23. Эпилог
Остаётся только, в виде эпилога, попытаться сделать выводы,
окинуть взглядом поле боя, обозначить действия различных факторов и высказать
мнение по поводу будущего Конголезской Революции.
Я делаю особый акцент на области, которая формирует
Восточный фронт из-за того, что она наиболее известна мне, а так же для того,
чтобы избежать обобщения опыта в столь многообразной стране, какой является
Конго.
Географическая позиция, в которой мы находились,
характеризуется наличием огромной впадины, наполненной водами озера Танганьики,
площадью в 350 000 квадратных километров и в среднем шириной в 50
километров. Озеро отделяет Танзанию и Бурунди от территории Конго; на каждой
стороне этой впадины возвышается цепь гор – одна является частью
Танзании-Бурунди, а другая – соответственно, Конго. Эта последняя, средняя
высота над уровнем моря которой составляет 1500 метров (само озеро расположено
на высоте 700 метров над уровнем мирового океана), простирается от окрестностей
Альбервиля на юге, занимая всю территорию борьбы, и заканчивается в Букаву на
севере, нисходя до холмов тропической сельвы. Ширина горной системы
варьируется, но мы можем оценить эту зону в среднем шириной в 20 или 30
километров; имеются два наиболее высоких хребта, крутых и лесистых, - один на
юге, а второй на западе, - со вписанным между ними волнообразным плато,
пригодным для сельского хозяйства и животноводства – этим занимаются
преимущественно пастухи из руандийских племён, традиционно промышляющие
разведением крупного рогатого скота. На западе горный пик спускается к большой
равнине, расположенной на высоте около 700 метров над уровнем моря, которая
принадлежит бассейну реки Конго. Это что-то вроде саванны, с тропическими
деревьями, пастбищами и естественными лугами, которые прерывают хребты; такое
же положение наблюдается и вблизи гор, однако, углубляясь в западном
направлении, мы увидим, что область Кабамбаре имеет уже полностью тропические
характеристики, здесь густые заросли.
Горы поднимаются прямо от озера и создают пересечённые
условия на всей территории военных действий; небольшие равнины благоприятствуют
десантным высадкам и последующему пребыванию войск вторжения, но делают очень
трудным защиту в случае, если не заняты прилегающие высоты. Наземные маршруты
кончаются на юге в Кабимбе, где располагалась одна из наших позиций, на западе
горы ограничивают маршрут трассой из Альбервиля в Люлимбу-Физь, а из этого
последнего пункта выходят дорога в направлении Букаву, одно ответвление которой
ведёт в Муенга, а другое проходит по берегу через Бараку и Увиру. Из Люлимбы
дорога поднимается в горы, что очень удобно для засадного типа войны, хотя в
меньшей степени часть её пересекает равнину, относящуюся к бассейну реки Конго.
Дожди очень частые, ежедневные в период с октября по май, но
практически отсутствуют между июнем и сентябрём, хотя в этот последний месяц
уже выпадают кратковременные осадки. В горах дождь идёт всегда, но с небольшой
частотой в сухие месяцы. На равнине процветает охота на многочисленных
животных, типа оленей, в горах можно охотится на буйволов, но не очень многочисленных,
а так же слонов и обезьян; последние распространены в огромном количестве.
Обезьянье мясо съедобное, более-менее вкусное; у слона мясо резиновое, жёсткое,
но измученный голодом съест его с аппетитом. Основными продуктами являются
маниок и кукуруза, составляющие базовые элементы ежедневного питания, а так же
извлекаемое из пальм масло. Имеется множество домашних коз и птицы; кое-где
разводят свиней. С некоторыми трудностями, партизанские войска, не имеющие
оперативной базы, могут найти пропитание в регионе действий.
К северу от Бараки-Физи произрастает большое разнообразие
культур, а немного к северу от Увиры расположен сахарный завод. В регионе
Кабамбаре-Касенго культивируется рис и арахис, ранее так же выращивался хлопок,
но в настоящее время он практически ликвидирован как культура; не имею
представления, каким было использование этого растения в сельскохозяйственной
сфере, но оно приносило выгоду капиталистам, обрабатывавшим хлопок на
современных станках, установленных в стратегических центрах страны иностранными
компаниями.
Озеро богато рыбой, но в последнее время лов практически не
процветает из-за ежедневных полётов военной авиации и курсирующих по ночам
судов диктатуры.
Для проведения анализа мы можем разделить человеческие
ресурсы, находившиеся на стороне революционных сил, на три группы: крестьяне,
руководители и солдаты.
Крестьяне объединены в различные племена, которых огромное
множество в этой зоне. Если взглянуть на доклад, в котором вражеская армия
излагала свой план генерального наступления, можно заметить что, в каждом
случае, определяется племя, к которому принадлежать люди региона, что является
важным фактором для политической работы. Отношения между племенами, как
правило, дружелюбные, но никакого абсолютного братства быть не может, а между
некоторыми племенными группами существует серьёзное соперничество. Между
руандийцами и остальными конголезскими племенами этот феномен можно хорошо
заметить, но так же можно увидеть чёткие признаки такого соперничества между
племенами, принадлежащими к этнической группе Нор-Катанга, которые занимали
южную часть нашей партизанской территории, и племенами, принадлежащими к
этнической группе провинции Киву, которые занимали северную часть; наиболее
заметными представителями этих групп были Кабила с одной стороны и Сумиало с
другой.
Крестьянство предстало перед нами как одна из наиболее трудных
и увлекательных проблем народной войны. Во всех освободительных войнах этого
типа можно узреть, в виде основной её особенности, земельный голод, грандиозную
нищету крестьян, эксплуатируемых латифундистами, помещиками и феодалами, и, в
некоторых случаях, капиталистическими компаниями; в Конго ничего этого не
происходило, по крайней мере, на нашей территории, а возможно и на всей
территории страны; страна имеет лишь 14 миллионов жителей, разбросанных на
территории в 2 миллиона квадратных километров, то есть, здесь минимальная
плотность населения и очень плодородные обширные земли. На восточном фронте не
было земельного голода, не было индивидуальных земельных наделов, а в тех
местах, где культивировались овощи и фрукты, простая договорённость
гарантировала, что продукт будет принадлежать производителю. Не практиковалась
защита имущества от злоумышленников; только овощи брались под охрану, дабы
защищать их от вредоносных нападок коз и прочей живности. Понятие собственности на землю во
всех регионах, которые мы посещали, практически отсутствует, а безграничные
просторы, охватывающие бассейн реки Конго, предлагают возможность всем, кто
хочет работать, присваивать землю и производимые ею продукты безо всяких
условий. Я знаю, что в северной части, в зоне Букаву, феодализм более развит и
там имеются настоящие сеньоры землевладельцы со своими рабами, но в горной
части, где мы проживали, независимость крестьян была полной, и ничего подобного
не происходило.
Как можно квалифицировать степень развития этих племён?
