Мутация идеала
Хосе Аморин
В
январе 1973 года была достигнута договорённость об интеграции в «Монтонерос»
остатков «Fuerzas Armadas Peronistas». На тот момент это были четыре автономные
группы: «Comando Nacional» под руководством Вильяфлора, «Регион Буэнос-Айрес»,
которая была наиболее близка к «Монтонерос», «Iluminados» под командованием
бывшего бойца «Националистического Революционного Движения Такуара» Хорхе
Каффатти и «17 de Octubre» Энвара эль Кадри, включавшая в себя основным образом
ветеранов FAP, участников первой операции в Тако Рало. Таким образом, мы могли
сказать, что «Монтонерос», вобравшие в себя практически все авангардные группы
перонизма, олицетворяла собой ту цель, к которой мы стремились последние годы –
т.е. к формированию единой Вооружённой Перонистской Организации. Тогда же, в
начале 1973 года, «Монтонерос» включились в избирательную кампанию Эктора
Кампоры.
К возрастающему влиянию перонизма в целом, и организации
«Монтонерос» в частности, добавились дружеские контакты, установленные между
кадрами, заключёнными и руководителями «Монтонерос» и «Вооружённых Революционных Сил». Ранее существовавшие различия между перонистской и
марксистско-ленинской организациями начали стираться. Иными словами, между
двумя группами установилась диалектика, посредством которой одни приняли
политико-идеологические критерии, ранее присущие только другим. Синтез этот оформился,
если можно так сказать, в закрытом кругу, без участия кадров среднего звена и
широких масс.
Все
наши люди чувствовали себя создателями того водоворота событий и общественной
мобилизации, которая отметила весь 1973 году и привела, в конечном итоге, к
крушению многолетней диктатуры военных. Казалось, чтобы достать до неба, нужно
было лишь протянуть руку. Мы имели власть. Но. Цитирую: «…организация, предназначенная для того, чтобы вести рабочий класс к
победе, должна быть структурирована как революционная партия, которая развивает
интегральную войну во всех её формах,…и будет развиваться в лоне Перонистского
Движения, которое должна возглавлять… будет вырабатывать прогрессивную
стратегию совместно с генералом Пероном». Это – цитата из объёмистого
внутреннего документа, принятого на Национальном Собрании «Монтонерос» в мае
1973 года, за одну неделю до того, как Кампора станет президентом и за месяц до
возвращения Перона и бойни в «Эсейсе». Некоторое время назад мы были
вооружённой группировкой Перонистского Движения, и вдруг, буквально через
несколько дней, мы решаем заменить собою Перона, отправить на пенсию профсоюзы,
отстранить всех партийных лидеров от руководства. Возникает вопрос: этот ли
сценарий мы выдвигали для всех перонистов, этого ли от нас ждали другие партии,
поддерживавшие нас в период борьбы?
Понятно,
что это был «внутренний» документ. Но неужели руководство «Монтонерос» считало,
что эти весьма странные концепции можно будет сохранить в секрете от Перона,
профсоюзных лидеров, главарей политических партий?
Как
можно было быть такими бесхитростными и инфантильными и, в то же время,
руководить самой большой и влиятельной военно-политической организацией
Латинской Америки? Чего они вообще ждали от Перона? Что он встретит их с
улыбкой, отдаст маршальский жезл и уедет обратно? Пердиа пишет: «Наше предложение состояло в том, чтобы
создать в правительстве симбиоз с Пероном. Мы собирались учредить партию
революционного авангарда, ведущего народ к революции, но разделяя руководство
этой партии с генералом. Именно в тот момент появились лозунги, вроде
«Руководство – «Монтонерос» и Перон» (Conducción, conducción, montoneros y Perón!). […] Предполагаю,
что основная наша ошибка состояла в том, что мы не понимали, что генерал уже
состарился, и у нас нет волшебных вод Иордана для того, чтобы, выкупав его там,
возвратить обратно того пышущего революционной энергией Перона».
