8.4. Захват
Пичипельяуэн
В дополнение к операции в Лос Кеньес,
FPMR 21 октября нанёс
ещё 3 одновременных удара в разных частях страны. Одним из них стал захват
деревни Пичипельяуэн в IX
Регионе. Ниже приводятся свидетельство «френтиста», который командовал данной акцией.
«После отделения от
Коммунистической Партии в 1987 году, Национальное Руководство FPMR решило, что
некоторые из нас должны инициировать вооружённые действия в сельской местности.
Я не помню точно, когда это произошло, но я помню, как Рауль Пельегрин сказал,
что «…есть зоны с давними боевыми
традициями – Куранилауэ, Тируа, Лумако, Трайген, Нуэва Империаль, Темуко … Вы
должны там обосноваться, а через несколько месяцев мы свяжемся с вами. Ваша
задача относится к долгосрочной стратегии. Вот деньги на автобус, действуйте, а
через несколько месяцев мы пришлём к вам товарищей. Вы должны стать за это
время уже настоящими местными жителями». Кто-то предположил, что нас
отправляют отнюдь не в города провинции. «В
горы», - предположил я. «Верно»,
- кивнул «Хосе Мигель».
Исполнить миссию без поддержки
Коммунистической Партии было крайне трудно. Мы должны были выстроить всё сами,
то есть найти подходящее место для лагеря, придумать оправдание своему
присутствию в регионе, стараясь выглядеть как законопослушные граждане, не
привлекать к себе внимания, выискивать средства к существованию, находить друзей
среди местных и т.д. Это и многое другое, включал в себя приказ «Обосноваться
на местности».
Стратегия «Фронта» предусматривала
военное присутствие на всей территории страны, а это обозначало, что во все
концы Чили направлялись кадры для развития там военно-политического действия.
Мы оценивали исключительно городские действия как весьма ограниченные,
поскольку в городах режим обладал крупными организованными силами и большой
мобильностью. Мы продолжали следовать стратегии национального восстания,
отброшенной Коммунистической Партией.
Я купил билет на автобус, при этом
соблюдая все меры безопасности, необходимые для человека, путешествующего без
багажа. Приехав на юг, я вышел с автовокзала, словно какой-нибудь невозмутимый
местный – так, по крайней мере, должно было казаться. Весь мой багаж состоял из
небольшой сумки и пистолета.
«Фронт» мне отдал чёткий приказ:
«Не позволять себя арестовывать». Некоторые товарищи исполнили этот приказ
ценой своих собственных жизней. Если же ты всё-таки был схвачен, в действие
вступала вторая директива: «Не говори». Множество было тех, кто действительно
вынес все пытки, и спас, таким образом, локальную структуру. Были и те, кто
умирал от истязаний.
Итак, я прибыл в Лос-Анхелес,
который ограничивал «мою территорию» с востока, а затем двинулся в сторону побережья,
дабы оказаться в самом центре зоны будущих действий. По дороге мне встречались
наверное сотни мелких деревень, но наконец я добрался до Арауко – села, которое
являлось моим центром операций. Здесь мне предстояло обосноваться. У меня не
было никакого опыта партизанской войны, я лишь пару лет жил в подполье. Мне не
было ничего известно о методах сельской герильи, но зато я страстно желал
принести пользу «Фронту».
Проведение плебисцита было
запланировано на 5 октября 1988 года. FPMR приказал активизировать деятельность в сельских зонах. В
середине года меня вызвали в Сантьяго, где я поведал о политической ситуации на
моей территории. К тому времени я уже хорошо освоился здесь, стал, так сказать,
местным. Наша структура была чётко организована: мы создали штаб, изучали
территории и готовили места для прибытия новых товарищей, главным образом – в
Кордильере Науэльбута.
Изложив обстановку, я наконец
получил приказ готовиться к захвату деревни в зоне, где проживают индейцы-мапуче.
Эта акция была оформлена в контексте нашей новой военно-политической стратегии
Патриотической Национальной Войны. Плебисцит мог отнять власть у Пиночета, но
вряд ли военные и правые силы позволили бы ему уйти. Иными словами, баланс
экономических и военных сил явно склонялся в сторону диктатуры.
