ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ: ВООРУЖЁННАЯ БОРЬБА
19. В Риме
Когда весной 1976 года я вернулся из Корсики в Италию, я находился уже в федеральном розыске, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Прежде всего, я испытывал личные и практические трудности. Первой проблемой был поиск жилья. Жилья, где бы я мог остановиться и более-менее спокойно жить. После неудачных поисков, мне таки удалось отыскать старую госпожу, владевшую домом в Санта Мария Маджоре: она вполне могла сойти за мою мать. И потом, у неё действительно был сын, который, однако, жил в Германии. Таким образом, на некоторое время я стал любящим сыном, вернувшимся в родной дом с чужбины. Безукоризненное прикрытие: у меня была и крыша над головой, и семья. Полиция между тем усилила поиски: начались допросы моих старых друзей, обыски и проверки в домах, где я раньше частенько появлялся. Карабинеры искали меня, уже подозревая в криминале. Ситуацию не улучшало и вступление в силу первых специальных законов по борьбе с терроризмом: стало практически невозможным оформить любой фальшивый документ, тяжело стало снять квартиру даже по настоящему паспорту.
Жизнь подпольщика на военной территории, коей являлся город, была полна трудностей и лишений. Для того, чтобы выжить и сохранить свободу, необходима была предусмотрительность и внимательность к мелочам. Поэтому я стал ещё более точным и педантичным. До тошноты. Более того – я практически насильно учил своих товарищей необходимому поведению. Каждый день я втолковывал, что нельзя носить с собой никаких документов, нельзя надевать одежду ярких цветов, нельзя носить одежду с крупными надписями…Короче говоря, ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы тебя каким-то образом индивидуализировали в толпе. Самой лучшей одеждой я считал голубые джинсы (но без всяких ультрамодных тенденций, обычные штаны), рубашки, куртки. Серые вещи, без марок и крикливых этикеток. Я даже запретил использовать модные в то время зажигалки, дабы, в случае чего, полиция не проследила магазин, где они были приобретены и не установила покупателя. Кроме того, меня тревожили сигареты. «Gauloises», партизанские сигареты, как мы их называли. Те, которые не угасали никогда. Налаживал ли товарищ ротатор для печати листовок, или чистил ли он пистолет, сигарета всегда дымила в его зубах. Я советовал товарищам выбрасывать десятки пустых пачек не в помойку у дома, в нескольких метрах от нашей «берлоги», а в других районах. Лучше всего было бы рассеивать их по всему Риму.
Передвигался я на старом, потрёпанном, но вполне функциональном автомобиле. Таком, который имели обычно главы больших семейств или сдавали в прокат иностранным туристам. Такими машинами Рим был полон. Номера, естественно, были фальшивые.
Помню, как-то на одном дорожно-пропускном пункте полиция остановила нашу машину. Подошёл карабинер и попросил документы на транспортное средство. Повернувшись, я обратился к сидящему близ меня товарищу по-французски, после чего, выслушав «перевод» (обычная тарабарщина – товарищ не владел французским совершенно), засыпал стража правопорядка всевозможными фальшивыми документами на автомобиль. Ошарашенный карабинер даже не стал требовать у меня паспорт. Он не знал, что этот солидный господин-«француз» является врагом Государства. Более того: генералом вражеских сил.
Весной, летом и осенью я выходил обычно по ночам, зимой же напротив – я находился дома всю вторую половину дня. Я не мог ни развлечься, ни посетить бар, как все нормальные люди. Я должен был вести жизнь затворника, анонимного, рутинного, умеренного.
Но подобное существование позволило нам не только исполнять кое-какие вооружённые акции, но и избегать арестов, которые на первом этапе деятельности могли сыграть катастрофическую роль для организации. Никогда не ужинать в одном и том же месте, никогда не пить утренний кофе в одном и том же месте, никогда не брать такси. Все эти люди, - бармены, шофёры, трактирщики, - живут и существуют только благодаря государственной лицензии. Достаточно было бы припугнуть такого служащего отзывом лицензии, как он вспомнит облик и имя любого клиента. Вот почему я никогда не посещал общественных мест, и если имел возможность выбора места для встречи с каким-нибудь товарищем, выбирал всегда безлюдные территории. Ну и, кроме того, всякие банкеты, пьянки, предметы моды, совершенно не соответствовали главной нашей цели – организации вооружённой борьбы.
Когда я сменил «берлогу» и переместился на квартиру в народном квартале Примавалле, возвращаясь домой, я использовал такие меры предосторожности, какие бы сегодня у любого вызвали улыбку. Тем не менее, несмотря на всю их нелепость, эти меры могли спасти мне жизнь. Я, например, избегал садиться в лифт, а если и садился, всегда останавливал его этажом ниже своей лестничной клетки. Ибо, я не хотел шуметь, предупреждая возможную полицейскую засаду о своём приходе. Я никогда не открывал дверь правой рукой: она всегда должна была оставаться свободной, дабы успеть схватить пистолет. И так далее.
