Глава 2. ПОВСТАНЧЕСТВО (1962)
Др. Педро Пабло Линьярес
1962 определённо стал годом стремительного роста военно-гражданских повстанческих действий.
Мы помним, что ещё в прошлом, 1961 году, Коммунистическая Партия Венесуэлы и «Революционное Левое Движение» (MIR) приняли для себя концепцию вооружённой борьбы, как одного из методов завоевания власти. Мы помним, что подобного же рода настроения царили и в левом крыле «Республиканского Демократического Союза», главным выразителем которых стал журналист Фабрисио Охеда. И вот, теоретические размышления о вооружённой борьбе, в 62 вылились в практические действия по организации первых очагов сельской герильи. Однако, от «гражданских» сил не отставали и военные: многие офицеры, в 1957 году участвовавшие в свержении диктатуры Маркоса Переса Хименеса, к началу 60-х осознали гибельность пути, по которому идёт современная Венесуэла, и, точно так же, как и в конце 50-х, начали образовывать подпольные кружки-организации для борьбы с диктаторским режимом. На этот раз – с режимом Ромуло Бетанкура.
Очаги герильи начали возникать под прямым руководством КПВ с конца 1961: главной и основной целью этих свежесозданных повстанческих групп предполагалось расширение народного политического мятежа. И, как мы увидим далее, в мае-июне 1962 года эти герильерос добьются своего – вооружённые выступления подобно огню охватят всю страну.
Первые очаги герильи Компартии
Первые партизанские группы были организованы Компартией в горах штатов Лара, Португеса, Яракуй и Мерида ещё в конце 1961 года. Практически в тот же самый момент в штате Сукре, в горах Серрания де Туримикир организовалась небольшая группа герильерос «Венесуэльской Революционной Директории» (DIREVE). Маленькая группа революционных демократов FUL на равнинах пробует начать свою герилью.
Эти партизанские группы будут укрепляться начиная с января 1962 года, когда в действие вступит конспиративный план, разработанный КПВ-MIR с одной стороны, и повстанческими секторами Вооружённых Сил с другой. Однако, до некоторого времени все эти три стороны предпочитали действовать отдельно друг от друга, и лишь 15 мая 1962 года в штате Фалькон был организован совместный партизанский очаг КПВ-MIR, среди руководителей которого мы можем вспомнить Шему Сахер (MIR), Дугласа Браво, Теодора Петкова и Помпейо Маркеса (все – КПВ).
Герильерос DIREVE в горах Туримикир
Эмилио Саласар Ромеро так описывает попытку организации Школы Герильерос на востоке штата Сукре, в горах Туримикир:
«В этой школе для крестьян мы давали им первые политические уроки – именно с помощью политического обучения мы рассчитывали включить селян в процесс политической вооружённой борьбы.
Это было в горах Турикимир, в большой усадьбе под названием «Лас Карапас», которую мы сумели приобрести. Нам принадлежал участок площадью около тысячи гектар.
Пришли мы сюда в октябре 1961 года, а до этого мы арендовали дом в Кумане под названием «Кайгуире», и именно его хотели превратить в центр наших будущих операций. Оттуда в сентябре или октябре 1961 мы и отправились в Туримикир.
Нас было достаточно много. Будучи в Раульке, мы впервые столкнулись с предательством. Это был парень, по имени Гонсало Гонсалес, из Валенсии: он подговорил ещё одного товарища, Рауля Конде, и они сбежали от нас. Им было по 16 и 17 лет, и уже в декабре, проведя всего месяц в горах, они полностью утеряли храбрость, поэтому и сбежали.
«Лас Пиедрас» - это было место в горах, куда мы собственно и пришли. Оттуда мы продолжили свой путь в направлении Сан Антонио де Матурин, Эль Ринкон, Кокольяр.
Там, в Лас Пиедрас, мы пересели на мулов и нагрузили их всем, что имели, а затем отправились по горной тропе в «Лас Карапас». Здесь мы установили лагерь на склонах Туримикира, откуда можно было просматривать и Урику и вообще весь юг»
Продолжение герильи в штате Лара.
В январе 1962 года вспыхнула всеобщая стачка работников транспорта в штате Тачира, которая затем расширилась по всей стране и послужила детонатором для всеобщей забастовки. В контексте этой ситуации, в середине января вспыхнул заранее запланированный мятеж в казармах военно-морского флота в Ла Гайре, которым руководил вице-адмирал Карлос Ларрасабаль. Мятеж бушевал до самой середины февраля и стал прологом к генеральному бунту: дело в том, что в ходе мятежа группа матросов, среди которых особо отличался капитан-лейтенант Виктор Уго Моралес (в то время – начальник казарм в Ла Гайре) приступила к активной патриотической агитации внутри вооружённых сил. Конспиративная работа с 32 гарнизонами даст свои плоды уже в середине года, когда вспыхнут восстания в Карупано и Пуэрто Кабельо.
Хотя с Ларрасабалем ещё с 1961 года существовали некоторые договорённости о мобилизации матросов и раздаче оружия гражданским активистам, они так и не были выполнены, поскольку, по словам Виктора Моралеса, с самого начала действия повстанцев были плохо спланированы. Несмотря на это, Коммунистическая Партия мобилизовала в Ла Гайре многочисленные группы студентов, которые собирались на городских площадях в ожидании обещанного оружия.
