40. Побег, как несбыточная мечта
Со свободы таинственно сообщали, что я очень скоро покину тюремные стены. Говорилось, что это вопрос лишь нескольких недель. Мой старый товарищ Чиччо Манджиамели подготовил план побега вместе с другими соратниками: я должен был совершить «рывок» в Палермо, в местной тюрьме «Уччиардоне», куда меня собирались перевести для участия в очередном процессе. Это было лето 1978 года, лето чемпионата мира по футболу в Аргентине.
«Дело» не показалось мне слишком сложным. Я должен был притвориться, что чувствую себя плохо, чтобы меня перевезли в больницу. Один фиктивный санитар, наш товарищ, должен был передать мне пистолет. Мы ушли бы через окно, оставив карабинеров и врачей стоять с разинутыми ртами. Снаружи, согласно плану, должна была стоять машина, с приехавшими специально для участия в побеге людьми из Рима. Простой план. Выполнимый.
Я решил разыграть спектакль с тяжёлым приступом язвы желудка. Через две недели после прибытия в Палермо, мне передали несколько ампул, наполненных кровью. Я должен был выпить их, а после блевать кровью на глазах у докторов. Целью была имитация перфоративной язвы: это гарантировало мне путешествие в госпиталь. Однажды вечером я выпил кровь, и немного после начал играть свой «спектакль». Услышав мои крики и вопли, охрана прибежала в камеру: они увидели повсюду в уборной красные лужицы, и следы крови на моих губах. Испугавшись, они подняли тревогу. Я полагал, что «представление» увенчалось успехом. Всё шло как нельзя лучше. Свобода была вопросом лишь нескольких минут, может быть, часа. Меня положили на носилки и отнесли в медицинский пункт «Уччиардоне». Местный врач вколол мне в вену препарат «Баральино». Трагедия. Потому что лекарство содержало в себе лошадиную дозу болеутоляющего. «Если вам слишком плохо, мы можем отвезти вас в больницу» - сказал доктор. Я покачал головой. Я не мог так рисковать. Для побега я должен был быть в полном сознании: теперь же я находился в полусонном состоянии. Таким образом, я подверг бы опасности не только свою жизнь, но и жизни товарищей, которые должны были содействовать мне во время побега. Это было прощание со свободой. В очередной раз судьба нанесла коварный удар.
Из Палермо, после окончания процесса о создании подрывной структуры и незаконном обороте оружия, я был переведён в тюрьму усиленного режима «Трани». Здесь я оказался в окружении мафиози различного пошиба. Самыми многочисленными здесь были калабрийские бойцы «Ндрангеты». Так же здесь сидело несколько товарищей. Ндрангетисти, не являвшиеся «кающимися» или сотрудничавшими с властью, тем не менее не вызывали у меня никакого доверия.
В Апулии я встретился так же с Франко Фредой и Гвидо Джанеттини1, томившимися за решёткой по обвинению в организации взрыва на Пьяцца Фонтана в 1969 году. До этого момента я никогда не видел Фреду: я лишь слышал об этом «легендарном» человеке, да имел возможность лицезреть пару фотографий в газетах. Хотя по всей Италии люди болтали о нём, как о «революционном пророке» и называли его не иначе, как «синьором». Я был одним из немногих «счастливчиков», которые обращались к Фреде на «ты». Идеологически, мы с ним стояли очень далеко друг от друга: он был ближе к нацизму, чем к фашизму. Здесь, в Апулии, антагонистом Фреды был заключённый Тони Негри2. Эти два уроженца Падуи никогда не обращались друг к другу: встретившись, они задрав носы, презрительно расходились. Эти павлиньи повадки заставляли меня искренне смеяться. Но, во всяком случае, Фреда был одним из тех, на кого ориентировалось новое поколение «национал-революционеров». Маэстро «революционного» движения и его идеолог. Я много времени проводил с Фредой, дискутируя на самые различные темы: начиная от идеологических доктрин, и заканчивая философией. От греческой и римской истории мы переходили к технологическим особенностям двигателей самолётов.
Франко Фреда |
В конце концов, неофашистская тюремная братия разделилось на тех, кто был с Франко Фредой и тех, кто был со мной. Со мною были все те, кто занимался непосредственно вооружённой борьбой. С Фреда были в основном молодые люди нового поколения: очарованные его «нацистским анархизмом», со всеми вытекающими отсюда концепциями, вроде «вооружённой спонтанности» или странных союзов с анархистами.
Иногда во время наших бесед присутствовал и Анджело Иццо. Когда он «раскаялся», он начал выдавать полиции «содержание» наших бесед. Подлая ложь, которая не имела никаких судебных последствий.
В «Трани» я спас Фреде жизнь. Боевики «Каморры», по неизвестным мне причинам, распространили слух, что Фреда является «подлецом»: это был первый шаг к его физическому устранению. И действительно, Фреда был жестоко избит. На него началась официальная «охота» - каждый хотел первым убить его, чтобы заслужить благодарность от неаполитанской «коски». Я посоветовал ему скорее переводиться в другую тюрьму: «Выламывайся отсюда. Здесь тебя убьют». «Это что, приказ?!» - негодующе спросил он. «Да, это приказ» - ответил я. В конце концов, он осознал опасность своего положения, и действительно был переведён в другую тюрьму по письменному заявлению.
Летом 1980 года меня застигли врасплох две ужасные новости: теракт в Болонье3 и убийство Чиччо Манджиамели.