Необходимо было бы сделать более глубокое изучение, чем то, которое мы имели
возможность провести, со множеством более детальных сведений, разделив их на
субрегионы, поскольку очевидно, что исторические, социальные и природные
условия каждого региона наложили свой отпечаток на развитие этих племён. В
кочевых племенах, как мне кажется, заметны черты примитивного коммунизма; в то
же время присутствуют следы рабства, особенно проявляющиеся в отношении к
женщине, хотя мы не видели того же самого по отношению к мужчине. Женщина
является товаром, предметом купли-продажи, и количество этого товара в
индивидуальной собственности в данном регионе не ограничено никакими законами
или соглашениями; экономический потенциал каждого мужчины определяется
количеством женщин, которых он способен содержать. После покупки женщина
переходит в абсолютную собственность своего хозяина, мужа, который, как
правило, в домашнем и сельском хозяйстве не работает, или работает очень
немного, исполняя такие задачи, как охота, в которой, однако, его так же
сопровождает женщина, активно участвующая в процессе поимки зверя. Женщина
отвечает за работу на земле, за перевозку фруктов и овощей, приготовление еды, воспитание
детей; она является настоящим домашним животным. Феодализм, как я уже сказал,
наблюдается в северных регионах сектора, а не здесь, где нет собственности на
землю. Деятельность капитализма поверхностна, без доминирования над всей
панорамой, и осуществляется посредством мелких коммерсантов, работающих на
периферии и с помощью введения того, что мы называем, вслед за американцами,
демонстрационным эффектом, с заменой некоторых предметов, использующихся
крестьянами; например, алюминиевая кастрюля заменяет глиняную, копьё, сделанное
промышленным путём заменяет копьё, сделанное вручную дома или в местной
мастерской, некоторые ткани и современные платья так же используются
крестьянами и можно увидеть радио даже в очень небогатых домах. Обмен на
продукты сельского хозяйства или охоты позволяет крестьянам приобретать
промышленные товары.
Раньше, через посредников, они трудились в качестве рабочих
на добыче золота в реках, спускающихся с гор к бассейну реки Конго. Ещё можно
видеть траншеи, выкопанные для этих целей, но потом все работы были заброшены.
Некоторые растительные культуры, такие как хлопок, принимаются в
капиталистическое обращение посредством его трепания и прессования с помощью
современных станков. Здесь нет текстильных предприятий, которые встречаются в
Альбервиле; нет промышленных рабочих (за исключением сахарного завода, о
состоянии которого я ничего не знаю), и не видно никаких признаков наёмного
труда; крестьянин отдаёт свой труд армии, а всё остальное время посвящает
охоте, рыболовству и сельскому хозяйству; остатки продуктов от этой
деятельности продаются за деньги. Конголезские деньги действительно являются
мерой стоимости, но они не проникают вглубь производственных отношений.
Империализм лишь периодически подаёт признаки жизни в этом
регионе; его интересы в Конго базируются главным образом на огромных
стратегических запасах минералов Катанги, где существует промышленный
пролетариат, на запасах алмазов в той же Катанге и Касаи, и на оловянных
месторождениях, расположенных недалеко от нашего региона, но не конкретно в
нём. Некоторый интерес представляют агрокультуры, хлопок, арахис и до
определённой степени пальма, из которой добывается масло, но и здесь сбор и
обмен носит примитивный характер.
Что может предложить Освободительная Армия крестьянству? Это
вопрос, который волновал нас всегда. Мы не можем говорить здесь об аграрной
реформе, о собственности на землю, потому что там она принадлежит всем; мы не
можем говорить о кредитах и ссудах для приобретения сельскохозяйственных
орудий, потому что крестьяне сыты тем, что выращивают и добывают со своими
примитивными инструментами, а физические условия региона не способствуют
чему-то большему; необходимо было искать методы убеждения в необходимости
приобретать продукты крупной промышленности, которые, очевидно, крестьяне были
готовы принять и оплачивать, но это привело бы к необходимости упорядочивания
товарного обмена; но, в тех условиях, в которых развивается борьба, мы даже не
могли думать об этом.
Мы должны были разъяснять людям проблему эксплуатации,
жертвами которой стали они сами, но каким же был внешний вид этой эксплуатации
здесь? Очевидным являлось ужасное обращение правительственных солдат с
населением; можно указать, что в оккупированных вражеской армией зонах
множились изнасилования, убийства мужчин, женщин и детей, людей силой
заставляли приносить еду и оказывать другие услуги. Фундаментальным аспектом
этой эксплуатации было отрицание самой человеческой личности, вплоть до её
физического уничтожения, поскольку эта армия, как и любой современный организм,
имела свою организованную логистику, предвидя недостаток снабжения или
враждебность населения.
С другой стороны, что было предложено? Защиту, как мы видели
на всём протяжении этой истории, революционные силы предоставляли очень ограниченно.
Обучения, которое является великим двигателем объединения общества, вообще не
было предложено. Медицинские услуги оказывали лишь единичные кубинцы,
страдавшие от отсутствия медикаментов, и достаточно примитивная
административная система, не обладавшая стабильной медицинской организацией.
Полагаю, что требует гораздо более глубокого осмысления и исследования эта
проблема революционной тактики, предлагавшая введение несуществующих
производственных отношений, которые вызвали бы у крестьян земельный голод.
Крестьянство является главной общественной стратой этой зоны; здесь нет
промышленного пролетариата, а мелкая буржуазия и средние классы развиты очень
слабо.
Какие лидеры руководят Революцией? Мы можем разделить их,
для лучшего описания, на руководителей национального и местного уровней.
Командующими национального уровня, с которыми мне довелось познакомиться,
являлись, в первую очередь, Кабила и Масенго. Кабила без сомнения единственный
из них, кто обладает ясным сознанием, способный к логическому размышлению,
обладающий характером руководителя; одним своим присутствием он способен
принудить к верности или, по крайней мере, к подчинению, умеет напрямую
общаться с населением (что происходит, однако, очень редко), короче, это лидер,
способный мобилизовать массы. Масенго это очень слабохарактерный индивидуум, не
знакомый с искусством войны, не обладающий организационными навыками, который
сломался под натиском бед. Главная его отличительная особенность –
экстраординарная лояльность Кабиле. Кроме того, он демонстрировал желание
продолжать борьбу за пределами вероятных сценариев её развития, даже вопреки
мнению подавляющего большинства своих сторонников. Было бы несправедливым
требовать от него большего; он сделал всё, что было в его силах.
Среди всех руководителей различных секций Генерального Штаба
и так называемых бригадных командиров я не могу выделить никого больше, кто бы
мог претендовать на роль национального лидера. Единственным, кто имел потенциал
будущего развития, являлся товарищ Муюмба, который всё ещё находится в Конго,
но мы не знаем, где и как. Это молодой человек, по-видимому, интеллигент,
решительный, по крайней мере до того момента, пока он оставался в нашем поле
зрения, но больше о нём я ничего не могу сказать.
Из национальных лидеров Конго неизвестной величиной является
генерал Мулеле, фактически фантом; он не появлялся на собраниях и не выезжал за
пределы своего региона после начала восстания. Много признаков указывают на то,
что это незаурядный человек, но его представители, или те, кто претендовал на
роль его представителей, демонстрировали все негативные характеристики,
присущие своим коллегам, - членам комиссий и различных секторов
Освободительного Движения, бродящим по миру, проворачивая аферы под флагом
Революции.
Среди людей, которые добились некоторого престижа в эти
времена, был генерал Оленга, чья история была передана устами Киве, и в этих
повествованиях демонстрируется, независимо от того, правдивы они или нет, его
неспособность на жертвование чем-либо, в результате чего он в течение месяцев,
превратившихся затем в года, жил в качестве ссыльного генерала, став
своеобразным мифологическим персонажем Революции. Другие делали то же самое,
являясь политическими руководителями, но Оленга был генералом, руководящим
своими операциями в Конго с помощью телепатии из Каира или какой другой
африканской столицы.
Другим является Сумиало, который, считаю, очень полезен в
качестве среднего руководителя Революции. Хорошо сориентированный и
контролируемый, он мог бы приносить некоторую пользу, будучи президентом
Верховного Революционного Совета; его главные функции заключаются в том, чтобы
путешествовать, хорошо жить, давать сенсационные пресс-конференции и ничего
более. Его борьба с Кабилой, в ходе которой обеими сторонами использовалось множество
трюков и уловок, так же способствовала более скорому крушению восстания.
