37. Процессы и приговоры
Процесс против «Политического Движением Новый Порядок», проходивший в Риме, закончился довольно неожиданно. Обвинения против меня, как и против других товарищей, принимавших участие в вооружённой борьбе, были сняты. Председатель Суда Вирджинио Анедда, я должен это признать, демонстрировал завидное мужество: несмотря на давление прессы, общественного мнения и политических сил, Анедда был абсолютно независимым в своих суждениях, и не опасался принимать «неправильных», с точки зрения общества, решений. Это и для меня стало удивительным фактом. Я это говорю не потому, что был оправдан. Судья должен был решить, действительно ли мы намеревались восстановить фашистскую партию. Он посчитал, что нет. Я подчёркиваю, он не судил нас за убийства и грабежи, - преступления, безусловно, гораздо более серьёзные. Анедда рассматривал только нашу деятельность в контексте «восстановления фашистской партии», которое само по себе является крайне абстрактным преступлением.
На этом же процессе имел место быть крайне громкий скандал, о котором ещё долго говорили. Еженедельник «L’Europeo» напечатал интервью с Паоло Бьянки (уже «раскаявшегося»), который обвинял меня просто во всём: даже в том, что я приложил руку к воздушной катастрофе на горе Лонга, Сицилия1.
Анедда вызвал в аудиторию для дачи показаний автора статьи2. Практически на все вопросы тот отвечал тезисом о «профессиональной тайне». Судья пришёл в бешенство: «Вы говорите об очень серьёзных вещах. Эти люди могут заплатить за вашу статью годами и годами за решёткой. Вы уверены в том, что написали?». Журналист что-то бормотал. Решением Анедды, он был арестован прямо в аудитории за клевету. Налицо была попытка переложить на подозреваемых, - лучше всего, на неофашистов, - ответственность за наиболее кровавые преступления и наиболее трагические происшествия, имевшие место быть в Италии в послевоенные годы.
Из Рима я был направлен во Флоренцию, где предстал перед судом присяжных на процессе, посвящённом убийству Витторио Оккорсио. В местной тюрьме «Мурате» меня и Джанфранко Ферро содержали в строгой изоляции от других заключённых. Возможно, чтобы спровоцировать меня, недалеко от нашей камеры размещалась камера, в которой томился Паоло Бьянки: гнусный предатель и отвратительный лжец. Он даже не смел высунуть нос из-за решётки – знал, что это могло быть его концом. Очень скоро мы спровоцировали мини-восстание, борясь за право, которого мы были лишены: право готовить себе пищу и право гулять на воздухе. В конце концов, после протеста, в ходе которого мы страшно орали и потрясали палками, нам выделили камеру, оборудованную под кухню: с пластиковыми столовыми приборами, кастрюлями, плитой и ножиком, прикованным цепью к стене.
Зал суда мы не посещали. Я и Ферро не признавали легитимности суда присяжных, поэтому официально отказались присутствовать на процессе. Всё время заседаний мы проводили в приёмной, в окружении полицейских, с наставленными нам в лицо автоматами. Бывало, автоматы направляли на тех, кто прибывал на дачу показаний, и кого карабинеры считали «возможным пособником» при теоретическом побеге. Например, так было с моим отцом. Папа прибыл в суд 16 марта 1978 года – в день похищения «Красными Бригадами» Альдо Моро. В тот же день нам зачитали приговор.
В течение процесса я заметил, что опыт и знания баллистического эксперта стремились к нулю. Экспертиза была проведена из рук вон плохо. Автомат Ingram, который был изъят на улице Фораджи, и из которого я якобы и убил Оккорсио, не был даже пристрелян: я указал, что из этого оружия никогда не стреляли. Хороший специалист мог определить это, просто взглянув в дуло: нарезные каналы не были повреждены в результате выхода пули. Я бросил вызов местному баллистическому эксперту, требуя слова за день до того, как присяжные удаляться в зал советов. Используя узкоспециальные термины, я начал объяснять свою позицию. Но меня резко оборвали. Обращаясь к присяжным, судья произнёс: «Конкутелли слишком хорошо разбирается в оружии для того, чтобы быть невиновным. Он явно террорист». Мои знания в области оружия стали отягощающим фактором.
Некоторые «товарищи» пытались оправдаться, снять с себя вину. Это был инстинкт выживания, и, возможно, проявление трусости. Я и Джанфранко видимо принадлежали к иному типу людей. Один из наших бывших компаньонов нанял сицилийского адвоката, который просил меня не лезть в политику, а предстать перед судом в виде обычного преступника, дабы он мог спасти своего клиента. Я подозвал этого юриста, а когда он подошёл к клетке, показал знаками, что хочу ему кое-что шепнуть на ушко. Когда он слегка нагнулся ко мне, я схватил его зубами за ухо. На Сицилии подобного рода жесты символизируют не слишком завуалированную угрозу.
Вечером 16 марта 1978 года, когда вся страна была в шоке от акции «Красных Бригад», председатель суда зачитал приговор. Запутанный статьями уголовного кодекса и различного рода правовой эквилибристикой, я толкнул Джанфранко локтём в бок: «Джанфра, оправдали тебя». Это я ошибся. С Ферро были сняты только обвинения в подготовке вооружённого мятежа. За участие в убийстве судьи Оккорсио он был приговорён к двадцати четырём годам тюрьмы. Хотя я никогда не называл Джанфранко, как сообщника покушения. Вернее, я это сделал лишь несколько лет спустя, да и то в приватной беседе. Это был настоящий товарищ. Он так же никогда не делал никаких заявлений в отношении меня. Даже тогда, когда следователи пытались взять его «на понт», подсовывая газеты, писавшие о том, что я «раскаялся» и начал давать подробные показания. После своего ареста он пытался направить следствие по ложному следу, утверждая, что я скрылся в Швейцарии. Он знал, что это было последнее место, куда я мог убежать. Он знал, что я никогда не любил Швейцарию.
Меня приговорили к пожизненному тюремному заключению.
Когда председатель завершил чтение приговора, в то время как вспышки фотоаппаратов освещали аудиторию суда, я и Джанфранко Ферро запели старую песню, которая показалась нам подходящей для этого момента: «Нам плевать на тюрьму, черные рубашки победят!»
1 5 мая 1972 года самолёт DC-9 авиакомпании «Alitalia», выполнявший рейс из Рима в Палермо, разбился при посадке напротив горы Лонга, в нескольких километрах от палермского аэропорта «Пунта Раиси». Сто пятнадцать человек погибли. Суд установил, что причиной аварии являлся человеческий фактор. Чуть позже была сформулирована теория о взрыве бомбы в кабине пилота, ещё позже говорилось о выстреле из гранатомёта. Ни одна из этих версий не подтверждается вещественными доказательствами.
2 Речь идёт о Роберто Киоди