Для иллюстрации произошедшего в Ла Гайре в январе-феврале 1962, приведём свидетельство тогдашнего члена «Коммунистической Молодёжи» Карлоса Мендоса Потелья. Стоит отметить, что после провала бунта в Ла Гайре часть комсомольцев в конце февраля включилась в герилью, сформировав вооружённую группу, давшую начало партизанскому фронту «Симон Боливар» в горах Умокарос, на юго-западе штата Лара, под руководством Архимиро Габальдона и Грегорио Лунар Маркеса.
Карлос Мендоса Потелья так повествует обо всём произошедшем:
«Вся повстанческая деятельность обычно группировалась здесь, в Каракасе. Я был членом «Коммунистической Молодёжи» и мы принимали участие во всех событиях, которые происходили здесь с января 1960 года.
В ноябре 61 началась активная деятельность: мы делали бомбы и бутылки с горючей смесью, бегали по столице, организовывали пропаганду, украли в Университете ризограф и публиковали мини-учебники о том, как делать ловушки-мины для полицейских…
Потом произошло вот что: наступило 23 января 1962 года, когда произошло военное восстание, поднятое, предположительно, Карлосом Ларрасабалем. Там началась просто бойня, затем последовали повстанческие вспышки в Карупано и Пуэрто Кабельо, нам показалось, что вот-вот начнётся большое восстание. Но это было чуть позже.
А пока перед нами стоял вопрос - что делать? Что до огромного большинства парней из «Коммунистической молодёжи», то они отправились в Ла Гайре, и там, на различных площадях митинговали всё это время. Мы отправились со всеми и группировались по углам. Люди на площадях ждали, ждали, когда победит мятеж и солдаты начнут раздавать оружие. Мы тоже ждали, когда армия выйдет на улицы и передаст в руки активистов пистолеты, винтовки и автоматы.
Тогда 23 января полиция окружила нас и принялась давить как цыплят. «Что вы делаете здесь?» Многие тогда загремели в тюрьму «Эль Хункито» на три месяца. В чём их обвинили? В пребывании на площади в полночь. Понятно, что все мы пришли поддержать восстание, и Бетанкур это знал, но нас более ни в чём не могли обвинить.
В эти дни, между 24 января и 4 февраля, мы отчаянно цеплялись за площадь и оставались там – тем, кто избежал полицейской облавы, мы говорили – не ссы, дружище, нам не остаётся ничего иного, как уходить в партизаны. Без всякой подготовки, без всякого оружия, только потому, что наши товарищи незаконно оказались в тюрьме. Вся «Коммунистическая молодёжь» Университета находилась в тюрьме. Около двухсот человек.
Практически каждый выражал свою решимость идти в горы, когда об этом нас спрашивал Фредди Каркес, набравший из наших ребят небольшую группу, которая разместилась в квартире жены Сесара Аугусто Риоса».
В этих условиях тяжёлых репрессий против повстанческого движения, возникают первые очаги герильи, созданные в основном студентами в начале последнего семестра 1961.
Архимиро Габальдон из Баркисимето начинает подготовку к формированию летучего партизанского ядра на линии Эль Токуйо – Чабаскьен – Бискукуй – Боконо – Ганаре. К концу 1961 года он начинает перемещать первых бойцов в горы на юге Эль Токуйо, в районы Эль Серкадо и Эль Ато.
В Лара Габальдон вместе с Грегорио Лунаром Маркесом и Рамоном Парисом Альдана, основывают первый партизанский очаг совместно с другими крестьянскими бойцами-коммунистами, который позже, в феврале 1962 года, включил в себя группу студентов вышеупомянутого Мендосы Пательи.
Тогда же к герилье подключились политические кадры Компартии Венесуэлы. Хонас Кастельянос – один из немногих молодых людей, которые принесли с собой боевой опыт, - рассказывает:
«Мы были в Боготе, когда случилось так, что Коммунистические Партии Латинской Америки начали дискутировать о развёртывании вооружённой борьбы, и в Колумбии «Коммунистическая Молодёжь» первой выбрала для себя эту военно-политическую линию. Мы тотчас же присоединились к ним, приехав в регион Эль Пато, где вела борьбу группа, под командованием Мануэля Маруланды Велеса («Тирофихо») и политического секретаря «Коммунистической Молодёжи».
В конце 1961 года нас, венесуэльцев, здесь было трое: Аугусто Вергара, Педро Троконис и я. Там мы прошли подготовку в регионе Эль Пато, и по возвращению в Венесуэлу, нас послали в Баркисимето, откуда мы забрали пять человек: Даниеля Линарес Бранчо, Альвареса, Испанца и двух других. Таким составом мы и выдвинулись в горы Умокаро, где к нам в феврале 1962 года присоединились ещё два парня»
Герильерос Серро Негро и Чараля в штате Португеса
В Серро Негро, штат Португеса, по словам Эрнана Абрэ, обосновался Хуан Висенте Кабесас:
«Хуан Висенте Кабесас, Иван Баррето и я приехали в первых числах ноября 1961 в штат Португеса. Передвигались мы под руководством Гильермо Гарсия Понсе. В Акаригуа нас приняли активисты КПВ, которые с радостью присоединились к нашей группе. Вот оттуда-то мы и начали своё «вторжение» в Серро Негро. Помню, что в первые дни с нами шли мои земляки из Гуанаре. Ответственным группы был Иван Баррето.