О Гбенье вообще не стоит говорить; это просто агент
контрреволюции.
Вполне возможно, что имеются какие-нибудь молодые люди,
обладающие лидерскими качествами и истинным революционным духом, однако я их не
знаю, а они до настоящего момента никак себя не проявили. Руководители местного
уровня делятся на две категории; командующих военными группировками и
крестьянских вожаков. Военные руководители назначаются посредством самых произвольных
методов, не имеют никакой подготовки, ни теоретической, ни интеллектуальной, ни
военной, ни организационной. Их единственная заслуга в том, что они оказывают
влияния на племена региона, в котором сами же и обитают, однако их легко можно
удалить лёгким движением руки без каких-либо потерь для Революции.
Местные крестьянские вожаки представляют собой «капитас»
(руководителей мелких деревень) и президентов; и те и другие были назначены на свои
посты старой администрацией Лумумбы или её правопреемниками, стремящимися таким
образом посеять ростки гражданской власти нового типа; однако, столкнувшись с
реальностью племенного уклада жизни, они избрали лёгкий путь, назначая
«капитас» и президентов из среды традиционных племенных вождей. Они не более,
чем переодетые касики, среди которых есть плохие и хорошие люди, более или
менее прогрессивные, более или менее проникнутые духом Революции, но они ещё не
достигли даже среднего уровня политического развития. Они контролируют группы
крестьян и несут ответственность за предоставление пропитания армии в походе,
за предоставление переносчиков тяжелых грузов, занимаются снабжением некоторых
вооружённых групп, остановившихся неподалёку, помогают в строительстве жилья и
т.д. Они очень полезные посредники для решений проблем подобного рода, но они
не осуществляют ни грамма политической работы.
Войска имеют своих политических комиссаров; титул,
скопированный с социалистических версий освободительных или народных армий.
Каждый, кто читал рассказы о работе политических комиссаров в любых
освободительных войнах, знает из этих повествований о героизме и духе
самопожертвования этих товарищей, чего мы так и не смогли увидеть в Конго.
Политический комиссар избирается среди лиц, имеющих какое-нибудь образование, -
почти всегда они владеют французским, - происходящих из мелкобуржуазных
городских слоёв. Их деятельность напоминает периодически включающийся
громкоговоритель; в определённый момент солдаты собираются вместе и комиссар
ответственен за то, чтобы «прокачать» их по поводу конкретных проблем; затем,
после официальной части, он свободен в средствах для продолжения устных
ориентаций. Ни комиссары, ни руководители, за редким исключением, не принимали
непосредственного участия в боевых действиях; заботясь о своих шкурах, они
имели лучшую еду и одежду, чем остальные солдаты, и часто уходили в отпуска и
отгулы, напиваясь в близлежащих деревнях губительным самогоном «помбе».
Политический комиссар, в тех условиях, в которых функционирует этот институт в
Конго, является настоящим пройдохой от Революции, и он так же может быть удалён
безо всяких пагубных последствий, но правильнее было бы развивать сознание
подлинных революционеров для занятия этих должностей, важнейших для народной
армии.
Солдаты набраны из крестьян, - безо всякого отбора, -
охваченных желанием иметь форму, оружие, иногда даже обувь, и некоторый
авторитет в регионе, они развращены бездействием и привычкой командовать и
повелевать крестьянами, преисполнены фетишистских концепций о смерти и
противнике, не имеют никакого политического образования. Таким образом, они не
имеют ни революционного самосознания, ни перспектив на будущее, ни кругозора,
выходящего за пределы традиционного порядка и территорий проживания
собственного племени. Недисциплинированные, не желающие работать, не имеющие
боевого духа и духа самопожертвования, не верящие своим же собственным
командирам (которые для них становятся примером обладания женщинами, самогоном,
лучшей едой и, наконец, некоторыми маленькими привилегиями), не осуществляющие
никаких акций, способствующих саморазвитию, - если только не считать такими
акциями бессмысленные убийства людей, - не обучающиеся ничему; за всё время
нашего пребывания в Конго, бойцы не осуществляли никаких занятий, за
исключением построения. С учётом всех этих характеристик, революционный
конголезский солдат является наихудшим примером бойца, с которым я до сих пор
имел возможность встретиться.
Даже обладая полной поддержкой командиров, сформировать из
подобного индивидуума революционного солдата являлось сложнейшей задачей;
учитывая никчёмность высшего командования и противодействие местных
«генералов», эта деятельность превратилась в наиболее неблагодарное из всех
наших затей, и все наши усилия с треском провалились.
Среди политических комиссаров и некоторых инструкторов по
обращению с оружием было множество курсантов, приехавших из социалистических
стран, где они проходили шестимесячный курс обучения. Наиболее многочисленны
были студенты из Болгарии, Советского Союза и Китая. На этих бойцов так же было
нельзя положиться; предварительный отбор для поездки за границу был сделан
очень плохо, и лишь случайно среди них можно было обнаружить подлинных
революционеров или, по крайней мере, людей, испытанных в борьбе. Преисполненные
самонадеянности, они проповедовали очень развитую концепцию, гласившую, что
весь персонал революционного войска должен заботиться о «кадрах» (то есть, о
них самих), и идею, ясно выражавшуюся в их действиях и поступках, того, что
Революция им крайне обязана лишь потому, что они соизволили обучаться за
рубежом некоторое время, и теперь, когда они, благородно жертвуя собой, прибыли
сюда, Революция должна им отплатить. Они практически не участвовали в боевых
действиях; они могли быть инструкторами, - для чего не были достаточно
квалифицированы, за исключением единиц, - или же могли создавать параллельные
политические организации, называвшие себя марксистско-ленинскими, но на деле
ведущие к углублению расколов и конфликтов. Считаю, что большая часть этих
неприятностей проистекает из-за отсутствия предварительной селекции, поскольку
хорошее образование чрезвычайно развивает индивидуума с проснувшимся сознанием.
Но у этих революционеров, одомашненных и привыкших к удобствам, единственным,
что развивалось в течение шестимесячного пребывания в социалистических странах,
были амбиции, желание достичь высоких постов, опираясь на свои колоссальные
знания. А на фронте получала развитие тоска по старым добрым временам,
проведённым за границей.
Возникает вопрос, что осталось после нашего поражения? С
военной точки зрения, ситуация не так страшна; пали в руки неприятеля некоторые
небольшие селения, являвшиеся базами нашей армии, однако вокруг них продолжают
действовать незатронутые войска, с меньшим количеством оружия, с меньшим
количеством боеприпасов, но, в целом, невредимые. Вражеские солдаты не
оккупировали ничего больше, кроме территорий, по которым они наступали; это
правда. Но, с политической точки зрения, в Конго остались лишь группы
вооружённых людей, разрозненные, подверженные непрерывному процессу разложения,
из которых необходимо сформировать ядро или нечто такое, что позволит в будущем
выстроить партизанскую армию. В настоящее время наши силы остались в зоне
Физь-Барака, без постоянного контроля над территорией; в Увире, где они
контролируют трассу, идущую из Бараки в Букаву, - отличный участок, - и до сего
момента остаются более менее организованными; в Мукунди, где находится товарищ
Муюмба и то, что может стать зародышем организации с политическими целями
борьбы. В Кабимбе так же остались достаточно хорошо оснащённые войска, а в
горах Кабамбаре и Касенго должны оставаться вооружённые группы, хотя мы не
имели контакта с ними в течение долгого времени.
