтачивало дух Революции.
Я надеялся, что некоторые парни, такие как местный министр
здравоохранения, могут помочь навести порядок, прежде всего потому, что сам он
происходил из зоны Физи и имел здесь авторитет. Но на самом деле, это была
нулевая фигура; оставаясь здесь до конца, за исключением короткого времени,
когда он уезжал исполнить некоторые задачи, этот товарищ всё равно чурался
Масенго (не знаю, кто в этом виноват) и, можно сказать, был оторван от реальности.
Конечно, он не мог плодотворно заниматься медицинскими вопросами: здесь не было
ничего больше, кроме кубинских врачей и некоторых медикаментов, прибывших для
фронта или для поддержания элементарной санитарии в зонах расположения наших
сил. Ранее мы говорили с Масенго о необходимости более внимательно заняться Физи,
навязать свою власть генералу Мулеле и уделить некоторое внимание, например, медицинской
службе или радиостанции, но теперь об этом было уже поздно рассуждать, поскольку
Физь превращается во вражеский лагерь.
Мойя приехал из Любоньи, куда он отправился для проведения
инспекции после взрыва арсенала, и принёс новость о том, что Барака сдалась в
руки врага, по его мнению, без борьбы; потеряны пушка и миномёты, брошенные конголезцами.
Думаю, что в данном случае ярко блеснули «болгары».3
На этом фоне у нас состоялась встреча с руководителями
которых мы давно разыскивали, и вот наконец они появились. До этого момента нам
не удалось осуществить никаких согласованных действий ни с Калихте, ни с Жаном
Ила, командующим зоны Калонда-Кибуйе. Не знаю, приписывают ли им то же, что и
Ламберу, чьи особенности работы настолько экстравагантны, что не позволяют
реализовать ничего толкового. В конечном счёте, на встрече присутствовали сам
Масенго, товарищ Муюмба, министр здравоохранения, товарищи Жан Ила и Калихте,
подполковник Ламбер, другие руководители фронта Ламбера, а так же обычные
политические комиссары и зрители. Было приказано разыскать Закариаса, но он не
ответил, поэтому руандийцы не были представлены. Мои слова были примерно
следующими:
Во-первых, я представил присутствующих с нашей стороны:
министра здравоохранения Кубы, прибывшего, чтобы провести анализ медицинских
потребностей; Сики, руководителя Генерального Штаба кубинской армии; Тембо,
секретаря партийной организации, покинувшего свой пост, чтобы сражаться здесь;
товарища Мойю; товарища Мбили, оба с большим опытом борьбы. Разъяснил более
менее то же самое, что говорил и Масенго, но добавил анализ поведения каждого
из командующих. Ламбер был динамичным товарищем, спору нет, но он должен всё делать
лично, он не сумел сформировать армию, его люди кое-как шевелились, пока он шёл
впереди, но в противном случае они останавливались. Привёл в качестве примера
случай с мёртвым солдатом; Ламбер находился на первой линии, поскольку того
требовал характер его собственных подчинённых. Напротив, Калихте никогда не
появлялся на линии фронта. Оба подхода являются неправильными: руководитель не
должен быть так близко к первой линии, чтобы это препятствовало обзору всего
фронта и принятию совместных решений, но он так же не должен оставаться так
далеко, чтобы потерять все контакты с сражающимися. Командующему Калондра-Кибуйе
я сообщил, что барьер, который по его словам выстроен на дороге, является
иллюзией, потому что там не было ни одного столкновения с армией; нет никаких
причин содержать в этих условиях 150 бойцов. Так же я сделал подробный анализ
недисциплинированности, допущенной жестокости, паразитических особенностей
армии; это была действительно обличительная речь, и даже несмотря на то, что
они вытерпели ливень обвинений, никто из них не был способен согласится с моей
«прокачкой».
Сделав несколько замечаний по поводу речи, товарищ
Тембо сказал, что, на его взгляд, не было предложено практического решения
проблем Конго; говорилось лишь о негативе, но ни слова о возможностях,
предоставляемых партизанской войной. Это была справедливая критика.
Я так же провёл встречи со своими товарищами, поскольку до
меня дошли слухи о некоторых проявлениях, отражающих растущее уныние; некоторые
кубинцы заявляли, что он продолжают находиться в Конго лишь потому, что Фидель
не знает о реальной ситуации, в которой они находятся. Я объяснил, что ситуация
сложная, Освободительная Армия потерпела крушение и нужно бороться чтобы
поднять её из руин. Наша работа будет очень тяжёлой и очень неблагодарной, и я
не могу просить их быть уверенными в триумфе; лично я верю, что можно всё
исправить, но только напряжённо работая и потерпев множество маленьких
поражений. Так же я не могу требовать от них доверия к моим руководящим способностям,
но, как революционер, я требую уважения за свою честность перед ними. Фидель
был осведомлён обо всех фундаментальных фактах, и не одно из произошедших
событий не было от него скрыто; я прибыл в Конго не для того, чтобы заработать
дешёвой славы, и я не собираюсь жертвовать ничем, спасая личную честь. Если и
является правдой то, что я не сообщил в Гавану мнения о том, что всё потеряно,
то лишь потому, что, честно говоря, я такого мнения не имею, однако я осветил настроения
войск, их колебания, сомнения и слабости. Я рассказал, какова в своё время была
ситуация в Сьерра-Маэстре, когда моё отчаяние доходило до крайней точки из-за
отсутствия веры в новых рекрутов, которые, поклявшись всеми святыми в своём
непоколебимом решении сражаться до конца, «сматывались» на следующий же день.
