6. Прощай Рим. Палермо
Я люблю Палермо. Я люблю климат этого города, его жителей, море. Даже сегодня я чувствую себя гордым жителем этого города. Я видел его несколько лет назад из зарешёченного окна бронированного автомобиля, когда меня везли на какое-то очередное судебное заседание. Я не узнал Палермо. Открылись десятки новых баров, в которых я никогда не был. Даже улицы и здания изменили своё лицо. Много рекламы. Это был совсем другой город. С другой стороны, «мой» Палермо и нынешний город, который я видел через тонированное стекло, разделяли три десятка лет. Тем не менее, Палермо навсегда останется моим любимым городом. Местом, с которым меня связывают хорошие воспоминания.
Как только я оказался на Сицилии, сразу после военной службы в конце 1965 года, я сделал то, что делали все, или практически все, молодые люди из хороших семей в то время: я поступил в местный университет, на факультет сельского хозяйства. Началась студенческая жизнь: девушки, танцы, шутки, встречи с приятелями. Сказать по правде, я мало походил тогда на типичного «правого», который не пил Кока-колу – символ «сатанинской» Америки, не носил джинсы – потому что они, в первую очередь, ассоциировались с левацким движением, не ходил на танцы по субботам, блюдя целомудрие. Я же наоборот – пил кока-колу (правда, в умеренных количествах), носил джинсы и находил их весьма удобными, пользовался успехом у женщин. Может быть, из-за моего строгого и равнодушного вида я был столь популярен у прекрасного пола. А может и нет. Не знаю.
Политика стала вдруг мне совершенно чужда. Лишь как звук издалека изредка в мою голову забредали мысли о политике. Здесь, на Сицилии, я вновь оказался в кругу фашистов чисто случайно – благодаря детям одной из семей, с которой мы дружили. И эти люди являлись натуральными фашистами, а не теми «правыми», заполонившими Рим. Существовал, например, «Кружок Диких» (Circolo dei Selvatici), куда входили ветераны Республики Сало и молодые ребята, ностальгирующие по тем временам, в которых они даже не жили. Однако, даже простые люди в Палермо, с которыми я общался, позитивно относились к фашизму: в то время можно было спать с открытыми дверями, а мафия была подавлена железной рукой префекта Чезаре Мори после того, как Муссолини, совершивший визит на остров, узнал, что мафия имеет здесь гораздо больше власти и пользуется большим уважением, нежели фашистская партия. Многие говорили, что политика во времена фашизма была более ясная и высокоморальная, что она ничего общего не имеет с безнравственностью и беззаконием демократического режима. Подобного рода разговоры были частым явлением. Но это было опасно. Очень опасно. Поскольку люди подспудно чувствовали, что, говоря так, они совершают преступление. Мы, фашисты, находились на стороне проигравших. Ты наследник прошлого, славного прошлого, но прошлое умерло, а мы то ещё живы. Я, мы все были осуждены на неизбежное поражение. В глазах других мы были проигравшие. Бродяги без родины. Меньшинство против большинства. Однако, подобного рода подход не являлся частью моего личного взгляда на вещи. Я не чувствовал себя проигравшим, и, самое главное, не был им. Я был на стороне побеждённых. Тех, кто сражался, а не тех, кто сдался без боя. Вот почему я всегда старался избегать слова «неудачник»: термин, которым меня окрестили журналисты и политические враги. Я чувствую себя побеждённым, а не проигравшим. Потому что я воевал, и был побеждён.