Важно отметить, что все эти группы имеют мало общего друг с
другом, практически не подчиняются приказам верховного командования, и их
кругозор не выходит за пределы района, в котором они обосновались. Таким
образом, речь не идёт об эмбрионах новой армии, но только об остатках старой. В
нашей зоне имеется около четырёх-пяти тысяч единиц огнестрельного оружия, розданного
безо всякого порядка в руки крестьян, которое не может быть легко собрано, а
так же спасено некоторое количество тяжёлых орудий, точное количество которого
я не могу указать. Если бы только в одном пункте появился только один
руководитель с необходимыми революции характеристиками, в скором времени
восточный фронт сумел бы занять те же территории, что были потеряны в
результате поражения. В последнее время такой человек появился в лице
конкурента Сумиало и Кабилы министра иностранных дел Верховного Революционного
Совета Мбагиры, находящегося в Увире, но мы не можем сказать о нём ничего
конкретного; только будущие события определят, действительно ли это способный
командующий, в котором так нуждается Конго.
Каковы особенности врага? Прежде, в виде объяснения, надо
сказать, что старая конголезская армия, оставшаяся в наследство от эпохи
бельгийского колониализма, изначально была лишена руководящих кадров, боевого
духа и образования, и поэтому неудивительно, что она была сметена революционной
волной; её деморализация достигла такой степени, что города сдавались без боя
(кажется абсолютно правдивым тот факт, что повстанцы-симба объявляли по
телефону о своём намерении войти в город, после чего правительственные войска
отступали). Перейдя в руки североамериканских и бельгийских инструкторов, она
приобрела характеристики регулярной армии, способной сражаться без внешней
помощи, хотя на последних этапах борьбы она была усилена белыми наёмниками.
Армия в целом неплохо обучена, имеет подготовленные и дисциплинированные кадры.
Белые наёмники сражаются толково, - по крайней мере, до сих пор они не были
биты, - и чёрные сражаются месте с ними. Вооружение армии, на данный момент, не
представляет собой ничего особенного; оружием, которое показывало наиболее
эффективный результат, являются торпедные катера, препятствовавшие передвижению
по озеру; авиация, о которой я упоминал неоднократно, является устаревшей и не
очень эффективной, а вооружение пехоты только в последние месяцы начало
обновляться.
В целом, Освободительная Армия оперировала гораздо лучшим
огнестрельным оружием, нежели армия Чомбе. Это невообразимо, но это правда; это
была одна из причин, почему патриоты не заботились о том, чтобы забирать ружья
убитых врагов, они относились с абсолютным безразличием к такому методу
самообеспечения.
Тактика противника была обычной для подобного типа войны;
авиационное прикрытие атак колонн на города и селения, патрулирование трасс с
помощью самолётов, и, в последний момент, когда стала очевидной деморализация
нашей армии, прямые атаки на горные бастионы посредством колонн, наступавших на
наши позиции и захватывавших их, правда, - и это факт, - без борьбы. Армии такого рода для снижения
боевого духа необходимо быть битой, и, благодаря географическим условиям, это
можно легко сделать, вооружившись правильной тактикой.
Теперь нужно сделать анализ нашей группы. Подавляющее
большинство бойцов были неграми. Это могло бы вызвать симпатию у конголезцев и
служить задачам единства, но этого не произошло; не могу сказать, что чёрный
или белый цвет кожи оказывал большое влияние на наши отношения; конголезцы
умели различать личные характеристики каждого из нас, и только в моём случае, я
подозреваю, иногда моё белое лицо оказывало какое-то влияние. Правда в том, что
наши собственные товарищи находились на очень низком культурном уровне и имели
относительно слабое политическое развитие. Они приехали, как всегда бывает в
таких случаях, преисполненные оптимизма и искреннего стремления сражаться,
надеясь пройти триумфальным шагом по Конго. Были такие, которые, прежде чем
начать борьбу, объединились, заявляя, что Тату очень далёк от реалий войны, что
он из чувства такта, оценив соотношение сил, не позволит им сделать всё основательно; что они прибудут
в Конго в одном месте, а уедут из другого. Страна будет освобождена, мы сможем
вернуться в Гавану.
Я всегда предупреждал, что война продлится три или четыре
года, но никто этому не верил; все предавались мечтам о триумфальном походе,
прощаниях с торжественными речами и великими почестями, наградах и о Гаване.
Реальность их отрезвила; отсутствовала еда, много дней они не ели ничего, кроме
маниока без соли, или «букали»; не было медикаментов, иногда одежды и обуви, а
то, о чём я мечтал, - о единении наших опытных парней, обладающих воинской
дисциплиной, с конголезцами, - так никогда и не удалось достичь.
Никогда не удалось добиться необходимой интеграции, и это
нельзя объяснить различиями в цвете кожи; наших негров нельзя было отличить от
конголезских товарищей, и, тем не менее, однажды я услышал, как один из них,
говоря о конголезцах, просил: «Пришли-ка мне двух из этих чёрных сюда».
Мы были иностранцами, были высшими людьми, и достаточно
часто заставляли конголезцев ощущать это. Конголезец, до крайности
чувствительный из-за унижений, перенесённых от рук колонизаторов, замечал
презрительные жесты в общении с кубинцами и глубоко оскорблялся. Так же не
удалось добиться того, чтобы еда распределялась с абсолютной справедливостью,
и, хотя необходимо признать, что большую часть времени мы, кубинцы, несли на
своих плечах все тяжести военных грузов, как только возникала возможность
перебросить пожитки на какого-нибудь конголезца, это делалось безо всяких
раздумий и сантиментов. Сложно объяснить это противоречие, поскольку речь идёт
о субъективных интерпретациях и тонкостях, но был один простой факт,
проливающий свет на эту ситуацию: я не мог добиться, чтобы конголезцев называли
«конголезцами»; они в устах кубинцев всегда были просто «конгос» - прозвище,
которое кажется более простым и интимным, но в то же время содержит немалую
дозу язвительности. Другим барьером был язык; для такой группы как наша,
погруженной в конголезскую массу, трудно было работать без знания языка этой
массы. Некоторые из тех, кто с самых первых моментов проживал вместе с
конголезцами, очень быстро научились говорить и в темпе освоили базовый
суахили, - то есть, половину языка, - но таких было мало, и постоянно возникала
опасность неправильного толкования, которое могло испортить наши отношения или
ввести нас в заблуждение.
Я пытался описать процесс разложения нашего войска в том
виде, в котором это и произошло; процесс был медленным, но постоянно
прогрессировавшим; постепенно накапливалась негативная энергия, готовая
прорваться наружу в моменты тяжёлых поражений. Такими кульминационными моментами
были: поражение на Фронте Форс; последующее дезертирство конголезцев во время
засад в Катенге, где оставалось множество наших больных; моя личная катастрофа
во время переноса раненого Бахазы, что происходило при очень небольшом
сотрудничестве конголезцев; окончательное бегство наших союзников. Каждый из
этих моментов сигнализировал об увеличении деморализации и нежелании наших
войск продолжать борьбу.
В конце концов, наши бойцы заразились духом озера; они
стремились на родину, мечтая о возвращении, и, в общем, демонстрировали
нежелание жертвовать своими жизнями во имя спасения или развития Революции. Все
хотели добраться до другого берега, спасительного берега. Дисциплина
деградировала до такой степени, что происходили поистине гротескные эпизоды, достойные
самого сурового наказания в отношении виновных.