Рафаэль Уркиола был нашим связным в Серро Негро. Некоторое время спустя мы спустились с гор, и Хуан Висенте Кабесас ушёл в Эль Чараль, для организации там партизанского очага. Я же остался в Акаригуа, где нашёл контакт с Давидом Эстельером, отвечавшим за создание фронта в Серро Негро. Вместе мы снова поднялись в горы.
Учитывая отсутствие опыта, мы вскоре были обнаружены и атакованы врагом, в результате чего вынуждены были уйти в штат Лара, Проводник-крестьянин по прозвищу «Ориноко» привёл нас в Серро Бланко, но там мы так же не смогли ничего сделать. Мы приняли решение спустить с гор всю группу и направиться в Ла Лусию, где мы и были арестованы в апреле 1962 года солдатами Хулио Сесаром Валери».
Герильерос Серро Асуль, штат Яракуй.
Димас Пети вспоминает, что когда он был ещё ребёнком, группа из 14 молодых людей из деревни Карабобо, штат Яракуй, ушла в горы Серро Асуль:
«Их было 14 человек, тех, которые поднялись в горы. Вместе с ними шёл и мой брат Марио Пети, который был душой этой компании. Он был политическим руководителем региона и членом регионального совета КПВ. Брат возглавлял широкую социальную работу, которую вела в Карабобо Коммунистическая Партия.
Так же с Марио в горы последовал и мой второй брат, Леонель Пети, которому в то время было всего лишь 17 лет. Ушли с этой группой так же и мои двоюродные братья – Диметрио и Амадо Пети и Сегундо Васкес.
«Тощий» Васкес пришёл к нам вместе с Ливией Гувернёр и ещё несколькими другими товарищами из города. Была с ним так же одна девушка по имени Марта.
Именно они подвигли нас реорганизовать нашу команду для более успешной работы».
В Вихириме, штат Карабобо, бойцы DIREVE, после поражения, перенесённого в Туримикире, пытались наладить контакт с группой Серро Асуль, но так и не достигли своей цели.
Герильерос в Ла Асулите, штат Мерида.
В Ла Асулите, штат Мерида, был основан ещё один партизанский очаг, о котором мы бы не никогда не узнали, если бы не свидетельство Аугусто Вергара:
«Я вернулся (из Колумбии) и руководство Коммунистической Партии Венесуэлы сообщило мне, что в Ла Асулите существует необходимость создания партизанского сопротивления. Тогда я, вооружённый директивами национального руководства отправился туда. Здесь КПВ и MIR действовали совместно, и я встретился с Мачадо, Гарсией Понсе, Рейна Риверо и другими активистами. Я рассказал им о своём опыте партизанской борьбы и задачах, возложенных на меня партией, после чего изложил свой план. В ходе дальнейших бесед я с удовольствием узнал, что товарищи имеют аналогичные намерения.
Моей конкретной идеей была организация кордона защиты к югу от озера Маракайбо. Затем должна была быть организована группа в Кордильере, и это был последний пункт моего плана.
Изначально я поехал туда, остановившись в местечке, где имелись товарищи и различные персонажи, не принадлежавшие к партии, вынашивающие планы будущих атак в связи с началом очередной Аграрной Реформы. Многие из них учились в Университете Мериды.
Помимо крестьян, я пытался организовать и учащихся, упирая на социальную работу. Вся эта работа происходила с перспективой формирования упомянутого мною фронта «Сур де Лаго», идея которого волновала наши умы пуще прежнего, ибо именно здесь концентрировалась вся нефтедобыча, и дестабилизируя обстановку здесь, мы могли бы сильно ударить по режиму.
Была идея начать действие на всём протяжении линии Эль Вихия-Санта Барбара-Каньо Сангудо, во всех областях и крестьянских селениях, потому что наш социальный эксперимент имел бы смысл, если бы элемент вооружённого действия стал бы привычным для крестьян, полностью затравленных властями. На всё это Каракас отводил нам чётко определённое время. Вообще это попахивало глупостью – мы были дезорганизованы, не имели никакого оружия (хотя у меня было охотничье ружьё), никаких финансовых средств… И должны были из ничего получить что-то.
Всё это началось ещё в конце 1961, когда ЦК КПВ приняло решение организовать партизанский фронт, для чего во все концы страны посылались люди вроде меня с директивами об организации очагов.
Хотя я и работал в 60 году в Мериде с некоторыми людьми, и работал очень успешно, сейчас я не имел времени для проведения того объёма работы, о котором говорили люди из Каракаса, о котором говорили молодые коммунисты, приезжающие сюда из столицы, ребята, которые горели желанием сражаться.
Итак, я отвечал за военную часть миссии, а Альфредо Манейро – за политико-гражданскую.