Вот какова была степень развития, и каковы были революционные силы на Кубе. Кто-то
не верит в Конго? Конголезские революционные солдаты находятся здесь, среди
масс, и мы должны обнаружить их одного за другим; эта наша основная задача.
Необходимость этого разъяснения демонстрирует силу фермента,
растворявшего моральный дух наших войск. Трудно было работать с парнями;
товарищи с достаточной дисциплиной формально исполняли приказы и директивы, но более
не осуществляли никакой творческой деятельности; всё нужно было повторять по
нескольку раз, строго контролировать, и, кроме того, использовать пресловутые «прокачки»,
- которые не были слишком ласковыми, - чтобы поставленные задачи были
исполнены. Осталась далеко позади эпоха романтизма, когда я угрожал
недисциплинированным товарищам отправить их обратно на Кубу; если бы это
происходило сейчас, в лучшем случае, я бы остался лишь с половиной от нынешнего состава.
Тембо написал длинное письмо Фиделю, в котором описывает,
главным образом с точки зрения анекдотичности, сложившуюся в данный момент
ситуацию. Вооружённый всеми этими данными, а так же собственными впечатлениями,
Мачадо отправился в обратный путь.
В результате встречи с руководителями несколько изменился
состав будущей академии, которая теперь должна была состоять из 150 солдат,
представлявших три фронта, по 50 человек от каждого – Ламбера, Калонда-Кибуйе и
Калихте, - помимо тех 60, которых пришлёт Муюмба, и крестьян, завербованные в регионе.
Что касается Бараки, я вернулся к разговору с Масенго и
согласился послать туда Сики с несколькими людьми для организации защиты Физи, что
делало возможным, после некоторого изучения, перенести туда все силы и
атаковать авангард неприятеля. Но Сики заявил, в качестве предварительного
условия, что всё должно быть сделано серьёзно, и руководство должно полностью находиться
в руках кубинцев; только при таких условиях мы могли решиться отправить всех
своих людей на борьбу. Этот ультиматум был необходим. Только недавно, во время
неудачной попытки атаковать Люлимбу, среди наших товарищей поднялся ропот, и
заявлялось, что если в следующий раз на позициях останутся одни кубинцы,
которые умрут напрасно, защищая никому не нужные позиции, многие просто оставят
борьбу, потому что таким образом её продолжать нельзя.
Я не мог рисковать атаковать Бараку, если мы не будем иметь
в своих руках всего оружия, и не будет сделан серьёзный анализ; мы не знали,
сколько сил находится там, но позиции врага были очень неудобными, они заняли приозёрный
пляж, окружённый горами на враждебной территории. Нужно было что-то делать. В
конце концов, я почти умолял Масенго с помощью своего авторитета образумить
людей из Физи и написать Кабиле ещё раз, просив его приехать в Конго. Нельзя
было поносить Сумиало и его товарищей, и в, то же время, продолжать кормить нас
завтраками, обещая приехать в перерыве между пьянками в Кигоме и Дар-эс-Саламе. (То, что они постоянно пили, сообщил мне
источник с другой стороны озера; не думаю, что это было правдой). Я сильно
колебался, обдумывая, стоит ли говорить столь крамольные вещи, но я считал, что
мой долг указать на них Масенго для того, чтобы эту позицию он донёс Кабиле
напрямую; это не было попыткой играть роль нянек или опекунов, но есть вещи,
которыми революционный руководитель обязан жертвовать в данный момент.
Масенго обещал написать Кабиле; не знаю, сделал ли он это. Я
выдвинулся с Сики в зону Физи, в то время как Муюмба отправился в зону Макунго,
обещав в течение 7 дней отправить нам 60 крестьян; он так и не исполнил своего
обещания по причинам, которые мне неизвестны, поскольку он больше не вернулся.
Ламбер прислал мне письмо, утверждая, будто бы ходят слухи,
что Физь так же пала, и он просит разрешения вместе с 25 людьми отправиться на
поиски других 25, и с ними выдвинуться на завоевания Бараки, или, - если это не
получится, - Физи; я ответил ему, что не имею полномочий на то, чтобы давать
такое разрешение, но что, на мой взгляд, его собственный фронт имеет много
слабых мест, а враг переходит в наступление, в связи с чем является необходимым
его присутствие там. С другой стороны, глупо предполагать, что с 25 или 50
людьми можно восстановить то, что было потеряно, несмотря на сотни. Он был
достаточно любезен чтобы послать мне ответ, в момент, когда он отправился в
Физь со своим отрядом.
При всём этом, возможности даже слегка беспокоить врага в
зоне Люлимбы были практически нулевыми; солдаты главного барьера уже не хотели
спускаться в долину; я послал разведывательную группу к барьеру на дороге в
Кабамбаре с заданием пересечь реку Кимби и изучить с другой стороны позиции
солдат, и результатом был доклад, повествующий о том же общем уровне
деморализации; лейтенант, отвечавший за барьер, заявил, что не может удерживать
людей на позициях (их оставалось не более 25 человек); они не слушались его, не
делали, то, что он приказывал, а, если повести их в бой, они попросту
дезертируют. Это был так же чисто теоретический барьер, и группа должна была
быть списана со счетов как боевая сила.
1. Тембо
2. Мачадо
3. Я следую обычаю, установленному в Конго, согласно
которому бойцы именовались по национальности той страны, в которой они обучались.