Если бы мы сделали то, что именуется беспристрастным
анализом, мы бы обнаружили, что оснований для деморализации кубинского войска
было более чем предостаточно, но в то же время было множество товарищей,
которые сохранили если не боевой дух, то дисциплину и ответственность до конца;
если я и делаю упор на наших слабостях, то лишь потому, что считаю, что
наиболее важным из нашего конголезского опыта является анализ краха. Это
произошло под воздействием серии неблагоприятных событий. Проблема в том, что
трудности, с которыми мы должны были столкнуться, будут неизбежно возникать на
начальных этапах борьбы в Африке, поскольку они характерны для стран с очень
низкой степенью общественного и политического развития. Один из наших товарищей
беззаботным тоном как-то сказал, что в Конго созданы все «антиусловия» для
Революции; в этой шутливой фразе есть доля правды, если смотреть на проблему с
позиции зрелой революции, однако глина, в которую мастер должен вдохнуть
революционный дух, имеет базовые характеристики, очень схожие с теми, что имели
крестьяне Сьерра-Маэстры на первых этапах нашей Революции.
Нам важно установить, какие условия, каких качеств мы должны
требовать от бойца для того, чтобы он сумел справиться с душевными травмами, нанесёнными
суровой и неблагополучной реальностью, с которой ему придётся столкнуться.
Думаю, что предварительно кандидаты должны пройти строгий отбор, или скорее,
процесс предварительного разочарования. Как я уже сказал, никто не верил в
предупреждения, что для триумфа Революции потребуется от трёх до пяти лет;
когда реальность доказала это, произошёл серьёзный внутренний провал, крах
мечты. Революционные солдаты, которые будут переживать подобный опыт, должны
начинать борьбу безо всяких фантазий, оставив всё, что являлось их жизнью и
желаниями позади, как уже заведомо потерянные вещи, и приступать к делу с
революционной решимостью, намного превосходящей норму, вооружённые практическим опытом, накопленным в борьбе, высоким
политическим уровнем развития и твёрдой дисциплиной. Процесс инкорпорации
должен двигаться постепенно, начиная с маленькой, но стальной группы, дабы
можно было осуществлять непосредственный выбор новых бойцов, отсекая всех тех,
кто не соответствует требуемым качествам. В такой форме можно увеличивать
кадровый состав, не ослабляя основного ядра, и, в том числе, формировать свои новые кадры уже в самой
повстанческой зоне принимающей стороны; мы не просто учителя, мы содействуем
строительству новых революционных школ.
Другая трудность, с которой мы столкнулись, и которой должно
уделяться особое внимание в будущем, касается базы поддержки. Достаточно
большие суммы денег бесследно исчезали в глубоких карманах, а количество
продуктов питания и военных материалов, пребывающих к экспедиционному корпусу,
было бесконечно малым. Первое условие; командование должно обладать бесспорным
и абсолютным авторитетом в оперативной зоне, строго контролировать базу
поддержки, не обращая внимания на естественный контроль, осуществляемый высшими
центрами Революции, а выбор кадров для исполнения этих задач должен быть
осуществлён задолго до этого. Необходимо понимать, что обозначает одна пачка
сигарет для человека, который находится в засаде, не делая абсолютно ничего, в
течение 24 часов, и нужно понимать, насколько дёшево стоят сто пачек сигарет в
день, по сравнению с ценой вещей, забытых или потерянных в ходе неудачной
акции.
Более серьёзного и детального обзора требует моё личное
участие в кампании. Углубившись насколько возможно в своём самокритичной анализе, я пришёл к
следующим выводам; с точки зрения отношений с высшим руководством Революции, я
был связан с ним в несколько ненормальной форме, с самого моего въёзда в Конго,
и не был способен исправить этот недостаток. Мои отношения с людьми отличались
непоследовательностью; долгое время я придерживался позиции, которую можно было
бы квалифицировать как слишком снисходительную, но иногда я позволял себе очень
резкие и ранящие выпады, вероятно, из-за врождённых особенностей моего
характера; единственным сектором, в котором я вёл себя корректно и не испытывал
затруднений, было отношение с крестьянством, поскольку я больше привык к
политическому языку, к прямым объяснениям, воздействию личным примером, и
думаю, что добился некоторых успехов в этой области. Я так и не выучил суахили,
чтобы говорить на нём с достаточной скоростью и понимать его в достаточной
мере; этот дефект был, в первую очередь, обусловлен моим знанием французского,
который позволял мне общаться с руководителями, но вместе с тем я отрывался от
низов. Мне не хватило воли, чтобы осуществить необходимые усилия.
Что касается отношений с моими людьми, надеюсь, что я вёл
себя достаточно самоотречённо, дабы никто не мог обвинить меня ни в личностных,
ни в физических недочётах, однако две мои главные слабости в Конго были
полностью удовлетворены; и табака и литературы было в избытке. Неудобства,
связанные с разорванной обувью или грязной одеждой, или же с тем, что я
вынужден был кушать то же самое, что и бойцы и жить в тех же условиях, что и
они, я вообще не рассматриваю в контексте аспекта самопожертвования. Но прежде
всего, тот факт, что я уходил в чтение, скрываясь от ежедневных проблем,
отдалял меня от контактов с товарищами, не говоря уже о других чертах моего
характера, которые не способствуют сближению или тесному общению с людьми. Я
был твёрд, но не думаю, что чрезмерно жесток или несправедлив; я использовал
методы, которые не практикуются в регулярной армии, такие как оставление без
еды; это единственный известный мне способ эффективного воздействия в условиях
партизанской войны. Первоначально я хотел применять моральное принуждение, но
потерпел фиаско. Я пытался привить своим войскам ту же точку зрения, которой
придерживался и сам, и так же потерпел фиаско; я был не готов смотреть с
оптимизмом в будущее, которое скрывалось за густым серым туманом, окутавшим
настоящее.
У меня не хватило духа призвать своих людей к максимальному
самопожертвованию в решительный момент. Это был внутренний, психологический
барьер. Для меня было бы очень легко остаться в Конго; с точки зрения самолюбия
бойца – это было то, что необходимо было сделать; с точки зрения моей будущей
деятельности, даже если бы всё пошло наперекосяк, - в тот момент мне было
безразлично. Когда я взвешивал своё решение, против меня играло осознание того,
насколько лёгким было пойти на личное решительное самопожертвование. Думаю, что
я должен был сбросить балласт этого самокритического анализа, и навязать хотя
бы части бойцов решение остаться для этого последнего сражения; может быть,
таких было мало, но мы должны были остаться. Кроме того, у меня не хватало
смелости или дальновидности для того, чтобы перерезать пуповину, связывающую
кубинцев с побережьем озера, переместив их туда, где не ощущалось бы искушение
озера с его возможностями бегства перед лицом любого поражения.
Наконец, на мои отношения с войсками в последние дни, - что
я хорошо чувствовал, даже будучи предельно объективным, - накладывало отпечаток
прощальное письмо Фиделю. Это привело к тому, что товарищи стали воспринимать
меня, - как уже случалось много лет назад, когда я только появился в
Сьерра-Маэстре, - как иностранца, водящего дружбу с кубинцами; в тот момент это
было связано с моим приездом на остров, а теперь – с моим прощанием с Кубой. Мы
уже не имели общих точек соприкосновения, общих чаяний, от которых я, явно или
незримо отказался, и которые являются самыми священными для каждого отдельного
человека: семья, родина, среда обитания. Письмо, которое вызвало столько
положительных комментариев на Кубе, за пределами острова разделило меня с
бойцами-кубинцами.