В нашем распоряжении не было практически ничего, не было ничего для построения твёрдой формы будущего аппарата. Мы начали организационный процесс, процесс разведки боем, не имея вообще ничего для создания военного фронта. Наша организация даже не имела названия, и единственный контакт, который я наладил с национальным руководством КПВ шёл через Альфредо Манейро. Другого товарища, который очень нам помог, звали Рубен, жил он в Валенсии. В нашей зоне царил сплошной бардак, не было никакой консолидации сил, однако в моём распоряжении в Ла Асулите находились 32 человека, и эти люди были проверены и именно тогда я начал их готовить к уходу в горы. Таким образом, из Ла Асулиты вышла первая разведывательная группа, но когда она возвращалась, враг атаковал её.
В этот момент, когда пошла волна репрессий, я находился в городе, ожидая первую партию оружия, которую нам обещал прислать Каракас».
Первые акции армии против партизанских очагов
Первая реакция правительства на подъём партизанского движения в стране не заставила себя долго ждать. Начиная с января 1962 года шло планомерное уничтожение, - один за другим, партизанских очагов в разных частях страны.
Мы можем вспомнить, как армия уничтожила 28 января 1962 года партизанский лагерь DIREVE в «Лас Карапас», в горах Туримикир, штат Сукре. Первого марта армией был уничтожен партизанский очаг в Ла Асулите, штат Мерида. Второго числа того же месяца солдаты атаковали очаг в Эль Чарале, штат Португеса, где погиб герильеро Иван Баррето Милиани. 23 марта атакован партизанский лагерь «Серро Асуль» в Ароа, штат Яракуй, где был убит Марио Пети; в мае в Зелёной Лагуне погибли Амадо Пети и Торибио Гарсия; близ деревни Карабобо, в том же штате Яракуй, был убит Освальдо Орсини.
Касательно инцидента в Агуа Вива, мы можем предложить читателям рассказ свидетеля эпохи, профессора Виктора Кордобы:
«Мы были группой, которая оказалась в районе Сур дель Лаго в штате Трухильо. Мы действовали в этой зоне меньше недели. Группа вышла из Ла Асулиты, штат Мерида, и поднялась непосредственно к Агуа Вива, где я встретился с Франсиско Санчесом Каррерой.
Когда был устроен привал, совет группы решил, что небольшая компания спустится вниз вместе с некоторыми крестьянскими вожаками для добычи снабжения. Крестьяне устроили спустившихся парней на ночлег в одном надёжном доме, а сами пошли искать продовольствие и неожиданно были задержаны Национальной Гвардией.
Мы не имели практически никакого оружия и фактически не были обучены. Кроме того, мы плохо знали территорию, и когда Национальная Гвардия атаковала нас ранним утром, примерно в 6 часов, мы дико растерялись. Первым, кто вступил в бой с солдатами был Санчес Карреро.
Мы, стоявшие чуть выше на горе, слышали выстрелы. Санчес почти что сутки истекая кровью оборонял свою позицию: Национальная Гвардия не смогла пройти ни на шаг вперёд.
Практически все разбежались по сторонам, а мы остались стоять маленькой группой в неглубокой лощине, откуда были слышны крики Санчеса всё это время, пока он окончательно не был убит. Затем гвардейцы удалились и мы вышли из своего укрытия, спустились вниз и начали искать труп нашего товарища, а когда нашли его, похоронили близ ручья, установив на могиле пару камней для идентификации. Могила нашего друга до сих пор должна быть там.
Другими, кого застигла Гвардия, были Фредди Рохас и Бальдемар Варгас. Они тоже погибли.
Когда мы вновь поднимались по этой горе в Трухильо, гвардейцы 28 февраля 1962 убили Леопольда Саласар Ромеро».
4 апреля 1962, партизанский очаг, действовавший в штате Лара, захватил населённый пункт в Умокаро Альто, с целью интенсивно поддержать нарождающееся восстание в Карупано. К тому моменту практически все партизанские очаги были либо уничтожены, либо рассеяны в ходе спецопераций.
С другой стороны, Франсиско Прада Барасарте указывает, что в этот же момент происходило формирование партизанского ядра на равнинах, которое намеревалось захватить посёлок Сан Фернандо де Апуре в мае 1962, но так и не реализовало свой план.
Оружие для герильерос
20 апреля 1962 года группа городских партизан, под руководством Андреса Паскьера и Хильберто Матеуса, атаковала Военно-Морскую Академию, расположенную в Мамо, штат Варгас.
Хильберто «Спартак» Матеус рассказывает об этой эффективной операции:
«Мы встретились в Хуевес Санто рано, очень рано утром. Собравшись в различных местах, мы должны были объединиться в Катиа Ла Мар не позднее 10 часов утра.
Андрес Паскьер и я избрали для встреч два разных места находящихся поблизости, но чтобы одновременно с этим боевики одной группы не могли видеть участников другой. Таким образом, к 9 часам утра мы собрали всех партизан, общим числом около 16-20 человек, не помню точно.
Мы договорились, что Андрес войдёт первым, так как на него возлагалась вся ответственность за миссию, а я пойду за ним с другой группой.
Он должен был войти в здание Академии в сопровождении шести товарищей, немного позади должен был идти я с другими шестью парнями. Именно я должен был вскрыть и опустошить склад с оружием.
Андрес вошёл, минутой позже вошёл я. Андрес должен был обезвредить сторожевой пост на входе, захватить приёмную и центр информации, а так же взять под контроль спальню и столовую, где в тот момент как раз находились учащиеся Академии.