Подготовка сил тирании началась
ещё задолго до 5 октября, и, как впоследствии подтвердил член Правительственной
Хунты Фернандо Матеи, план Пиночета состоял в отрицании результатов референдума
и введении в Чили «осадного положения», с параллельным запуском нового маховика
репрессий. В этом контексте, когда мы интуитивно чувствовали угрозу со стороны
диктатуры, нашей целью было действовать на опережение, не дожидаясь результатов
плебисцита.
Вернувшись в свою зону, мы
активировали изучение территории и пришли к выводу, что деревней, которую мы
могли бы захватить силами имевшихся в наличии людей, является Пичипельяуэн,
расположенная недалеко от города Капитан Пастене, в IX Регионе. Мы сообщили о нашем решении
в Сантьяго, где, после долгих обсуждений, оно наконец было принято. Но меня
попросили подождать до тех пор, пока руководство не решит, кто же будет
принимать участие в операции. Я надеялся поучаствовать в деле, так как мои
знания о регионе были обширны, но вынужден был молча ждать.
Я не помню, сколько времени
прошло, но однажды пришло сообщение: Национальное Руководство определилось с
датой операции, и я был назначен её шефом. Я был уверен, что меня изберут в
числе бойцов, но я был ошарашен, когда меня назначили ответственным за всё:
прибытие, взятии деревни, отступление, возвращение к нормальному существованию.
FPMR подчёркивал, что
организация не может допустить жертв; конкретной задачей было взять под
контроль деревню, а это обозначало окружение и нейтрализацию репрессивных сил и
распространение нашей пропаганды среди населения.
Курьер связался со мной, дабы
узнать о средствах, которые мы будем использовать. Мы уже имели зону,
подготовленную для прибытия товарищей, и я решил, в хорошей традиции
«родригистских» руководителей, лично избрать тех, кто будет рядом со мной идти
в атаку.
4 октября товарищи уже были
расквартированы в близлежащих городках и горах в ожидании часа нашей операции.
Мы полагали, что диктатура фальсифицирует результаты референдума, но этого не
произошло. Находясь в полной боевой готовности, мы видим триумф народа в горной
зоне мапуче. Эта ситуация сигнализировала, что операция, как минимум,
откладывается на неопределённый срок. Я должен был связаться с руководством.
Через неделю я встретился с его представителями, они спросили, каково моё
мнение обо всём произошедшем. Я, не задумываясь, ответил, что готов к операции,
независимо от итогов плебисцита. Я сказал, что референдум ситуацию в стране не
изменил: диктатура продолжала находиться у власти, репрессии не прекращались.
«Все наши товарищи думают точно так же», - сообщили они, - «но они рассматривают вопрос глубже, нежели
ты. Эта акция – это не просто голый волюнтаризм». Один из руководителей
пристально посмотрел на меня. «Ладно,
брат, мы начнём действовать 21 октября, мы покажем им, как проворачивать сделку
по сохранению диктатуры за спиной народа. Они продают будущее народа, торгуя
его интересами. А народ требует реальных перемен, а не теневого дележа власти.
Мануэль ударит 21 октября, и успех вашей акции будет частью этого справедливого
удара».
Ситуация была напряжённой. Я
вернулся в район своих действий, после чего, поднявшись в горы, сообщил о
решении назначить меня руководителем операции находившимся там товарищам.
Большинство из отряда составляли
индейцы-мапуче, очень хорошие бойцы. Наша партизанская база была оборудована
всем необходимым: спальными местами, кухней, медпунктом, стрельбищем,
наблюдательными постами. Местоположение нашего лагеря содержалось втайне, так
же, как и направление будущего действия, о котором не знали даже сами бойцы.
За несколько дней до 21 октября мы
начали готовиться к захвату деревни. У нас не было никаких контактов с
остальной структурой «Фронта», мы были полностью автономны. Единственным
средством общения с руководством являлись письма.
Для взятия Пичипельяуэн мы
обладали 12 комбатантами, являющимися штурмовой группой, и 6 бойцами,
составлявшими группу прикрытия. В задачу этой последней группы входило
перекрытие дороги в деревню за несколько километров от неё самой; группа
прикрытия фактически действовала независимо от центрального отряда. Это
предотвращало прибытие возможного полицейского подкрепления, которое сумело бы
задержать наш отход.