Фирменич,
который после нелепой смерти Сабино Наварро стал лидером «Монтонерос», имея
лишь предельно упрощённое политическое образование, решил стать новым Че
Геварой, отказавшимся от власти и ведущим своих людей на верную смерть под
лозунгами классовой войны. Я помню, как родился тот «новый Фирменич»,
возвращавшийся из «Эсейсы» на крыше автобуса: с опущенной головой, хмурый,
разочарованный в Пероне, злой. Взойдя на пьедестал, который он сам себе и
построил после смерти Медины, Рамуса и Сабино, он принял решение противостоять Перону.
Но для этого ему нужно было изменить и себя, и организацию. И он это сделал.
Так же, как ранее до него это делали понтифики, подстраивающие Церковь под свои
представления о жизни. Поддержанный несколькими членами руководства,
восхищёнными простотой его мысли, он разрушил пирамидальную структуру
организации (а с ней – и нашу веру в идеализм), насадив новую веру в
эффективность «руководящей вертикали».
Вместо
того, чтобы ударять по слабым местам врага, Фирменич и компания решили
уподобиться врагу.
Карлос
Фласкамп, основавший в 1970 году революционную националистическую группу
«Guerrilla del Ejército Libertador» (Герилья Освободительной Армии), многие
члены которой позднее влились в FAR (включая самого Карлоса), и с которым мы
делили камеру строгого заключения в тюрьме «Ольмос», разработал блистательный
политический анализ процесса мутации «Монтонерос»:
«За пять месяцев до окончательного
объединения FAR и «Монтонерос», в кулуарах распространилась воинственная идея,
предлагавшая будущей объединённой структуре принять форму партии, откинув напрочь
концепции военно-политической организации…(и, таким образом) разделив единую
группу на две составляющие, Партия и Армия, в соответствии с принципами марксистских
революционных партий. (…) Этот сдвиг будет иметь далеко идущие последствия.
Прошлая концепция фокизма Военно-Политической
Организации, из-за отсутствия традиций и теоретических схем, не была привязана
к догмам и была открыта для всех тенденций дальнейшего развития, что и привело
к росту и успеху «Монтонерос». Переход на позиции партии революционного
авангарда, сжимал, таким образом, Организацию в жёстких тисках ленинской схемы,
которая, на данном этапе, никоим образом не могла помочь в развёртывании
эффективной национальной политической борьбы. (…) Приняв эту концепцию, мы
загоняли сами себя в рамки классовой борьбы, объявляя себя «революционной партией
рабочих», совершенно не понимая, что данная идея не имела никакого отношения к
социальной реальности Движения».
После
утверждения, что в «Пернистскую Молодёжь» входят как представители рабочего
класса, так и представители мелкой буржуазии, Карлос пишет: «Принятие организацией концепции
«пролетарской партии», являет собой яркий пример того, как принудительное
применение марксистских догм, не помогает в понимании реальной ситуации, а лишь
запутывает её (…) Мы снова двигаемся назад, окунаясь в левый догматизм, который
пытается загнать существующую реальность в узкие рамки окаменелых теорий,
вместо того, чтобы попытаться понять самобытный характер сложившейся ситуации».
С
исторической точки зрения, история «Монтонерос» делится на два этапа, точку
разделения которых различные авторы определяют по-разному: бойня в «Эсейсе»1, убийство Руччи2,
смерть Перона. В реальности, эта точка разделения являлась кульминацией долгого
диалектического процесса, в течение которого иллюзия политического могущества
возобладала над пониманием реальности. Триумф политического фантазёрства был
увековечен во внутреннем документе, принятом на расширенной встрече
Национального Руководства в мае 1973 года. Таким образом, мы можем наблюдать
два этапа деятельности нашей Организации. В объективной форме их хорошо
характеризует Матильда Ольер: «Если
касаться истории «Монтонерос», то мы различаем два периода их деятельности.
Первый период длился от самого зарождения организации и до 74 года: второй
берёт своё начало в 73-74 годах и заканчивается фатальным крахом организации в
конце 70-х. В течение первого этапа структура организации сохраняет форму
военно-политического аппарата демократической революции и привлекает огромное
количество людей. Организационная схема основывалась на «Базовых Революционных
Группах». Лучшие кадры этих групп составляли «Базовые Боевые Группы».
