38. Избиения
После получения пожизненного приговора, я вернулся на Асинару: в камеру к Карло Фумагалли.
На свободе, тем временем, внутри неофашистского лагеря произошли некоторые изменения. Новое поколение молодёжи делало всё для того, чтобы держаться подальше от «старой гвардии»: бывших лидеров «Политического Движения Новый Порядок», вроде Паоло Синьорелли, и «Национального Авангарда» Стефано делле Кьяйе. Но эти новые «плохие ребята», называвшие себя «национал-революционерами», несмотря на попытки привнести в свою идеологию и методологию какие-то прогрессивные тенденции, по-прежнему варились в старом котле: как большинство авангардисти и ординовисти, они так же были болтунами и робкими фантазёрами.
Между тем, и в тюрьму проникали эти новые тенденции. Здесь, за решёткой, через несколько месяцев после убийства Альдо Моро, родился журнал «Quex»1. Его редакция была сформирована людьми, сами себя считавшими «твёрдыми и чистыми», но которые в действительности были просто никем. По крайней мере, многие из них. Это были ребята, вроде Эдгардо Бонацци2 или Серджио Латини3, которые чуть позже станут «кающимися». Или совершенно неадекватные психопаты, вроде Анджело Иццо. То есть, я хочу сказать, что это были в основном дурачки, не имевшие ни чёткой политической платформы, ни интеллекта, ни твёрдого духа. К инициативе журнала, к большому моему огорчению, примкнул так же Марио Тути. Я же держался подальше от этого дерьма. Потому что, хоть и считал правильными выдвигаемые идеи, предлагаемые способы их реализации, политический контекст и сами авторы были мне неприятны. «Quex» сделал достаточно для рождения неофашистской «вооружённой спонтанности», символом которой являлись NAR, в то время как я всегда выступал за жёсткую иерархию, строгую дисциплину, чёткую стратегию и авторитарную модель управления. На волне новой моды эти мои политические ориентиры подвергались жесточайшей критике.
Но во внутреннем дворике тюрьмы мы все гуляли вместе. Здесь я встретился с Нико Ацци, товарищем, который был «полезным дураком» миланской группы «Феникс». Главарь банды, Джанкарло Роньони4, приказал ему осуществить серию демонстративных «лёгких» покушений на поездах, в ходе подготовки которых Ацци и был арестован.
Подобного рода вещи я считал откровенной хуйнёй по двум причинам. Прежде всего, ситуация могла легко выйти из-под контроля и закончится настоящей бойней: прекрасный повод для того, чтобы ещё раз обосновать перед обществом необходимость уничтожения неофашистского движения. Какой смысл устанавливать бомбу в поезде, полном гражданских лиц? Цель только одна: посеять ужас, страх. Это, согласно моим воззрениям, и был настоящий терроризм. Я никогда не занимался ничем подобным. Я применял насилие к людям, был убийцей. Но не считал, и не считаю себя террористом. Потому что я никогда не трогал ни в чём не повинных безоружных людей, я всегда старался избегать даже минимального вреда гражданскому населению. Это было моё кредо. Я не мог оказать никакого доверия такой группе, как «Феникс» и лично Роньони, с которым, между прочим, я имел словесный конфликт в ходе моей поездки в Испанию. Я понимал, что Роньони и его банда разрабатывали действительно ужасные проекты «чёрного терроризма», и был намерен остановить их. По-хорошему, или по-плохому. Аналогичным образом я относился и к людям из «Национального Авангарда», которые отличались крайней мутностью: любое дело становилось запутанным и «тёмным» как только к нему прикасались авангардисти. Неудивительно поэтому, что в тюрьме я ощущал определённую дозу ненависти со стороны подобных товарищей.
Небольшие неофашистские группы, рождавшиеся на свободе и попадавшие в ловушку «вооружённой спонтанности», деморализовывали меня, подрывали мой боевой дух. Я видел, как всё это приобретает форму безумного сектантства. NAR5 ненавидели «Третью Позицию»6, «Третья Позиция» ненавидела NAR. Различия, которые в спокойные «мирные» времена вызывали лишь ироническую улыбку и дружеское похлопывание по плечу, в те годы могли привести к самым ужасным последствиям. Ты мог быть убит ни за что: просто потому, что ты несколько отличался от других. Безумие. И в грязной атмосфере государственных интриг, эти люди, провозгласившие себя борцами с системой, играли на руку этой самой системе. Это были глупые и опасные юнцы. Немного позже я прямо сказал Марио Тути: эти «национал-революционеры» были людьми, с которыми не нужно было связываться. Тути не понимал этого. Я был в бешенстве: человек, которого я считал умным и достойным уважения, - каким и был Марио Тути, - не мог рыться в том же дерьме, в каком рылись дешёвые дурачки, вроде Эдгардо Бонацци и всей его радостной компании.