Ещё шестеро бойцов были отряжены
на отвлекающую саботажную акцию в Темуко, где планировалось подорвать несколько
опор линии электроснабжения, вызвав тем самым небольшой «блэкаут».
В ночь перед выходом вернулся
товарищ, посланный на сбор бойцов с севера региона. Вернулся один. Они не
приехали, и я не знаю до сих пор почему. Это заставило меня срочно изменить
планы: центральный отряд теперь насчитывал только 10 комбатантов, шестеро из
которых практически не имели никакого боевого опыта. Ещё четверо имели
кое-какую подготовку: двое были кадровыми бойцами FPMR, двое других – милиционерами.
Я хотел бы сказать, что если бы в
моём распоряжении имелось два или даже один боец, как бы это не выглядело
странным, я бы всё равно попытался исполнить возложенную на меня миссию. Это
даже не обсуждалось.
Я никогда не забуду момент выхода
из лагеря. Мы прощались с товарищами из группы поддержки, которая полностью
состояла из мапуче. Я обнял каждого из них, и, я думаю, с тех пор у меня
осталась привычка обнимать по возможности каждого своего брата, в знак
товарищества. Что-то вроде боевого напутствия, выраженного в объятиях.
Мы вышли на пустырь, как вдруг
один из бойцов-мапуче подошёл ко мне и сказал: «Шеф, мои люди хотят попрощаться». «Чего-чего?» - переспросил я. «Да.
Так как мы идём сражаться, они решили поддержать нас. Их сила будет пребывать с
каждым из нас, включая и тебя, хотя ты и не являешься мапуче», - пояснил
он. Я не успел никак среагировать, как вдруг с четырёх сторон мы были окружены
большим количеством индейцев всех возрастов. Я построил бойцов. Мы вооружённые
стояли перед ними. Взошла луна, её свет позволял различить лица этих суровых
людей. Меня окружили женщины-мапуче, размахивавшие ветками деревьев, и,
распевая какие-то куплеты, которые я не понимал; они начали хлестать меня
ветвями. Потом тот же ритуал был проделан с каждым нашим бойцом. Старик-индеец
сказал нам: «Вы не проиграете. Сохраняйте
спокойствие, это позволит вам правильно мыслить. Мы все с вами, природа
позаботится о вас».
Несколько товарищей чилийцев
оказались объектами особого внимания и заботы со стороны индейцев, и я не мог
скрыть своего изумления. Не помню, сколько прошло времени, но, в конечном
итоге, я отдал приказ: «Выдвигаемся!». Сформировав колонну, мы вдруг остались
совсем одни. Мапуче исчезли столь же мгновенно, как и появились. Мы начали движение.
Мы должны были идти всю ночь, и мы
это сделали. Каждый боец был одет в зелёно-оливковую форму, имел винтовку,
персональный паёк и хорошие резиновые сапоги. На рассвете 20 октября, прибыв в
окрестности деревни, мы разбили лагерь. Мы делали гранаты и ждали. За время предыдущих исследований, мы узнали,
что данная территория отличается спокойствием и тишиной, поэтому могли
позволить себе несколько расслабиться перед операцией. С наблюдательного пункта
мы видели повседневную жизнь деревни, полицейский участок, патрульный
автомобиль. Всё было тихо.
Атака должна была начаться ночью
21 октября. Сгустившаяся темнота неожиданно придала нам сил и уверенности. В
соответствии с боевым порядком, мы разделились на две группы, действовавшие в
пределах видимости друг друга. Когда мы подошли к окраине деревни, начался
сильнейший ливень. Сразу же все бойцы промокли, стало очень холодно. По дороге
нам встретились несколько местных жителей, которые долго смотрели нам вслед. Но
темнота и дождь вскоре скрывали нас от их взглядов.
За домом рядом с полицейским
участком мы снарядили мощное взрывное устройство, которое сделали ещё в лагере.
Мы начали приближаться, и один из товарищей закинул бомбу прямо на черепичную
крышу здания. В окне появился полицейский офицер, который, увидев нас, тут же
спрятался обратно. Мы же смотрели вверх, ожидая взрыва. Но взрыва не произошло.