Эта первичная структура была
достаточно демократичной и функционировала, делая ставку на талант каждого
отдельного её члена. Если уровень знаний и умений товарища давал повод
произвести его в комбатанты, его класс повышался, но товарищ не терял своего
места на политическом фронте, не терял своих политических связей с другими
товарищами (…) На втором этапе ответственность за политический фронт взяли на
себя люди, руководящие боевыми действиями организации. Следовательно, вся
политическая работа сводилась к вербовке новых комбатантов, боевые действия
были поставлены во главу угла, практически вытеснив ранее широкую
идеологическую работу с массами. Ближе к военному перевороту 1976 года, эта
концепция была официально закреплена в документе, принятом Национальным
Руководством, где ответственность за политический фронт народных масс
возлагалась на военных лидеров. В Организации царили настроения, расценивающие
войну, как единственную форму политического действия (…) В течение переходного периода между
этими двумя этапами, шла ожесточённая дискуссия между боевиками, стоявшими
ближе к политической борьбе и боевиками, делающими ставку только на насилие.
Многие из этих последних были неофитами, не имевшими фактически никакого опыта
в перонистском движении и попавшими туда чисто случайно, на волне популярности
политического экстремизма».
Чуть
позже один наш товарищ, Эмилио, опрошенный Ольер, охарактеризовал это положение
таким образом: «всегда существовали
противоречия между политическими и военными кадрами, и, до некоторых пор, эти
противоречия должным образом не освещались». Далее он добавляет: «Когда самооборона стала необходима для
физического выживания, боевое крыло стало преобладать над политическим. Когда
враги стали атаковать нас, когда враги стали убивать нас из-за угла, нам не
осталось иного выбора. Таким образом, именно враги лишили нас всякого
политического выбора, толкнув на тот путь бесконтрольного и безостановочного
насилия, который привёл нас в пропасть».
В
реальности, никто не толкал «Монтонерос» «в пропасть». Организация
самостоятельно приняла решение «уйти в подполье». Возможно, что в связи со
смертью Перона, у «Монтонерос» не осталось иной альтернативы, чем встать на
путь тайной борьбы. Но если бы это было так, «Монтонерос» должны были
предложить – в соответствии с их военной тактикой, - «стратегический отход», не
теряя товарищей, работавших с массами. Как указывал в своё время Клаузевиц –
переместить их на менее уязвимые позиции. Но этого не случилось. Массовый фронт
был предан и забыт в угоду развития «Армии Монтонеро».
Милитаризация
«Монтонерос» вызвала довольно широкое возмущение в среде интеллектуальных
идеалистов, вроде Матильды Ольер. Но эта милитаризация стала неизбежным
следствием изменения политико-идеологических концепций «Монтонерос». Это был
побочный продукт гегемонии геваристского проекта, так же как и ленинского понимания
социализма и власти в идеологической составляющей организации.
Если
мы хотим установить точный временной отрезок, разделивший два периода борьбы
«Монтонерос», мы должны вернуться к маю 73, когда был разработан и принят
судьбоносный документ о реорганизации «Монтонерос» в партию ленинского типа.
Документ, который был дополнен в начале июня 73 заявлениями Роберто Кьето –
основателем FAR и третьим человеком в иерархии «Монтонерос». Заявлениями, в
которых он очертил круг врагов Революции: к традиционным олигархии и империализму
добавились так же предатели внутри массового фронта и перонистского движения, а
так же все те, кто «вступил в сговор с
врагом с целью противостоять исполнению программы Освобождения». Давайте
сравним это заявление с утверждениями марксистов из «Народной Революционной
Армии» (ERP)
от августа того же года: «Каждый, кто,
являясь частью народных масс, пытается остановить или направить в иное русло
народную и рабочую борьбу в её различных вооружённых проявлениях, под предлогом
«перемирия» или с помощью иных аргументов, должен считаться вражеским агентом,
предателем народной борьбы». Буквально слово в слово. Кто же в реальности
были эти предатели? Люди, которые точно так же защищали интересы народа, но,
которые, в середине 1973 года, считали, что борьба за интересы простых людей на
данном этапе не должна была вестись в военной плоскости или же которые считали,
что необходимо некоторое перемирие для достижения первичных политических
результатов. Всё они – как указывали ERP, - являлись в большинстве своём
политическими и профсоюзными активистами, которые не соглашались со стратегией тотальной
революционной войны, и, поэтому, были врагами ERP. Кьето ещё более расширил
список врагов – для него противниками были все те, кто «вступал в сговор».