На Асинаре между мной и людьми, занимавшимися издательством «Quex», существовала значительная дистанция. Но и другие были не лучше. С Карло Фумагалли, например, у меня были тёплые отношения. Но я никак не мог определить, кто же он такой на самом деле. Он пришёл из Сопротивления, которое атаковало Итальянскую Социальную Республику. Затем он был главарём антикоммунистического «бесшумного большинства» - социал-демократических правых кругов, к которым я питал презрение. Поэтому, с Фумагалли я говорил только о побеге. Но если бы нам действительно удалось бы бежать с Асинары, первым делом я наставил бы на него пистолет. Тем самым, избежав многих «сюрпризов».
Фумагалли был хорошим «техником», который мог дать хороший совет или высказать мнение о возможных инструментах, которые можно было бы использовать при подготовке побега. На свободе он был владельцем металлообрабатывающей конторы и имел хорошие связи по всей стране и даже за рубежом. Своими техническими и партизанскими «знаниями» он даже делился с британскими военными в ходе антиколониальной войны в Йемене. Когда он начинал говорить о побеге, его уносило куда-то на небо: он вещал об использовании в ходе бегства самых передовых технических разработок, достойных научно-фантастического фильма или даже эпопеи о Джеймсе Бонде.
В камере, располагавшейся близ моей, сидело несколько юношей из нового поколения неофашистов, и вот, в один прекрасный день, - через сутки после моего возвращения на Асинару из Флоренции, - этим парням пришла в голову идея объявить голодовку в знак протеста против свинского обращения со стороны охраны. Я примкнул к ним из чистого духа солидарности. Когда мы официально заявили об отказе от пищи, явились охранники. Утвердившись во мнении, что именно я был инициатором протеста, они отвели меня в камеру, которая явно давно простаивала – на полу даже кое-где пробивалась трава. Во второй половине дня они отвели меня в секцию «Форнелли». Один из стражей любезно поинтересовался: «А ты чего так легко оделся?». На мне были только джинсы и футболка. «Тебе нужно было накинуть чего-нибудь потеплее, раз ты едешь в центральную секцию». Я понял, что скоро меня будут бить.
Я забрался в салон джипа, и тут же оказался окружённый охранниками. Всё время, пока мы ехали до центральной секции тюрьмы, я получал удар за ударом. «Бедный судья! Ты, кусок дерьма! Ублюдок, подохни! Подохни!». Сидя, я пытался защищать лицо, но удары сыпались на меня градом: по голове, по спине, по рукам и ногам. В центральной секции меня прияли другие охранники. Это было первый раз, когда я сам стал невинной жертвой избиений. После меня бросили в камеру, где Карло Фумагалли налил мне супа – на этом моя «голодовка протеста» закончилась.
Несколько дней я находился в этом тюремном корпусе: в здании, где было только четыре камеры. Всё вокруг было белое, что напомнило мне туристическую деревню в Андалусии, где я когда-то отдыхал. Это был поистине устрашающий карцер Асинары, который показывал тебе, что ты никто и ничто. Двери камеры выходили в коридор. Белый. Ты выглядывал в окно, и видел кусок белой стены. Ничего более. Повсюду белый цвет, который давил на нервы. Отсек, предназначенный для прогулок, был немногим больше камеры: у меня было ощущение, что здесь за тобой не только смотрят, но и слушают. Всегда. Ибо во время прогулки меня сопровождал охранник, в рубашке навыпуск, с длинной бородой и безвкусным украшением. Агент выставлял свой медальон напоказ, возможно, чтобы позлить меня – это был золотой серп и молот. Но для меня этот человек не был «красным», он был идиотом, прислуживающим христианско-демократическому режиму. Я не поддался на его тупую провокацию, так же, как не реагировал и на медальоны с кельтскими крестами, которые носили несколько других сотрудников тюрьмы. Эти «фашисты» вызывали у меня презрительную улыбку.
