Сарате
Хосе Аморин
В
ноябре 1971 года мы договорились об интеграции в нашу организацию группы,
ответственной за убийство Вандора1. И,
как обычно происходило со всеми группами, влившимися в «Монтонерос», дабы
оформить новый союз, было запланировано осуществление совместной акции. В
данном случае, мы приняли решение атаковать казарму Префектуры,
расположенную в городке Сарате – квадратное трёхэтажное здание, высившееся на
берегу реки: местный арсенал содержал более ста короткоствольных автоматов и
некоторое количество тяжёлых пулемётов. Настоящее сокровище.
Охранный
пост казармы находился вблизи очень освящённой площади. В двадцати метрах от
дверей будки квартал заканчивался, а за углом, сквозь небольшой сад, проходила
автомобильная дорога, ведущая прямо к двойным дверям гаража казармы. Далее
начиналась грунтовая дорога, освещённая множеством мощных прожекторов: с одной
стороны её располагались казармы, а с другой – трущобы. Через каждые 15 или 20
метров, на обочине со стороны бедняцкого квартала, где-то на метр от земли
возвышались большие цементные резервуары для сбора воды. Четвёртая, задняя стена казарм, где
так же располагалась дверь, выходила на тёмный пустырь, иногда использовавшийся
для игры в футбол. В казарме обычно находилось около ста бойцов, однако мы
получили информацию, что в ночь на 24 и 31 декабря большинство военных уходит
домой праздновать Рождество или Новый Год и на посту остаются лишь считанные
единицы, да и то – пьяных или полусонных гвардейцев. Маленькая боевая группа
тренированных людей могла бы в считанные минуты обезвредить всех находящихся
внутри и завладеть арсеналом.
И
вот, в одну декабрьскую ночь, в доме, предоставленном товарищами из ВКТ-А,
собралась группа из одиннадцати бойцов, избранных для проведения оперативной
акции. Пятеро принадлежали к нашей организации: «Леандро» Оберт, исполнявший
роль руководителя мероприятия, я, как его заместитель, «Лысый» Себальос, «Дед»
Лисасо и ветеран Перонистского Сопротивления Кордобы, участник акции в Ла
Калере, Сапатиас, с которым мы жили2
в доме в квартале Ла Лусила до самого моего задержания шесть месяцев назад.
Шестеро других, соответственно, были членами боевой профсоюзной группы – я
думаю, что это были все их бойцы, имеющиеся в наличии. Все они, как мне
показалось, имели довольно странный вид, весьма типичный для кадров старого
Революционного Перонизма, и вели себя крайне непринуждённо, неформально,
весело, минимизируя любую возможность риска.
Один из них в особенности привлёк моё внимание: он «светил» огромной,
абсурдно большой бородой, которая никак не подходила к его худому лицу
измученного сорокалетнего человека. Его физиономия показалась мне смутно
знакомой и лишь несколько дней спустя, в ежедневной газете «Clarin» в колонке
«Современные аргентинские писатели» я узрел фотографию, на которой данный
персонаж, но уже без фальшивой бороды, был запечатлен в компании Давида
Виньяса. Таким образом, я узнал, что одним из боевиков профсоюзной группы был
писатель Дальмиро Саенс. Который, начиная с той ночи, получил прозвище
«Гробовщик», ибо его роль в операции состояла в управлении похоронным
автомобилем, направлявшимся из Сарате в Большой Буэнос-Айрес. Катафалк имел
скрытый отсек под полом, в котором мы намеревались перевезти украденное в
казармах оружие в город. То оружие, которое не вошло бы в отсек, мы хотели
поместить в сам гроб.
Я не
помню причин, по которым мы последовательно отменяли операцию и 24 и 31
декабря. Вследствие чего мы вынуждены были назначить дату мероприятия на 3
января, так как предположили, что в канун выходного дня в казарме вряд ли будет
находиться много народу. Мы собирались атаковать здание сразу с трёх сторон.
Оберт и ещё один товарищ должны были действовать со стороны задней площадки, на
которую выходила небольшая дверь. «Лысый», вооружённый Узи, должен был
ворваться внутрь через гаражные двери. Я намеревался обезвредить двух-трёх
солдат в охранной будке, расположенной близ площади. Три товарища, засевшие в
фургоне «Деда» Лисасо, получив сигнал о взятии казармы, должны были въехать в
гараж, чтобы погрузить оружие в грузовик и затем перевезти его в пригород
Сарате, где их будет ожидать парадный катафалк под управлением Саенса. Два
вооружённых товарища в оставленном неподалёку от казармы автомобиле должны были
исполнять роль вспомогательных сил – в случае какой-либо неожиданности,
они должны были вмешаться. После окончания операции эти же двое должны забрать меня и «Лысого». Всё очень хорошо было задумано, акция явно попахивала
успехом. Но, при одном условии. Если ситуация в казарме будет тождественна той,
которая имела место быть в ночь на 24 или 31 декабря. Мы ещё не знали, что в
ночь на 3 января в здании находилось ровно 98 бойцов и, по крайней мере, ещё
двое патрулировали заднюю площадку, и их невозможно было разглядеть впотьмах.