Сицилийские бандиты, с которыми я прогуливался во внутреннем дворике, укоризненно спрашивали меня: «Зачем вы это сделали, Пьерлуи?...». Кто-то подошел и рявкнул: «Оставь его в покое. Конкутелли не имеет к этой резне никакого отношения». Бойня 2 августа являлась ужасной вещью: погибли десятки ни в чём не повинных людей: женщин, стариков, детей. С восстанием против Государства эта резня не имела ничего общего. Однако, я не был удивлён, когда прочитал в газетах о «явно фашистском следе» теракта – не в первый раз это происходило. Никому не важно было мнение о взрыве самих неофашистов. Им никто и не думал давать слова.
Другая новость носила более личный характер и действительно шокировала меня. Я молча сжимал кулаки, полный невообразимой ярости. Полиция обнаружила в пруду близ Рима труп человека, который некогда был моим самым близким другом, практически братом. Чиччо Манджиамели был настоящим товарищем, человеком, которого я искренне уважал, и с которым меня связывали узы многолетней дружбы. Я так же был взбешён способом, которым был убит мой друг. Я готов был убить того, кто это сделал. Я презирал их за трусость.
Несколько месяцев спустя меня перевели в «Новару»: в то время одну из самых надёжных тюрем в стране. Тюрьма строжайшего режима с железной дисциплиной, где ты подвергался избиениям за малейший проступок. Вид концентрационного лагеря, где заключённые были разделены в соответствии со своими проступками: «чёрные» сидели все вместе в одной секции, «красные» в другой, бандиты распределялись в соответствии со своей «семейной» принадлежностью в другие секции.
В «Новаре» собрался целый сонм неофашистов разных поколений: были тут и «новички» из NAR, которые, будучи взращены на трудах Фреды, указывали на него пальцем: «Червь! Предатель! Раб системы!». Большинство из них, несколькими годами спустя, стали коллаборационистами, они раскаялись во всём, что сделали и во что верили.
Новости проникали сюда со «свежими» узниками, а так же с газетами, которые мы штудировали и делали выводы в соответствии со своим опытом. Когда какой-нибудь боевик NAR был арестован или убит, мы уже знали, что через несколько дней будет убит и кто-нибудь, из лагеря «противника»: например, полицейский. И наши предсказания часто сбывались. Это была «вооружённая борьба» в самом худшем виде: стрельба, смерть, кровь и никакой политики. Чистый нигилизм.
Вскоре я встретился с Серджио Калоре, который был недавно арестован и перемещён в «Новару». Он толковал нам о странных вещах: будто бы Ливия вскоре станет сверхдержавой. У них уже были связи с Каддафи. Я знал об этих контактах между «чёрными» и ливийским полковником: заведовал ими один серьёзный синьор, который, вместо того, чтобы делать свою «работу», влюбился в жену одного из сотрудников консульства Ливии и бежал с ней. Смешная история: гормоны и скрип кровати перечеркнули все наполеоновские планы этих «революционеров».
Когда случилась Фолклендская война, наша тюрьма разделилась: одни, во главе с Фредой, поддерживали аргентинцев, некоторые другие англичан. Я не поддерживал ни Лондон, ни Буэнос-Айрес. Я знал, что аргентинские военные творят страшные вещи в отношении тамошних противников режима. И я понял, что дурацкая война за Фолклендские острова являлась лишь «классической» попыткой укрепления внутреннего фронта перед лицом внешнего врага.
Несколько дней в «Новаре» провёл так же и Джузва Фьораванти4. Кто-то из сторонников Фреды хотел убить его тотчас же. Я и Джанфранко Ферро были против этого – мы не хотели попадать в ловушку глупых распрей, расставленную режимом. «Я не позволю, чтобы Фьораванти был зарезан» - предупредил я. Несколькими днями спустя Джузва покинул «Новару» без единой царапины.
1 Гвидо Джанеттини – римлянин, студент военно-технического института, был близок к итальянским спецслужбам. Проходил обвиняемым по процессам, посвящённым организации «Переворота Боргезе» и теракту на Пьяцца Фонтана. В 1985 году был оправдан за недостаточностью улик.
2 Тони Негри – университетский преподаватель, один из основателей «Рабочей Автономии». Арестованный по обвинению в организации вооружённой банды, после он был избран в Палату Депутатов от «Радикальной Партии». Бежал во Францию накануне оглашения приговора, где и живёт и по сей день.
3 Утром в субботу 2 августа 1980 года в зале ожидания железнодорожного вокзала в Болонье взорвалась бомба, унёсшая жизни восьмидесяти пяти человек. 23 ноября 1995 года к пожизненному тюремному заключению были приговорены исполнители теракта – главари «Вооружённых Революционных Ячеек» Валерио Фьораванти и Франческа Мамбро. Среди лиц, осужденных за организацию теракта, так же находился и Лючио Джелли – великий магистр масонской ложи «Propaganda Due» (Р-2).
4 Валерио «Джузва» Фьораванти – лидер NAR, был арестован 5 февраля 1981 года после перестрелки с полицейскими в Падуе, возле одного из местных каналов, где был организован оружейный тайник. Раненый в ногу, он был оставлен своими товарищами в местной конспиративной квартире, где и был застигнут полицейскими. Он и его жена Франческа Мамбро были приговорены к нескольким пожизненным заключениям за многочисленные убийства и грабежи.