Иной раз могут показаться необычными эти психологические
соображения при анализе борьбы, имеющей почти континентальный масштаб. Я
остаюсь верным своей концепции ядра; я был руководителем группы кубинцев, не
более чем отряда; и моя задача заключалась в том, чтобы быть настоящим
руководителем, ведущим людей к победе, которая могла стимулировать развитие
подлинной народной армии, но специфическая ситуация в то же время превратила
меня в солдата, представителя иностранного правительства, инструктора кубинцев
и конголезцев, стратега, политика высшего уровня, ориентирующегося в незнакомой
обстановке, и в Катона-Цензора, настойчивого и занудного в общении с
руководителями Революции. Хватаясь за столько нитей, я запутался в гордиевом
узле, который не решался разрубить. Если бы я был только солдатом, я мог бы оказывать большее влияние
на остальные аспекты моих сложных отношений. Я рассказывал, как дошёл до того,
что в моменты катастрофических бедствий озаботился о защите руководителя (себя
любимого), и как я не смог избавиться от субъективных соображений в момент
отступления.
Я был научен опытом Конго; были допущены ошибки, которые я
больше не повторю, есть те, которые обязательно повторятся, и безусловно будут
какие-то новые промахи. Я уехал из Конго, преисполненный, как никогда, верой в
метод партизанской борьбы, но тем не менее, мы проиграли. Моя личная
ответственность велика; я не забуду ни поражения, ни того, чему оно меня
научило.
Что ждёт Конго в будущем? Понятно, что победа, но она очень
далека. Освободительная война против колониальных держав нового типа должна
столкнуться с огромными трудностями в Африке. Фактически, нет ни одного
примера, который продемонстрировал бы различные фазы этой борьбы на пути к
победе; так называемая Португальская Гвинея является незаконченным
свидетельством народной войны, хорошо организованной, но ведущейся против
старого колониализма. Алжир не может рассматриваться как полезный пример для
наших целей, поскольку Франция сумела достичь неоколониальных форм, которые
могут быть названы типичными в рамках её колониального гнёта.
Конго является ареной самой жестокой и яростной борьбы за
освобождение, поэтому изучение данного опыта может дать нам полезные мысли на
будущее.
В отличие от Латинской Америки, где процесс неоколонизации
произошёл на фоне ожесточённых классовых столкновений, а местная буржуазия,
перед своей окончательной капитуляцией, принимала активное участие в
антиимпериалистической борьбе, Африка представляет собой континент, идущий по
пути, указанному империализмом; очень мало стран, которые обрели независимость
посредством вооружённой борьбы, освобождение большинства из них прошло в целом
гладко, словно сработал хорошо смазанный механизм.
Фактически только южный конус Африки остаётся по-прежнему
официально колонизированным, а вопль протеста против сложившейся ситуации,
вызывает быструю деградацию системы угнетения, по крайней мере, в португальских
колониях. В Южноафриканском Союзе проблемы иные. В африканской освободительной
борьбе продвинутые этапы этого процесса будут похожи на современные модели
народной борьбы. Проблема в том, каким образом достигнуть этого, и именно здесь
возникают вопросы, на которые я не в состоянии дать ответ; я мог бы высказать
лишь несколько мнений, являющихся продуктом моих слабостей и фрагментарного
опыта. Если освободительная борьба может быть успешной в нынешних условиях
Африки, является необходимым обновить некоторые схемы марксистского анализа.
Что является основным противоречием эпохи? Если бы оно
заключалось в противостоянии социалистических и империалистических стран, или в
противостоянии между империалистическими державами и их рабочим классом, роль
так называемого третьего мира была бы очень ограниченной. Однако, есть более
серьёзные основания полагать, что главным противоречием нашего времени является
противостояние наций-эксплуататоров и эксплуатируемых народов. Я нахожусь не в
тех условиях, чтобы попытаться проиллюстрировать этот факт, а так же то, что он
не противоречит характеристике эпохи, как эпохи движения к социализму. Это
заставило бы нас двинуться по второстепенным дорогам и потребовало бы обширных
данных и аргументов. Я оставлю это утверждение в форме предположения,
доказанного практикой.
Если это так, то Африка будет занимать ключевое место в этом
главном противоречии. Однако, учитывать в целом третий мир в виде одного актёра
мирового спектакля неверно, поскольку в данный исторический момент существуют
градации между странами и континентами. Сделав поверхностный анализ, мы можем
сказать, что Латинская Америка в общем достигла той точки, в которой классовая
борьба усиливается, а национальная буржуазия полностью капитулирует перед
империалистическими державами, так что в будущем, в краткосрочной исторической
перспективе, освободительная борьба здесь увенчается революцией
социалистического типа.
В Азии мы наблюдаем тот же процесс, хотя картина намного
сложнее: имеются империалистические колонизированные страны, такие как Япония;
социалистические страны большого значения, такие как Китай, а так же
империалистические марионетки, очень крупные и опасные, обосновывающие свои
претензии прошлым историческим престижем, такие как Индия. Тем не менее, в
странах, которые мы можем отнести к категории, где велика вероятность начала
освободительной войны, национальная буржуазия ещё не исчерпала своей роли
противника империализма, хотя быстрый прогресс в этом отношении налицо. Это
страны, только что добившиеся свободы, или же те, которые не имеют даже
фиктивной свободы, которой Латинская Америка пользуется уже без малого сотню
лет, и понадобится время, чтобы неизбежность Революции проявилась в полной
красе.
В Африке, и, прежде всего, в Чёрной Африке, называемой так
из-за цвета кожи её обитателей, можно обнаружить и отголоски примитивного
коммунизма, и, - в некоторых определённых местах, - промышленный пролетариат, и
развивающуюся буржуазию. В соответствии с новой схемой действий империализма,
не существует никакой оппозиции между национальной буржуазией и неоколониальными
державами. Каждая отдельная страна, сформулировав свой проект освободительной
борьбы, должна рассматривать в качестве врагов прежде всего империалистов,
слои, на которые империализм опирается (такие, например, как колониальные
армии, оставленные в наследство, и, что более опасно, пронизанные колониальным
менталитетом офицеров) и всех местных нуворишей, импортёров и промышленников,
тесно связанных с монополистическим капиталом.
В этих условиях, классом, который возглавляет борьбу против
иностранных держав, является мелкая буржуазия. Но, что представляет собой
мелкая буржуазия в африканских странах? Это общественный слой, который,
обслуживая империализм или неоколониализм, осознал некоторые ограничения,
которые они накладывают на развитие подконтрольных стран или на человеческое
достоинство их обитателей. Представители этого класса посылают своих детей
учиться в метрополии, - страны с более высоким уровнем образования, дающие
больше возможностей для развития, - а так же, на этом новом этапе, в социалистические
страны. Очевидно, что как слой, ответственный за руководство народной борьбой,
мелкая буржуазия чрезвычайно слаба. Есть ещё крестьяне, разделённые в Конго,
как я уже говорил, на бесконечные племенные группы, большие и маленькие, чьи
узы тем сильнее, чем меньше территория, которую они занимают; то есть,
существуют большие племена, среди которых мне известны Катанга и Киву,
принадлежность к которым уже является чем-то вроде «национальности», более
компактные территориальные группы и крайне малые группы племён, не выходящие за
рамки деревень.