Они так же не заметили в темноте приближавшихся к заднему дворику Оберта и его
товарища. Неожиданная встреча во мраке стала большим сюрпризом для всех
четырёх. Но Оберт успел выстрелить первым.
Пока
Оберт и его товарищ, отделённые друг от друга дистанцией в 20 метров, двигались
по хорошо освещённой грунтовой дороге в направлении неожиданной встречи, я и
«Лысый» направлялись к фасаду казармы. Я устремился к двери охранной будки, а
«Лысый», одетый в непромокаемый длинный плащ, скрывавший Узи, поспешил мимо неё
прямо к гаражу. Вдруг, налетевший шквал ветра, раскрыл полы плаща и некий тип,
ошивавшийся недалеко от охранного пикета и не привлекший внимания моего друга,
увидел автомат, скрытый под одеждой «Лысого». По-прежнему скрываясь в темноте
от взгляда Себальоса, этот загадочный гражданин пулей помчался в сторону поста.
Но я заметил его манёвр, и, прекрасно соображая, что ни в коем случае он не
должен добежать до казарм, моментально изменил свою ранее продуманную тактику –
вместо того, чтобы войти в будку и притворяться идиотом, задавая глупые
вопросы, после чего застать врасплох и обезоружить двух расслабившихся
охранников, я решил ворваться в будку с пистолетом наперевес и обезвредить всех
трёх (гвардейцев и того типа из темноты), находящихся там. Или расстрелять их всех,
в случае необходимости. Когда я уже собирался осуществить свой замысел, послышались
выстрелы: я не понял, с какой стороны стреляют, но, учитывая то, что фигура «Лысого»
исчезла из поля моего зрения, я предположил, что это именно он, ворвавшись в
гараж, атакует находившихся там солдат. Поэтому, решив поддержать (или спасти)
своего друга, я быстро пересёк сад и нырнул в темноту гаража. «Лысого» я здесь
не увидел, но заприметил в стене полуоткрытую дверь. Находясь в растерянности,
я громко крикнул: «Лысый! На пол!»,
после чего изрешетил дверь на уровне груди и пинком распахнул её настежь.
Передо мной был коридор, тёмный пустой коридор. Совсем ничего. Ни криков, ни
голосов, ни выстрелов. Ничего. Тишина. Тут я понял, что был совсем один в
гараже и что он был изолирован от остальных помещений здания.
Находясь
в недоумении, я меланхолично последовал к выходу, но не успел сделать и
нескольких шагов, как вдруг послышался треск пулемёта, а рядом на землю
попадали сломанные пулями ветки кустов. Я совершенно растерялся: сбоку от меня
располагалась хорошо освещённая площадь, где не было никакого укрытия от
шквального огня: идеальное стрельбище по живым мишеням. С другой стороны, я мог
бы пересечь 8 или 10 метров, опять же, хорошо освещённой фонарями грунтовой
дороги, чтобы попытаться спрятаться во мраке трущоб. Недалеко от бедняцкого
квартала, напротив гаража, высился цементный резервуар. Именно к нему я и
направился, выдавая зигзаги: пули и куски цемента скакали вокруг меня. Это был
сущий ад. Наконец я оказался в относительной безопасности среди рядов бетонных
конструкций.
Лишь
один забор, окутанный колючей проволокой, отделял меня от трущоб: перепрыгнуть
через забор и потеряться там – это было достаточно просто, как я думал. Но
когда я попытался ухватиться за какой-то выступ на заборе, чтобы перелезть его,
послышалось зловещее рычание сторожевых собак, которые охраняли периметр
казармы с другой стороны. В этот момент, сидя перед забором, меня обуяло
отчаяние: сейчас меня снова повяжут, твою мать, снова я поеду в тюрьму! Э нет.
Воспоминания о недавнем месячном заключении были ещё слишком свежи в памяти, и
я предпочёл бы умереть, нежели вновь оказаться в умелых руках палачей в
погонах. Слева от меня по-прежнему располагалась хорошо освящённая площадь: я
не хотел становиться лёгкой мишенью, поэтому это направление проигнорировал.