Со мной в карцере находились Фумагалли и Ким Борромео. Возможно, был ещё кто-то третий: образ тех дней выцвел у меня в памяти.
У меня всё время складывалось ощущение, что я назначен «главарём фашистских бандитов», который должен был ответить за всю грязь, случившуюся в Италии в послевоенные годы. И это пробуждало во мне опасное чувство: мне казалось, что я всё ещё на войне, что я просто попал в плен к врагу. К этому всему добавлялось ещё ощущение, испытанное мной незадолго до того рокового выбора вооружённой борьбы – чувство вялотекущей гражданской войны. Ибо, кто мог убить меня в тюрьме? Только другие заключённые. Это отвратительно, но это реальность. И я вынужден был этому сопротивляться. Я вновь чувствовал себя тунцом, который борется с другими тунцами за крошки, до тех пор, пока не приплывёт огромная акула, не боявшаяся ничего, и не сожрёт всех нас. Как будто, я видел вокруг других рыб, способных нанести серьёзный вред акуле: сардин, тунцов, рыба-меч. Но по отдельности, из-за своих размеров, эти рыбы способны лишь нападать на самых маленьких рыбёшек. Ближайших к ним.
Мы жили под гнётом постоянной вины. Наши жизни были от и до регулируемы директивами, некоторые из которых были просто нелепыми: это были своеобразные эксперименты, применяемые на заключённых. Нас хотели согнуть, поломать наш стержень, заставить ползать на коленях. Многие из нас не осознавали этого в силу культурной необразованности, или из-за банальной скудности ума. За несколько лет в специальных тюрьмах Государства оказалось более двух тысяч «террористов». За первую половину 70-х в подобные учреждения были направлены только триста человек. И эти две тысячи человек не были тупоголовыми уголовниками, но людьми с высоким культурным уровнем развития. И мы не были теми, кто приспосабливал тюрьму под свой быт, мы не разводили канареек в камерах, как заключённые в Порто Адзурро. Мы ненавидели тюрьму. Ненавидели своё бессилие. Но год от года количество «кающихся» росло. Это угнетало меня.
Когда я уезжал с Асинары на очередной процесс, я всегда испытывал приятные эмоции. Я видел море, я двигался (под хорошей охраной, конечно). Я мог видеть так же людей, дороги, дома, автомобили. Жизнь. Часто, очень часто говорят об утомительности долгих поездок. Но для меня всё было наоборот. Во время пребывания даже в других тюрьмах, я дышал свободно. Возвращаясь на Асинару, я жил с огромным весом на груди, который сдавливал дыхание и путал мысли.
1 Журнал «Quex» был основан в 1978 году, неофашистскими заключёнными, именовавшими себя «национал-революционерами»: Марио Тути, Эдгардо Бонаццо, Маурицио Мурелли, Нико Ацци, Серджио Латини и др.
2 Эдгардо Бонации – один из лидеров молодёжного сектора MSI города Пармы. В 1972 году, во время драки между коммунистами и фашистами, зарезал молодого активиста левой группы «Lotta Continua».
3 Серджио Латини – тосканец, был одним из обвиняемых по делу об организации теракта в Бреши 28 мая 1974 года. В 1987 году был полностью оправдан.
4 Джанкарло Роньони – основатель миланской группы «La Fenice» (Феникс), был обвиняемым по делу об организации теракта на Пьяцца Фонтана 12 декабря 1969 года. Проведя 14 лет в тюрьме, он был освобождён в 2005 году.
5 Nuclei Armati Rivoluzionari (Вооруженные Революционные Ячейки) были основаны в 1977 году римскими членами FUAN и Fronte della Gioventu. Боевики NAR несут ответственность за десятки убийств, грабежей и нападений, осуществлённых в период с 1977 по 1981. Среди жертв организации – заместитель генерального прокурора Италии Марио Амато, застреленный в 1980 году. Лидеры группы, Валерио Фьораванти и Франческо Мамбро приговорены к многочисленным пожизненными заключениям, в том числе – и за организацию теракта на железнодорожном вокзале в Болонье 2 августа 1980 года, когда погибли 85 человек.
6 Terza Posizione (Третья Позиция) – внепарламентская неофашистская молодёжная организация, основанная в Риме в 1976 году