Я прошёл непосредственно к складу и остановился близ него. Андрес передал мне ключи от оружейной комнаты, после чего я открыл её и приступил к перемещению оружия на грузовик, стоявший близ здания.
Мы захватили около 150 винтовок FN-30, тысячу штыков, бесчисленное множество патронов к винтовкам и прочие военные принадлежности
Я залез в припаркованный близ здания грузовик, но оказалось, что в кабине машины расположился спящий кадет. Мы на это совершенно не рассчитывали, ибо было известно, что в Страстную Неделю все учащиеся обычно толкутся или в спальне, или в столовой, где они предавались играм и развлечениям.
Этот, который спал, после побудки поднял страшный крик, и в итоге пришлось выстрелить в него, слегка задев плечо. Это было единственное ранение в той операции, единственная капля крови, пролитая при захвате.
После захвата оружия, Андрес на грузовике в сопровождении ещё одного автомобиля поехал вперёд. Ему было дано полчаса на то, чтобы достигнуть Каракаса и спрятать груз в надёжном месте. Всё это время я со своей группой должен был находиться в здании Академии для предотвращения преждевременной тревоги.
В течение получаса, в ходе которого я осуществлял контроль за училищем, появились два офицера со своими жёнами и детьми, которые пришли чтобы искупаться в местном бассейне. Мы довольно тактично пленили их. Оценив ситуацию, офицеры не оказали никакого сопротивления и вели себя более чем адекватно.
Спустя полчаса мы сняли блокаду и на двух автомобилях умчались в Каракас.
Узнав о произошедшем, Бетанкур, проведший эту ночь в Ла Гусмании (президентский дворец отдыха в Макуто), срочно вернулся в столицу. Он был очень расстроен нападением на Военно-Морскую Академию, которое нанесло весьма ощутимый удар по репутации Вооружённых Сил»
Партизанский очаг в горах Фалькон, под руководством Дугласа Браво, Теодоро Петкова и Шема Сахера, не вела прямых действий в соответствии с конспиративным планом этого года, однако эта группа так же имела столкновение с армией на ферме «Лос Эванхелиос», в ходе которого Шема Сахер был арестован. А один месяц спустя Теодоро Петков уехал в Каракас и больше не вернулся.
В апреле 1962 большинство партизанских очагов были уничтожены или разогнаны. Единственным исключением стала группа в Фальконе, которая всё же не осуществляла никаких вооружённых операций.
Мятежи в Карупано и Пуэрто Кабальо
4 мая 1962 года произошло восстание военных в Карупано, штат Сукре, в котором, по словам одного из его лидеров, капитан-лейтенанта Хесуса Молина Вильегаса, принял прямое участие бывший генеральный секретарь правящей партии «Демократическое Действие» профессор Симон Саес Мерида. Кроме того, восставшие ожидали поддержку со стороны флота, армии, Национальной Гвардии и Воздушных сил.
В то время как 4 числа развивались события в Карупано, студенты лицея «Мигель Хосе Санс» в Матурине были дико избиты нанятыми властями вооружёнными фашистскими бандами, под руководством Антонио Альфаро Усеро. В столкновениях погибли учащиеся Альберто Сесар Милан и Рафаэль Гера.
Согласно капитан-лейтенанту Виктору Уго Моралесу, политическая суть восстаний в Карупано и Пуэрто Кабельо была связана с развитием внутри венесуэльской армии идей «насеризма».
Напомним, что в июле 1952 года радикальный националист, полковник Гамаль Абдель Насер захватил президентский пост в Египте и очень быстро превратился в лидера арабских народов, вплоть до того, что некоторые страны пожелали объединиться с Египтом в Единую Арабскую Республику, которая впоследствии была создана при участии Египта, Сирии и Йемена, консолидировавшихся в своей борьбе против проамериканского Израиля. Кроме того, Насер национализировал Суэцкий канал, позволявший контролировать потоки нефти с Востока в Западную Европу. Всё это привело в 1956 году к открытой агрессии против Египта коалиции, состоящей из британских, французских и израильских войск, захвативших водную артерию.
«Антиимпериалистические настроения, которые это происшествие породило в некоторых секторах вооружённых сил Латинской Америки, стало причиной того, что, не будучи революционерами, в прямом смысле слова, но просто патриотами своей страны, многие офицеры создавали группы, позже названные «насеристскими» - утверждал Моралес.
Относительно произошедшего в Пуэрто Кабальо, нам расскажет один из непосредственных и главных участников восстания, Виктор Уго Моралес:
«По окончании мая месяца, мы скоординировали планы с теми, кто действовал в других частях страны, и решили, что именно на флоте восстание должно начаться, поэтому для первого шага был избран гарнизон в Пуэрто Кабельо. Избран не просто так, а ввиду многих факторов, включая и наличие там огромного оружейного арсенала. Кроме того, мы имели в 59 полку Национальной Гвардии, базировавшейся близ города, много сочувствующих, включая и командующего и других офицеров, за счёт чего планировалось взять весь регион под свой контроль, включая аэропорт и многокилометровую территорию вокруг.
Руководство движения составляли трое: капитан ВМФ Мануэль Понте Родригес, назначенный команданте; капитан Педро Медина Сильва (второй лейтенант базы) был назначен шефом вооружённых морских операций; капитан-лейтенант Виктор Уго Моралес (то есть я) взял на себя исполнение наземных боевых операций.