Справа от меня, всё так же пролегала грунтовая дорога, вдоль которой через
каждые 2-3 метра располагались бетонные резервуары – мне предстояло пробежать
по ней под огнём около восьмидесяти или ста метров, чтобы добраться до первого тёмного
угла. Но с другой стороны этого угла, погружённого в ещё большую темноту,
мелькали вспышки от выстрелов: очевидно, кто-то стрелял в направлении крыши
казармы, где был размещён пулемёт. После я узнал, что это стрелял Оберт, который
догадался о том, что я попал в ловушку и попытался организовать и прикрыть мой
отход с того ужасного пятачка перед казармой, где я лежал, раздумывая о жизни.
Я не
помню, каким образом я выбрался оттуда. Бывало, призадумавшись, я полагал, что
это вообще был своеобразный акт телекинеза: распластавшись между бассейном и забором с колючей проволокой, я вдруг, совершенно не контролируя свои действия,
поднялся, и, словно молния, кинулся по улице в сторону угла, в темноте
которого меня в свои объятия поймал Оберт: «Ты
спасён, «Малой»! Спасён!». «Остались
только мы, - сказал он, когда я поднял голову с его груди, - такой бардак тут творится…Всё отменяется».
Сказав это, он отступил на некоторое расстояние, параллельно предложив укрыться
в церкви или местном кафедральном соборе, точно не помню. Н-да, старая
христианская история, подумал я. И пока мы, немного расстроенные, тикали в
сторону Сарате, я внёс предложение пройтись пешком по городку для того, чтобы
найти машину. Украсть её, а затем, по второстепенным дорогам, рвануть в
Буэнос-Айрес из этого чёртового места. Да, это был огромный риск. Но основное
наше правило гласило: нельзя сидеть на одном месте, нужно двигаться, двигаться.
Кроме того, что нам ещё оставалось делать?
Но,
угонять ничего не пришлось: буквально, спустя десяток-другой метров, мы
столкнулись с «Дедом». Не с нашим грузовиком, и не с другими товарищами, а именно с
«Дедом». Где-то в глубине души оба мы были уверены в этой встрече.
Потому
что, мы знали, что «Дед» в любом случае будет пытаться разыскать нас. Этот тип
не мог просто так покинуть товарищей. Ибо нет такой вещи, которая могла бы
вызвать у этого парня панический страх, и, можно было быть уверенным, что если
он не убит, он будет искать нас до тех пор, пока не найдёт, или не
удостоверится в том, что мы либо мертвы, либо арестованы.
Итак,
мы погрузились в грузовик «Деда», после чего, достигнув на окраине Сарате места
встречи с другими транспортными средствами нашей группы, двинулись к
Буэнос-Айресу по второстепенным дорогам, шедшим параллельно Панамериканскому
шоссе. Мы потерпели неудачу. Но остались все вместе. Ибо, отсутствие потерь с
нашей стороны, - пусть даже оперативное мероприятие сорвалось и конкретная
задача не была выполнена, - уже можно было назвать успехом. Вооружённая
пропаганда. Ведь вопрос не заключался в том, чтобы непременно захватить
казарму, но только в том, чтобы сделать жизнь наших врагов невыносимой,
продемонстрировать народу, что есть та сила, готовая бросить вызов преступной
государственной системе. Этого мы, безусловно, сумели добиться.
1. Речь
идёт об «Операции Иуда» 30 июня 1969 года. Тогда группа боевиков, близкая к
левой Всеобщей Конфедерации Трудящихся Аргентинцев (ВКТ-А) прямо в
офисе Профсоюза трудящихся металлургической промышленности расстреляла правого
перониста, руководителя реформистской ВКТ Республики Аргентина Аугусто Тимотео
Вандора, обвинённого в соглашательстве с военной хунтой. После убийства боевики
оставили близ трупа бомбу, разнёсшую часть здания спустя несколько минут.
2. В
том доме, в период с конца 1970 и до июля 1971 года, мы жили вшестером:
Фирменич, я, Хорхе Эскрибано, Ильда Розенберг, Сапатиас Пиотти и Хосе, другой
ветеран из Кордобы, толстый и лысый, носивший чёрные усики, который поделился
со мной личным секретом «противоядия» от страха: по его словам, весь мандраж
снимают две рюмочки граппы за полчаса до операции. Хосе и Сапатиас бежали из
Кордобы после провала в Ла Калере, и до того, как поселиться в Ла Лусили,
скрывались в доме, арендуемом активистом организации «Молодёжь Аргентины за
Национальную Эмансипацию». Эскрибано и «Негрито» Бургос были убиты в 1972 году
в перестрелке с полицией в столичном квартале Оливос, Сапатиас попал в засаду и
был убит военными в Росарио в январе 1977, а что стало с Хосе я не знаю.
José Amorín.
«Montoneros. Una Buena historia»