Казалось, что дождь каким-то образом погасил бикфордов шнур. Мы приняли решение
атаковать незамедлительно, не дожидаясь, пока взволнованная полиция приготовится
к сопротивлению. Но вдруг с крыши повалил дым, и мы отпрянули назад. Минуты
тянулись бесконечно. Раздался мощнейший взрыв, снесший крышу участка. После
этого я бросился к двери, двое других товарищей заняли позиции по периметру
фасада. Я нажимал на курок, пытаясь стрелять в дверь, но выстрелов не
последовало. Чёртову винтовку заело…Наконец, я выбил дверь, и товарищ,
сопровождавший меня, открыл огонь. Ни души. Остальные бойцы понеслись к месту,
где обычно парковался полицейский автомобиль. Но его там не оказалось.
Все огни в домиках, окаймлявших
главную улицу, резко потухли. Полицейские, численность которых мы не знали,
просто сбежали через заднюю дверь участка. Я так предполагаю, потому что мы не
обнаружили никого внутри разрушенного здания. Хотя мы прочесали только первый
зал, так как в остальные комнаты из-за завалов было не войти. Убедившись, что
никого нет, мы высыпали на улицу и начали палить в воздух. Товарищи-мапуче
выкрикивали лозунги на своём языке. Мы поддержали их слоганами «Да здравствует Лаутаро! Мы твои дети,
Лаутаро!». В дополнении к этому, мы скандировали и другие речёвки, самая
популярная из которых повествовала о матери Пиночета.
Дождь не прекращался. Я бы сказал,
благословенный дождь, потому что он защищал нас. Но, с другой стороны, разбрасываемые
нами листовки, падали в грязь. Мы прошли к школе, а затем двинулись по главной
улице. Мы исполнили задачу: деревня находилась под нашим контролем,
репрессивные силы растворились как дым.
Через некоторое время мы перегруппировались,
и я подал сигнал к отходу. Из полицейского участка так никто не появился. К
моменту рассвета, мы должны были отойти от деревни на значительное расстояние.
Промаршировав колонной несколько часов, мы, на одной из полян, под дождём и
периодически проглядывавшейся луной, образовали круг. Здесь мы должны были
разделиться: четверо пойдут в одну сторону, шестеро – в другую. Расставание
было очень эмоциональным.
Моя группа из четырёх человек
должна была идти ещё три ночи, чтобы достичь безопасного убежища. На рассвете
первой ночи мы по портативному радио услышали новость, распространившуюся по
всей Чили: в разных частях страны были одновременно исполнены захваты четырёх
деревень, в дополнении к этому серия акций была осуществлена в самом Сантьяго.
Только теперь мы поняли масштаб операции, в которой приняли участие. Мы начали
думать о товарищах, принявших участие в других акциях. Мы чувствовали гордость
за то, что мы единый «Фронт».
В первую ночь отступления мы
должны были сменить нашу промокшую одежду и спать в пластиковых мешках голыми,
для сохранения тепла. Вторая ночь охарактеризовалась огромным количеством
подъёмов и спусков, мы просто не чувствовали своих ног. И опять день мы провели
в отдыхе. В последнюю ночь мы без труда достигли нужного нам пункта, где взяли
лодку для того, чтобы пересечь озеро. Плыли несколько часов, прежде чем наконец
достигли базы. Почистив оружие, мы немного поспали, после чего направились в
сторону дороги, где нас уже поджидали два автомобиля. Одетые в гражданское, мы
выехали из зоны.
Я должен был ехать в Сантьяго для
того, чтобы встретиться там с Пельегрином и другими руководителями. В столицу я
прибыл 26 октября. Присутствовали все главари проведённых операций, кроме
представителей группы, действовавшей в Лос Кеньес. Не было и «Хосе Мигеля»,
который, как я узнал от другого товарища, так же участвовал в захвате Лос Кеньес.
Мы были крайне расстроены этим фактом, но в то же время беспокоились его
отсутствием.
Обмениваясь мнениями о проведённой
операции, мы по-прежнему надеялись на прибытие главного руководителя. Через
несколько дней мы прочитали в газете, что он был найден мёртвым в реке вместе с
«Тамарой». Новость тяжело травмировала нас. «Хосе Мигель» понимал, что он
должен участвовать в акции, дабы подать пример остальным, и продемонстрировать,
что он является истинным руководителем, а не кабинетным болтуном».