Размытое понятие способствовало неограниченному расширению вражеского лагеря,
куда можно было отнести, при желании, практически любого.
Карлос
Фласкамп по этому поводу пишет: «Военный
подход к руководству Организацией, закончился, как это обычно и бывает,
перегибами. Обозначив себя, в типичном ультралевом духе, «последней
инстанцией», руководство, в конечном итоге, объявило вражескими солдатами всех:
Флот, радикалов- коллаборационистов, правоперонистских ревизионистов,
последователей Лопеса Рега, - все они составлял лишь малую часть удивительно
сложной по своему составу вражеской армии, уничтожение которой являлось целью
народной войны».
Буквально
через три месяца после заявлений Кьето, «Монтонерос» провели акцию, ставшую
водоразделом между «старым» и «новым» движением: убийство Руччи. По обвинению в
предательстве. В предательстве кого?
Руччи
никогда не выказывал какой-то верности концепциям «Монтонерос». Он был верен
лично Перону и, в отличие от того же Вандора, убитого в 1969 году, никогда не
играл против него. Наоборот: он продолжал консультировать Перона в вопросах,
касающихся профсоюзного движения. Что действительно было неприятным фактом для
Лоренсо Мигеля и всего бюрократического руководства Всеобщей Конфедерации
Трудящихся. Тогда получается, что, посчитав Руччи предателем, «Монтонерос»
посчитали предателем самого Перона.
В
апреле 1973 года Пердиа, Фирменич и Кьето встретились с Пероном в Мадриде. По
этому поводу Пердиа написал: «он
(Перон) отметил, что следующие четыре
года мы должны использовать свою организацию для того, чтобы научиться
управлять и обеспечить эффективную смену поколений управленцев в движении и
стране. Он заявил, что возьмёт на себя ответственность за обеспечение процесса
постепенного занятия нами всех ответственных постов в правительстве. Генерал
доказал нам необходимость дальнейшего развития работы с массами (…) он видел в
этой работе эффективный способ обеспечить непрерывность деятельности нашей
организации. (…) По этому случаю, генерал заметил (Бидегайну), что необходимо ввести в свой будущий
правящий кабинет некоторых ребят из «Перонистской Молодёжи» для того, чтобы
научить их управлять страной».
Мы
можем сделать вывод из этого отрывка, написанного самим Пердиа, что Перон: 1)
принимал существование Организации как таковой вне конституционных пределов
«Хустисиалистской Партии», даже после установления народной власти; 2)
предлагал нам интегрироваться в своё правительство с целью дальнейшей передачи
нам, по крайней мере, части политической власти. Кроме того, он предлагал
строить действительно народную организацию, которую, без особого труда, можно
характеризовать, как политическую организацию. Общественная работа, для которой
предназначалась данная организация, по мнению Перона, заключалась в следующем:
строительство народных кварталов, создание коллективных кооперативов и развитие
новой революционной культуры, которая должна была достигнуть самых отдалённых
уголков страны, тем самым мобилизовать людей в единую «перонистскую нацию». С
точки зрения истории, это немыслимого рода уступка, позволявшая, за четыре
отведённых Пероном года, укрепить нашу Организацию на платформе перонизма и, в
дальнейшем, дававшая нам подлинную возможность добиться политической гегемонии
перонистского движения. Генерал Перон искренне предлагал нам великое будущее,
будем говорить прямо – он от всей души делал нам такой подарок, который не
делал никто в современной политической истории. Он был согласен, укрепив нашу
организацию, передать в наши руки всю полноту власти.
Но
Национальное Руководство никогда не озвучивало перед массами этот
политико-стратегический план, предложенный самим Генералом, и, следовательно,
нам нечего было обсуждать.