Следует отметить, что капитан Понте был шефом руководства военно-морской разведки до 4 мая, дня восстания в Карупано, после чего был уволен по приказу министра Обороны Антонио Брисеньо Линареса потому что публично отказался верить официальной версии властей, утверждавшей, что командующий гарнизоном в Карупано Хесус Теодоро Молина был коммунистом.
Ночью в субботу 2 июня офицеры и сержанты подняли батальон морской пехоты и корпус морской полиции, командовал которым доблестный лейтенант Паусидес Гонсалес и, после нескольких пламенных речей о чести страны, солдаты захватили Военно-Морскую базу в Пуэрто Кабельо, пленили командующего эскадрой Хесуса Карбонеля Искьердо и других офицеров.
Энтузиазм и воля к борьбе, с которыми морские пехотинцы, матросы и полицейские шли в бой, несколько сгладили разочарование от известий о том, что командующий 59 полка нарушил свои обязательства, и открыл дорогу правительственным силам для того, чтобы они захватили аэропорт и блокировали все каналы связи с городом. Кроме того, некоторые суда, хотя и обслуживающиеся людьми, солидарными с нашей борьбой, контролировались гвардейцами, которые расположили лодки напротив базы и приказали стрелять, причиняя большой урон нашим силам.
В то же время, со стороны моря приходили и приятные вести: экипаж эскадронного миноносца «Сулия» восстал, командование на себя взял лейтенант Карлос Фермин Кастильо, и, хотя он и не участвовал в оперативных планах, его артиллерия была в состоянии отражать авианалёты на базу.
Ситуация была очень тяжёлой, ибо мы опасались прямого попадания вражеских снарядов и бомб в здание оружейного склада: взрыв мог стать полной катастрофой, поскольку помимо нас тогда будет уничтожено всё гражданское население базы.
В вечерние часы стало известно, что предавший нас 59 полк Национальной Гвардии и батальон «Карабобо» подступили к границам города: стало совершенно понятно, что поражение будет неминуемым, если сочувствующие в других гарнизонах не отзовутся на наши призывы.
В эти драматические моменты мы неожиданно получили поддержку от гражданского населения: на Площадь Цветов, ближайшую к морю площадь, располагавшуюся прямо напротив базы, стали массово являться мужчины, женщины и даже дети, которые просили раздать им оружие для борьбы против режима Бетанкура. (…)
Мы не имели новостей о ситуации в остальной части страны и, более того, мы не знали даже о том, каков будет завтрашний день. Из-за внутреннего предательства правительство было поставлено в известность обо всех наших планах и отдало приказ об аресте наших многочисленных сторонников в других армейских частях».
По воспоминаниям Виктора Уго Моралеса, спустя некоторое время действие приобрело несколько иной окрас: если изначально был задуман военный мятеж, то вскоре основной идеей стало поднятие народного восстания:
«Наша главная проблема заключалась в организации защиты, для чего мы попытались заполучить поддержку сотен жителей города, в большинстве своём рабочих и студентов, которые требовали оружия для того, чтобы организовать по всему городу боевые посты. К этим добровольцам присоединилась и группа молодых людей, обвинённых в участии в герилье: до 2 июня все они томились в тюрьме, организованной в крепости «Либертадор», но после начала бунта они были выпущены на свободу по моему приказу и под мою личную ответственность, при условии, что они окажут нам помощь в материально-технической работе.
Моральная и материальная поддержка впечатляла: многие жители искренне волновались за сражавшихся, которые получали из-за этого дополнительный стимул к борьбе. В эти драматические дни повсюду в городе мы наблюдали заботу и братскую помощь со стороны простых граждан.
Едва заполучив оружие в свои руки, люди начали организовывать сопротивление.
Спонтанно возникла сеть помощи сражающимся, составленная из семей, которые занимались подготовкой питания для бойцов и предоставляли свой кров, без всякого страха, всем тем, кто в этот момент нуждался в заживлении ран, в коротком отдыхе или в ободрении для продолжения борьбы.
В ночь на субботу всё шло блестяще, чему способствовала отличная работа руководства движения.
Хочется, кстати, отметить и хитрость врага. Большой похвалы заслуживают проделки лейтенанта Хусто Пастора Фернандеса Маркеса, который действовал на стороне Правительства. В утренние часы он спрятался на базе ещё до начала восстания, а затем, одетый в сутану полкового капеллана, собирал последователей среди матросов, которые под его руководством подняли якоря на нескольких судах и увели их с Базы. В этой же сутане он был пропущен в тюрьму нашими людьми, а уже вечером сумел освободить капитана Карбонеля и других высших офицеров, арестованных в первые часы восстания. Мы даже не поняли тогда, что произошло»
Битва в ночные часы субботы 2 июня была не просто столкновением между двумя армиями, но подлинным народным восстанием, в котором каждый боец бился, надеясь только на свои силы, не ожидая помощи извне, которую уже не могли предоставить подразделения, предавшие восставших. Так же в ходе битвы солдатами безжалостно истреблялись защитники крепости, в соответствии с прямыми приказами Бетанкура и Министра Обороны, генерала Антонио Брисеньо Линареса, поскольку в их понимании мятеж в Пуэрто Кабельо имел коммунистические корни, а следовательно – его необходимо подавить без долгих размышлений о правах человека или гуманности.