Солидарность между деревнями, принадлежащими к одному
племени, очень тесная, солидарность между жителями деревни ещё теснее, но она
ограничена рамками, по крайней мере, в нашей зоне, простой натуральной жизни,
которую я уже описал. В других регионах крестьяне вынуждены накапливать
некоторые продукты, производимые
чудесной конголезкой природой, для продажи капиталистам – такие как
копал, слоновьи бивни, в прошлом орехи пальмового дерева и т.д. И это
определяет отношения иного рода, которые я внимательно так и не изучил. С
другой стороны, существуют группы развитого пролетариата в местах, где Рудный
Союз вынужден перерабатывать часть своего продукта в самом Конго. Поначалу, эти
люди привлекались к работам насильно, поскольку их примитивный, натуральный
образ жизни не требовал абсолютно никаких перемен в их собственном бытие;
теперь, кажется, несмотря на нищенскую зарплату (по европейским меркам) этот
пролетариат не является фактором недовольства. Может быть, рабочие тоскуют по
своей вольной жизни, но они уже не смогут отказаться от тех маленьких удобств,
которые даёт цивилизация. Опять же, я должен принести извинения за свой
поверхностный анализ, происходящий из фрагментарного практического опыта и
общих, довольно скудных сведений о социальной ситуации в Конго.
В любом случае, какой стратегии следует придерживаться?
Очевидно, существуют точки напряжения в городах: высокая инфляция,
реколонизация, сопровождающаяся выраженной дискриминацией, но теперь не негров
со стороны белых, но бедных негров со стороны богатых негров, и, таким образом,
происходит возвращение в деревни большого количества людей, ранее привлечённых
огнями больших городов. Эти недовольные могут вызвать ограниченные беспорядки,
но единственной силой, способной влиять на ситуацию, является бывшая колониальная
армия, распоряжающаяся доходными местечками и постоянно вторгающаяся в дела
государства, дабы сохранить или приумножить свои богатства.
Среди крестьянства царит абсолютная нищета; но эта нищета,
которая сейчас, в отличие от времён десятилетней давности, не несёт негативного
заряда. За исключением зон военных действий, крестьянин не чувствует жизненной
необходимости браться за оружие, ввиду объективно упадочных условий жизни. И
здесь стоит заметить, что, для реальной оценки объективных условий, гораздо
меньше интересен сравнительный уровень жизни народа по отношению к другим
народам, нежели сравнительный уровень жизни этого народа по отношению к самому
себе. Нищета наших крестьян в Латинской Америке является истинной по отношению
к самому крестьянству; усиливается эксплуатация, увеличивается нищета и голод;
в Конго, да и во многих других регионах, видимо дело обстоит иначе. Всё это
наводит на мысль о том, как трудно поднять страну, опираясь на типичные экономические лозунги; я уже
ссылался на основные из них: земля, это первое требование, приходящее на ум.
Полезным рычагом мобилизации являются родоплеменные связи, но в освободительной
войне на одном этом далеко не уедешь. Не могу сказать, является ли полезным или
необходимым опираться на данный фактор на первых этапах борьбы, но очевидно,
что если не будет уничтожена концепция племенных разделений, дальнейшее
наступление революции невозможно. Пока её сохраняют, пытаясь одновременно
переходить в наступление, одна племенная группа обречена на столкновение, но
уже не с армией угнетателей, а с соседним, менее развитым племенем. В деле
развития борьбы необходимо создавать племенные союзы, объединённые общими
интересами, поэтому чрезвычайно важным является поиск методов осуществления
этой задачи; партии или человека, который бы символизировал единство.
Крайне важным фактором в развитии борьбы является
универсальность, которую приобретают противостоящие концепции; очевидно, что
империализм побеждает в любой точке мира, где народная борьба приходит в
упадок; и точно так же он терпит поражение в любой части света, где власть в
свои руки берёт по-настоящему прогрессивное правительство. Осуществляя
социальный анализ, мы не должны рассматривать страны как огороженные со всех сторон
участки; так сегодня мы можем сказать, что Латинская Америка в целом является
континентом, подвергшимся неоколонизации, с преобладанием капиталистических
производственных отношений, несмотря на то, что мы можем обнаружить огромное
количество примеров феодальных отношений, и где борьба имеет ясный народный
характер, антиимпериалистический характер, то есть, антикапиталистическую, и, в
конечном счёте, социалистическую направленность. Таким же точно образом мы
можем допустить, что в Конго, как и в любой другой африканской стране, есть
возможность развития новых мировых идей, которые позволят нам увидеть нечто
совершенно новое, нечто, выходящее за пределы определённой зоны или региона, в
которых возникают концепции, предназначенные для собственного потребления.
Влияние социалистических идей должно достигнуть широких масс африканских стран,
но не как окаменевшая догма, а как адаптация к новым условиям, предлагающая
конкретные схемы улучшения, которые могут быть ясно поняты самими жителями
Для осуществления всего этого, было бы идеальным создание
по-настоящему общенациональной партии, имеющей опору в массах, партии с
надёжными и развитыми кадрами; такой партии в Конго не существует. Все движения
лумумбистской тенденции являются вертикальными структурами во главе с лицами
определённого интеллектуального развития, полностью захваченными
мелкобуржуазными кадрами - капитулянтами
и мещанами.
В условиях Конго новая партия, основанная на марксистском
учении, адаптированном к этим новым условиям, должна базироваться, по крайней
мере поначалу, на уважаемых фигурах, хорошо известных благодаря своей
честности, реальной приверженности новой конголезской гражданской нации, духу
самопожертвования, способности к руководству; такие теоретические персоны могут
быть выкованы в непосредственной борьбе.
Сегодня в Конго ещё остаётся товарищ Мулеле, осуществляющий
подпольную и неизвестную нам деятельность, и ещё можно работать в восточной
зоне, где родилась и сохраняется фундаментальная база партизанского действия,
представляющая собой бунт человека против угнетения, опыт борьбы с оружием в
руках, личную убеждённость в тех возможностях, которые открывает этот метод;
однако сейчас народ не верит в своих руководителей, и нет партии, которая могла
бы его направлять. Следовательно, основной задачей в данный момент является
развитие руководящей революционной партии общенационального масштаба, с
понятными народу лозунгами, с достойными уважения кадрами; а для этого
необходима руководящая команда, способная, героическая и трезвомыслящая. На
последующих этапах должны быть налажены связи с рабочими; это не значит, что мы
отрицаем так называемый рабоче-крестьянский альянс; поначалу партия будет
действовать как альянс крайне отсталого крестьянства, вооружённого идеологией
пролетариата. Затем этот индустриальный рабочий, привилегированный в своей
эксплуатации в нынешних условиях Конго, сомкнётся с партизанским движением
вследствие действий герильерос, катализирующих собственное рабочее вооружённое
действие; вооружённая пропаганда во вьетнамском стиле должна рассматриваться в
виде фундаментальной задачи на всём протяжении процесса развития.
Необходимо ещё раз отметить: партизанская война, народная
война, является войной масс; мы не можем поддерживать противопоставление,
возникающее иногда между массовой и партизанской борьбой (то есть, борьбой
избранных вооружённых бойцов); эта идея является ложной, ошибаются как
догматичные последователи стратегии, базирующейся на преобладании рабочего
класса, так и партизаны, рассматривающие свою деятельность как борьбу наиболее
решительных групп населения за завоевание власти. Главной задачей партизанской
войны является воспитание в массах осознания возможности триумфа, и в то же
время, демонстрация возможности нового будущего и необходимости радикальных изменений
для достижения этого будущего в процессе всенародной вооружённой борьбы.
Это обязательно будет затяжной войной, но нас не интересует
процесс, который начнётся после закрепления партизанского войска в сельских
районах и распространения войны на новые территории, что провоцирует новые
поражения врага; нам нужно знать, каким образом можно развивать эту борьбу
сейчас. Потому что сейчас мы находимся в моменте упадка и провала, но тем не
менее, в этой части Конго сохраняются все фундаментальные условия для
вооружённой борьбы: крестьянство, подвергающееся систематическим избиениям,
унижениям и оскорблениям, уже знает, что такое восстание, оно имеет опыт
вооружённой борьбы, имеет оружие, оно уже пребывало в состоянии войны.