6
сентября 1973 года, за три недели до убийства Руччи, Кьето и Фирменич заперлись
в кабинете наедине с Пероном. «Старик» предложил им договор: «Монтонерос»
должны были остаться во главе аргентинской перонистской молодёжи, т.е. сохранить
всё то влияние, которое у нас было до сих пор. В «Хустисиалистской Партии»,
которой Генерал никогда не придавал особого значения, мы могли делать всё что
хотим, в рамках ограничений внутреннего Устава, разумеется. Он не будет
вмешиваться. В свою очередь, мы обязуемся проявить уважение к раскритикованному
нами Социальному Пакту (комплекс экономических мер, направленных на укрепление
национальной экономики, включавший в себя временное замораживание цен, общее
повышение заработной платы и запрет на коллективные переговоры о повышении
зарплаты в течение двух лет), и прекращаем вести саботажную работу внутри
профсоюзного движения, распустив все подконтрольные нам группы в этом секторе.
Я
представляю себе «Старика», когда он улыбается и говорит: «Парни, будущее ваше, настоящее наше». Представляю себе Фирменича,
который спустя несколько часов, хмурый и злой, говорит на встрече Национального
Руководства: «Старик даёт нам то, что у
нас уже и так есть, а взамен требует распустить нашу Трудящуюся Перонистскую
Молодёжь (Juventud Trabajadora Peronista)».
В
реальности, предложение генерала было хорошим. Не очень хорошим для апреля
месяца, когда мы полностью поддерживали Перона, но, действительно отличным для
сентября, когда напряжение в отношениях с генералом возросло неимоверно. Это
предложение можно охарактеризовать только одним словом: будущее. Не какая-то
смутная перспектива, а самое что ни на есть ближайшее будущее: в тот момент мы
уже понимали, что генерал слишком стар, и жить ему осталось недолго. И, понимая
это лично, он вновь предложил нам стать его опорой, стать теми, кто заменит
его. И это будущее, которое предлагал нам Перон, требовало от нас лишь
политического такта, даже не компромисса. Потому что «Старик» видел в
«Монтонерос» подлинный идеализм, которого не хватало у большинства членов его
третьего правительства.
Но
Национальное Руководство, члены которого вбили глубоко себе в голову ленинские
идеи «революционной партии рабочих», не смогло проявить этого политического
такта. А почему мы должны, после стольких усилий, распускать «Juventud
Trabajadora Peronista»? А как мы, лишённые главного нашего инструмента влияния
в профсоюзных рядах, сумеем сформировать революционный авангард рабочих?
А
как мы сделаем революцию без рабочего класса? А как рабочий класс сделает
революцию без авангарда? В конечном итоге, Национальное Руководство вынесло
своё решение: просьба Генерала состоит в том, чтобы мы не делали Революцию.
Генерал «вступил в сговор» с целью помешать программе Освобождения. Генерал
Перон – предатель Революции.
Я не
знаю, в таких ли терминах квалифицировалось предложения Перона, внесённые на
встрече 6 сентября, или нет. Только Фирменич знает это. Может быть, ещё Вака
Нарваха, возможно, Пердиа. Сегодня и Фирменич, и Вака Нарваха, и Пердиа успешно забыли
(а, скорее всего, – делают вид, что забыли) о той встрече, поставившей крест на
«историческом» движении «Монтонерос». Если сегодня спросить у Фирменича, что он
обсуждал со своими товарищами на встрече 6 сентября 1973 года, он лишь
открывает рот и делает удивлённое лицо: «Какая
встреча?...Я не помню».