Моралес описывает боевую акцию на территории, известной под именем «Ла Анкантарилья»:
«Одна из самых спорных акций - объект постоянных инсинуаций и обвинений в сторону наших сил, - произошла на улице Ла Анкантарилья. Это была площадка перед городскими воротами, главный, но не единственный вход в город: существовали и другие улицы и открытые площади, которые могли быть использованы в ходе вторжения, если бы правительство имело более компетентных командующих. Ранним утром в воскресенье 3 июня правительственный офицер, отвечающий за сектор Ла Анкантарильи, перед началом наступления был предупреждён офицером батальона «Карабобо», который считал, что было бы неблагоразумно входить в город через это место. В ответ лишь прозвучали обвинения в трусости, после чего был дан приказ к началу движения танков, поддержанных группой автоматчиков, вышагивающих под прикрытием брони. Никакого подозрительного шума, ни одного выстрела. Движение шло в полной тишине. Едва последний танк въехал в город, колонну со всех сторон накрыл плотный автоматный огонь, вызвавший панику среди солдат, десять из которых были сразу убиты. Танки начали хаотично двигаться, поворачивать свои башни в сторону домов и разносить вдребезги выстрелами фасады, крыши и стены. Немногим после подошли две армейские усиленные группы, бойцы которых начали врываться в дома, устроив неистовую резню: безжалостно расстреливались те, кто с винтовками шёл на танки и крупнокалиберные пулеметы. Не было ни раненых, ни задержанных. Только убитые. Лишь очень немногие избежали смерти, спасшись по крышам домов…
Короче, к полудню воскресенья практически вся наша защита была разгромлена, казалось, что уже ничего не сможет остановить правительственные войска, но это только казалось. Правительство вынуждено было использовать ещё тонны пороха и свинца для того, чтобы подавить нашу героическую оппозицию, которая в течение более чем 24 часов продолжала сражаться, поделившись на небольшие группы сопротивления, состоящие из морских пехотинцев, матросов, морских полицейских и гражданских лиц, которыми руководили офицеры и унтер-офицеры.
На этом этапе битвы, каждый отдельный боец фанатично сражался насмерть, не надеясь на приход помощи извне.
Когда началось наступление правительственных сил ранним утром в воскресенье, уже погибли или были задержаны большинство офицеров, возглавлявших движение. Стремясь отвоевать базу, военные перекрыли все пути на сушу, что было более разумно, нежели полная осада города. В том же духе были закрыты и все государственные учреждения города, ибо правительство опасалось ещё больших жертв среди своих людей. Опасаться было чего – некомпетентность правительственных командующих привела к довольно большим потерям среди военных»
Во время, и особенно после восстания в Пуэрто Кабельо (Эль Портеньясо) в национальной и международной прессе была широко растиражирована фотография Эктора Рондона, на которой был запечатлён пастор Луис Мария Падилья, с горечью в глазах поднимающий смертельно раненого солдата. Фото настолько поразило общественность, что позже даже было удостоено Пулицеровской премии, став настоящим символом.
Один из главарей восстания в Пуэрто Кабельо, капитан-лейтенант Педро Медина Силва, вспоминает по этому поводу:
«Этот священник жил в Борбурате, недалеко от Военно-Морской Базы. Он был большой бабник. Каждую пятницу он отправлялся в Валенсию для поиска дам лёгкого поведения, а возвращался только в субботу. Но в эту субботу, 2 июня 1962 года, когда он прибыл в Пуэрто Кабельо, он не смог пройти к своему дому, потому что на Ла Анкантарилье произошла бойня. Однако к моменту его прихода активная фаза боя уже прекратилась.
Солдаты по просьбе фотографа подозвали святого отца и буквально всучили ему в руки тяжело раненого солдата. Всё это было сфотографировано. Это постановочное фото, фальшивка, сделанная лишь для того, чтобы дискредитировать действия повстанцев»
В этом контексте антиправительственного патриотического восстания, которое нашло отклик по всей стране, правительство выпустило декрет о приостановке деятельности всех политических групп, подконтрольных КПВ и MIR, и отдало приказ арестовать всех вызывающих подозрение активистов данных групп.
В столь суровых политических обстоятельствах, в середине 1962 года Фабрисио Охеда покинул «Союз Республиканских Демократов» и оставил место в парламенте, после чего ушёл в горы Вильянуэва, штат Лара, где организовал партизанский очаг, интенсивно действующий до октября месяца, когда Охеда был арестован. Нерио Линарес рассказывает:
«Фабрико Охеда после захвата Хумокаро Альто в апреле 1962 года и провала восстаний в Карупано и Пуэрто Кабельо, вошёл в партизанский отряд. Конечно, к тому моменту ещё никто не осознавал себя партизанами. Это были просто молодые парни, и они основали свой лагерь, - насколько я знаю, - в ущелье Лос Гавиланес. Но, придя в группу, Охеда перенёс лагерь в ущелье Ла Лагинета в горах Вильянуэва, - это между вершинами Лагинета и Мария Лионса. Это было лучшее место. И оттуда он развивал герилью во все стороны до момента,- не помню точно, но вроде бы это произошло в октябре 1962, - когда правительством была открыта эта партизанская база.