Сегодня революционное движение разделено на автономные
группы во главе с местными командирами, лишённые осознания единства Конго, и
даже осознания Конго как нации; для этих людей их нация ограничена рамками
собственного племени. Поэтому является таким важным организация вооружённого
ядра (пусть даже только одного, но по-настоящему стального) из лучших бойцов,
руководствуясь тем, что не стоит увеличивать партизанское войско даже на одного
бойца, если боец этот своим присоединением не внесёт никакого качественного
изменения. Основываясь на этой позиции, вместе с деятельностью лидеров
партизанской войны, на территории, занимаемой герильей, начнётся рост сознания
народа, который должен вихрем вклиниться в размеренный ход истории посредством
осуществления вооружённой борьбы. От нынешнего примитивизма, близкого, в
некоторых случаях, к первобытному коммунизму, от рабства и феодализма, народ
должен перейти к более сложным концепциям. Вооружение этого народа должно
происходить постепенно, и с опорой на собственные силы. Само усилие является
фактором воспитания. Каждое оружие должно быть наградой бойцу и основным требованием для его получения является исполнение всех необходимых задач для
развития и укрепления народной армии; оружие является подтверждением статуса
народного бойца. Понятно, что для исполнения этой громадной и долговременной
задачи мы должны начать с чистки нынешних кадров; не нужно рассчитывать на них,
нужно начинать дело с группой верных людей, настолько малой, насколько это
необходимо, и настолько большой, насколько это возможно. Таким образом будут
воспитываться новые руководящие кадры, отшлифованные самопожертвованием и
сражением, прошедшие строгий отбор смерти на поле боя.
Ввиду сложившихся условий, является необходимым появление
дальновидного руководителя, руководителя, способного на самопожертвование, чей
авторитет станет одним из компонентов стремительного развития революционного
сознания внутри страны. Этот великий процесс борьбы одновременно должен создать
солдата, партийца и руководителя; потому что, в прямом смысле, сегодня мы не
имеем вообще ничего. Война должна перекинуться из лесов в деревни, а позднее и
в города, сначала в виде маленьких групп, которым не требуется укреплённая
оборона территорий, но которые со временем улучшают методы быстрой концентрации
и деконцентрации и осваивают современную военную и партизанскую методики;
именно эти группы непрерывно разбрасывают кругом семена будущей революции и
подают пример другим, вовлекая их в борьбу. Это и есть путь к успеху. Чем
быстрее появятся самоотверженные лидеры, способные к руководству партизанской
войной, а так же руководители среднего звена, обладающие теми же достоинствами,
и ориентированными на развитие народной армии, опирающейся на недовольное
крестьянство, тем быстрее наступит победа.
Эти проблемы чрезвычайно важны; мы должны прибегнуть к
революционной теории и практике, серьёзно изучить методы работы, искать
наиболее эффективные способы для объединения крестьянства в народную армию и
создания единой революционной силы. Затем начнётся длительный, но качественно необратимый
этап затяжной войны, посредством которой будут вовлечены в борьбу другие слои в
отсталых регионах, а так же пролетариат промышленных зон Конго. Нельзя
определить сроки; это должно быть сделано и баста. У нас есть ценные помощники:
нынешние условия развития человечества, развитие социалистических идей,
жестокость врага, который перечёркивает все надежды, теплящиеся в рядах бойцов
народной армии; пройдут годы, и победа придёт.
Думаю, что Африка является важным элементом для
североамериканского империализма, особенно в качестве резервной базы
материальных ресурсов. Когда народная война развернётся во всю мощь по всей
территории Латинской Америки, для американского империализма начнутся сложности
в деле продолжения извлечения природных ресурсов континента и захвата рынков,
что является основой его силы, однако, если есть в запасе Африка, где
неоколониализм развивается в спокойной манере, где нет великих потрясений,
империализм может переместить свои капиталовложения сюда, - как он уже это
делает, - для того, чтобы выжить, поскольку этот обширный и богатейший
континент практически не используется империалистами.
В рамках борьбы мирового масштаба, стратегия для Африки
заключается в том, чтобы препятствовать сохранению здесь резервных баз
империализма, и поэтому каждый народ должен максимально содействовать борьбе за
освобождение этого континента, в виде вклада в великую борьбу народов мира, а
нашим обязательством является поддержка движений, которые имеют реальный
потенциал и способны к серьёзной мобилизации ради победы.
Каким будет наше участие во всём этом? Возможно, это будет
отправка кадров, избранных из тех, что уже имеют конголезский опыт, и которые
не поддались разложению, о котором я говорил; может быть, будет оказана помощь
оружием, если наши союзники позволят это; возможно, поддержка финансами и
обучением. Но мы должны изменить одну из концепций, которыми руководствовалась
наша революционная стратегия до сегодняшнего дня: речь идёт о безоговорочной
помощи, помощи безо всяких условий, что является ошибкой. Когда мы оказываем
помощь, мы занимаем определённую позицию, и эта позиция занимается нами на
основе анализа верности и эффективности того или иного революционного движения
в борьбе против империализма, в борьбе за освобождение страны; чтобы укрепить
нашу позицию, мы должны владеть ситуацией, а для этого, должны больше
вмешиваться во внутренние дела революционного движения. Помощь должна быть
обоснована, в противном случае мы рискуем превратить её в собственную
противоположность; в финансирование пьянок и гулянок главных руководителей
Революции, в оплату отдыха «Борцов за свободу» (Freedom Fighters), предающих и
продающих свои народы, задерживающих революционное развитие. То есть, таким
образом мы превращаемся в союзников империализма. Потому что (я уверен, что
если империализм не практикует это сегодня, он будет делать это в будущем) нет
ничего дешевле для него, чем выкинуть несколько тысяч долларов на стол
переговоров с освободительными движениями, существующими сегодня в Африке; эта
сделка принесёт гораздо больше расколов, переделов, беспорядка и поражений,
нежели наступающая империалистическая армия.
Мы должны сделать выводы из этих объективных фактов и
предоставлять помощь исходя из революционного поведения движений и их
руководителей. Подменять колониализм неоколониализмом или неоколониализм чем-то
другим, с виду менее ужасным, является неправильной революционной стратегией.
Наконец, если бы меня спросили, есть ли в Конго те, кто
имеет потенциал стать руководителем национального масштаба, я не мог бы
ответить определённо на этот вопрос, ибо Мулеле я оставляю в стороне, поскольку
мало знаю о нём. Единственным человеком, который имеет подлинные задатки вождя
масс, на мой взгляд, является Кабила. По моему мнению, революционер абсолютной
чистоты, не обладающий способностью к руководству, не может возглавлять
Революцию, но человек, способный руководить, не может, опираясь на это
единственное достоинство, вести революцию вперёд. Необходимо иметь
революционную серьёзность, идеологию, направляющую действие, дух
самопожертвования, сопровождающий все революционные акты. До сих пор Кабила не
продемонстрировал ничего из этого. Он молод и может измениться, однако я решусь
изложить на бумаге, которая увидит свет спустя долгие годы, мои сомнения в том,
что он сумеет исправить свои недостатки посредством той деятельности, которую
он ведёт сейчас. Другие известные лидеры практически все будут сметены из-за
собственных ошибок. Новые руководители, возможно, сегодня находятся внутри
страны, и начинают писать подлинную историю освобождения Конго.
Январь 1966