Я
спрашиваю: действительно ли 6 сентября в умах этих руководителей родился план
убийства Руччи, символизировавшего для них всю профсоюзную бюрократию,
оттеснившую генерала от Революции? Не знаю. Я знаю, что за несколько дней до
бойни в «Эсейсе» один из товарищей FAR случайно столкнулся с Руччи возле его дома и с тех пор
«Вооружённые Революционные Силы» начали следить за ним, дабы выяснить его связи
с профсоюзной бюрократией. Я знаю, что непосредственное планирование этой
операции началось за три недели до того, как Руччи был убит. Я знаю, что
толстяк Фернандо Сааведра – бывший руководитель «Оборванцев» и исключительно
честный человек, - был назначен руководителем этой акции. Знаю так же, что
Сааведра всеми силами протестовал против этого шага. Один его приятель
рассказывал мне, что когда Фернандо не удалось убедить руководство в
ошибочности этого мероприятия, Сааведра, не желавший предавать нашу Организацию
и нашу Церковь, которым он остался верен до самой своей смерти, за неделю до
осуществления акции, намеренно молотком сломал себе щиколотку и не участвовал в
этом позорном деле.
Так
же мне рассказали, что проект убийства Руччи вызвал ожесточённую полемику
внутри руководства и был в одностороннем порядке одобрен одним из его членов:
Хулио Роке, шестым по счёту в иерархии Организации. Не знаю, было ли убийство
Руччи ответом Перону на предложение о будущем Организации и Движения. Но,
взглянув субъективно, я заключаю, что смерть руководителя Всеобщей Конфедерации
Трудящихся, являлась продуктом долгого процесса, который начался на шоссе
Рикьери, в нескольких километрах от аэропорта «Эсейса», по которому ночью 20
июня 1973 года во главе побеждённой «армии» катил автобус, на крыше
которого сидел хмурый, злой и разочарованный Фирменич.
Убийство
Руччи являлось декларацией войны. Против Перона и верных ему секторов
перонистского движения. Против всех «заговорщиков». И хотя в политике
практически все вопросы можно решить с помощью слов, практически всегда можно
вернуться назад и исправить свои ошибки, к убийству Руччи это не относится.
Потому
что, сразу же после убийства, закипели страсти: ненависть жертв и презрение
палачей. Руководство «Монтонерос», когда оно узрело ужасные последствия этого
акта и попыталось исправить допущенные ошибки, потерпело фиаско: отсутствие
самокритики, которая могла бы привести к каким-то изменениям, дополнялось
неискренностью и лицемерием: руководство объявило Организацию непричастной к
смерти профсоюзного руководителя.
Со
своей стороны Перон был поражён не столько от боли, сколько от обиды: его
сыновья, которым он хотел оставить своё наследство, отвергли его и превратились
в убийц и палачей. Он захотел принести пользу отечественной экономике,
посредством Социального Пакта, но Фирменич убил Руччи. Он захотел объединить
аргентинцев, но Хосе Лопес Рега основал «Тройное А» (Allianza Anticommunista
Argentina – Аргентинский Антикоммунистический Альянс) и вскоре завертел
круговорот братоубийственной войны «правых» против «левых», попытавшись
уничтожить Иполито Солари Иргойена. Он хотел поднять экономику внутреннего
рынка с помощью своего близкого соратника Хосе Хельбарда, но военные совершили
переворот, отстранив ненавистного «агента Москвы и Коммунистической Партии» от
управления национальной экономикой.
В
конце концов, неспособный разрешить все противоречия, вызванные его
возвращением из ссылки, Перон умирает. Время летело, и, когда мы поняли и
осознали свои ошибки, Перон уже ушёл в вечность. Вместе со своим народом он
смотрел на нас издалека. Смерть Генерала окончательно закрыла дорогу назад.
Если бы «Старик» прожил на несколько месяцев дольше, - вполне может быть, -
«Монтонерос» смогли бы вновь найти взаимопонимание с ним. Но он умер. И уже
ничего нельзя было вернуть.
1. Речь
идёт о расстреле 20 июня 1973 года боевиками правых перонистских группировок в
аэропорту «Эсейса» многотысячной толпы, собравшейся для встречи вернувшегося из
мадридской ссылки генерала Перона. Тогда, по официальным данным, в ходе многочасовых вооружённых столкновений между правыми и левыми перонистами погибло 13
человек и 365 получили ранения.
2.
Убийство генерального секретаря ВКТ Хосе Игнасио Руччи произошло 25 сентября
1973 года.
José
Amorín. «Montoneros. Una Buena historia»