Когда правительство начало бомбардировку лагеря, Охеда отступил и вышел к «Ла Райя», между штатами Лара и Португесе, где и был захвачен Феликсом Кольменаресом»
Суды над участниками повстанческих акций
16 ноября 1962 года на крытом стадионе Военной Академии «Фуэрте Тиуна» по решению судьи Моралеса Бельо, группа численностью в 76 партизан, арестованных в горах с конца января, была предана военному трибуналу, который присудил по 18 лет тюремного заключения каждому. Та же самая участь постигла и военных и гражданских лиц, арестованных в ходе мятежей в Карупано и Пуэрто Кабельо, которые так же были направлены в тюрьмы на долгие сроки в соответствии с решениями военных трибуналов.
Для содержания новых заключённых были приспособлены пенитенциарные учреждения в форте Ла Гайра, казарме Сан Карлос де Каракас, исправительная колония «Такаригуа» на острове Буро, штат Карабобо (концентрационный лагерь, более известный под именем «Рафаэль Кальдера»). Кроме того, был «освоен» необитаемый остров Ла Орчила, куда отправлялись только политические заключённые. Представительницы слабого пола направлялись в женскую тюрьму «Лос Текес».
Герилья на равнинах
На равнинах, по линии Баринас-Апуре, была организована герилья с целью создания нового фронта поддержки герильи.
Вот доклад о ситуации на равнинах:
«В октябре 1962 года R, ответственный за район №4, был назначен руководителем специальной миссии по учреждению на равнине арьергардного фронта, прикрывающего авангардные группы Чараля. Потребности Чараля, неотложность решения важных проблем и помощь в подготовке нового наступления, создавали большие ограничения в работе развития непосредственно партизанской войны, вынуждая подчас почти забрасывать её.
Но, несмотря на эти трудности, кое-какая вооружённая деятельность продолжалась как в Баринасе, так и в Апуре.
Мы постоянно ставили вопрос перед руководством о необходимости обеспечить эффективную поддержку Фронту, особенно кадрами и оружием, поскольку проблема нехватки персонала (бойцов) имела возможное решение на локальном уровне. Обеспечение этих теоретических бойцов уже не было столь острой проблемой, в связи с изобилием вокруг скота»
Между тем, касаемо зоны Баринаса, упомянутой в докладе о ситуации на равнинах, уточняется:
«Следует отметить, что тактическая концепция роли, которую играл Баринас в Фронте Чараля, не пошла на пользу развитию вооружённой деятельности, поскольку характер региональной зоны, которая должна была эффективно поддерживать фронт и гарантировать продолжение борьбы в горах, заставила нас притормозить серию инициатив, вызревших в головах местного населения, привлечённого вооружённой борьбой»
В то же время насчёт Апуре доклад гласит следующее:
«Была избрана область на Альто Апуре для реализации работы с вооружёнными массами. Туда были направлены три товарища для проведения данной работы. Область представляла собой пятиугольник, сформированный деревнями Сурипа, Пальмарито, Ла Тринидад де Аричуна, Элорса и Мантекаль. Мы учитывали различные факторы при выборе этой территории, в том числе и тот факт, что один наш товарищ, работавший в Баринасе, как раз был из этой области.
Здесь находились несколько скотоводческих латифундий, принадлежавших английской компании и самая большая латифундия в регионе, принадлежавшая креолам (Фуэнтеро). Угон скота местными жителями в этой зоне достиг невероятного размаха: мы установили контакт с главарями и первыми лицами этих банд воров, с помощью нашего товарища N.
Наша минимальная программа заключалась в получении поддержки всех народных секторов области: угонщиков скота, крестьян, нищих, мелких землевладельцев и т.д. Каждый из этих субъектов надеялся найти в нашей борьбе против крупных помещиков свой резон.
Эта борьба имела конкретное содержание и её поддерживали полностью практически все местные, осознавая её как правое дело, которое позволит добиться справедливости, отобрав скот у англичан и креолов.
Это дело, которое можно назвать борьбой за конкретные цели (здесь требование об обладании скотом заменяло «классическое» требование об обладании землёй), способствовало пониманию массами наших конечных целей и давало конкретное содержание нашей работе в рамках «народной линии».
Имелся в этой зоне и крайне важный для развития вооружённой массовой борьбы сектор– протопартизанские вооружённые группы (банды угонщиков скота), которые готовы были принять наше руководство при реализации совместных операций, и с которыми мы поддерживали постоянные контакты и пользовались их доверием»
Неудачная попытка MIR создать Школу Герильи
18 марта 1962 года группа боевиков MIR, среди которых ведущую роль играли Виктор Сото Рохас, Трино Барриос и Сесар Эдуардо Ортис Букаран, появилась в Панакирито, недалеко от Эль Хобито, штат Миранда. Тотчас же началось ознакомление с областью, с целью основать здесь Школу Герильи, но несколькими неделями спустя, 18 апреля, большинство бойцов этой группы было арестовано и переправлено в Каракас.
Виктор Сото Рохас, который был ранен в левую руку в результате взрыва гранаты, был доставлен в госпиталь «Перес Леон» в Петаре, откуда ему вскоре удаётся бежать.
